Евгений Канев. Скупые краски вечной тишины

Причудливые облака на небе, излом веток на фоне февральской лазури, деревянные старожилы городов и деревень… Вглядываюсь в картины – и внезапно понимаю, что это и есть вечность, остановленная художником.

Обрести непросто чудо, отразить непросто сказку,
Отыскать непросто душу в простоте скользящих дней.
Ты постиг премудрость детства, чтоб набрать в палитру краски,
Увидав лампад свеченье в звёздном отблеске огней.
Уезжал в лихие дебри, убегал в былую небыль,
Прорастил святую церковь сквозь разрушенный сарай,
На холсте сквозь арки радуг растворил все краски неба,
И привёз в родимый город заповедный русский край.
Жизнь опять теплом повеет, воскресив былого тени,
Поспеши судьбе навстречу, как мальчишка солнцу рад,
И в багряных листьях клёнов, в ярких звёздочках сирени,
В светлом кружеве берёзок отрази искристый взгляд.
 

Евгений Порфирьевич Канев пришёл в пейзажную живопись из театра и кино. На киностудии имени Максима Горького он участвовал в создании более двух десятков фильмов, среди которых и «Эскадрон гусар летучих», и «ТАСС уполномочен заявить», и «Чёрная акула», и «Идеальное преступление», и «Марка страны Гонделупы»…

Как правило, мир кино с его ярмарочной образностью увлекает художника фантазийностью, празднично раскрепощает стихию плоти с её полутонами чувств, вдохновляет формотворчество, расщепляя подсознание на его составляющие, чтобы затем сложить из них параллельный мир внешнего жеста и парадокса.

Но даже в это время Канев стремился раскрыться мистически, а не лицедейски. Может быть потому, каждая кинокартина, в которой он принимал участие как декоратор, художник комбинированных съёмок или художник-постановщик, обретала особое возвышенно-духовное звучание.

Тончайшая гармония мягких цветовых отношений – неба, земли, воды, деревьев – рождали под его кистью ощущение невидимого движения хрустального воздуха. Ритм хрупких стволов, их отражение в воде словно давали начало прозрачной и лёгкой мелодии, заполняющей пространство кинокартины. И в этом он, безусловно, продолжатель традиции мастеров пейзажной живописи настроения – Алексея Кондратьевича Саврасова, Исаака Ильича Левитана, Аполлинария Михайловича Васнецова, Фёдора Александровича Васильева.

Работа гуашью по сырой бумаге, к которой Евгений Порфирьевич обращался всякий раз, когда возникали перерывы в съёмках, потребовала от художника исключительного напряжения душевных сил и большого творческого вдохновения. Светоцветовое преображение материи в его творчестве обусловлено надприродной Божественной волей, а не капризом колористического вкуса. Пейзажи художника – это сама русская природа с её неброской прелестью и неизъяснимо тонким очарованием. Он оценил тихую красу старых, искривлённых берёз, луж подтаявшего снега, старенькой церкви с облупившейся штукатуркой или колокольни, устремлённой к небесно-запредельному миру. Зачастую его картины носят условные названия. Это и понятно: разве можно невыразимое заключить в слова...

– Я купил небольшой домик в ярославской области, где теперь провожу по три-четыре месяца… Я же по образованию декоратор, мне интересно построить что-то своими руками – крыльцо, баньку, – признаётся он.

Здесь, в гармонии с природой, раскрывается его талант как живописца. Для своих работ он выбрал оригинальную технику: Канев пишет гуашью по мокрой бумаге – листы перед работой специально увлажняет.

– Гуашь считается подсобным материалом, пригодным лишь для театральных эскизов, а я пытаюсь сказать, что в ней заложена масса возможностей. Эта краска соответствует моему характеру – такая же подвижная, полнокровная, – уточняет он.

Пейзаж становится основным жанром творчества Канева. Зрителям удаётся почувствовать художественный принцип мастера, очароваться не видимостью изображения природы, а ощущением первозданности мира. В своей уединённой мастерской и сакральном молчании, он нащупал единый луч, связующий душу и её Творца, сумев отразить в красках эту незримую тайну. И зрителям удастся почувствовать художественный принцип мастера, очароваться не видимостью изображения природы в пейзаже, а ощущением первозданности мира. Краски, звуки, запахи, морская прохлада и степной жар – любое новое впечатление, встреча с интересным собеседником даёт мастеру мощный стимул для творчества. Но красота мира для него – уходящая натура, боль и внутреннее благородство. В каждом новом полотне художника встают они незримой тенью.

В книгах отзывов на его персональных выставках неизменно появлялись трогательные записи: «Ваши работы позволяют окунуться в благостное, благоговейное состояние», «Бог везде, сквозь всё, в сердце человека», «Здорово, что взрослый человек не утратил детской веры, хранит её в сердце, дарит её другим».

Своё вдохновение Евгений Порфирьевич черпал в исконно русских духовных центрах – Раифа, Соловки, ярославские заповедные края, старая Казань – и равновесие, устойчивость в мире и человеке зазвучали в дивной стройности и певучести линий его полотен. «Мосток рыбака», «Лесная седина», «Лужам трудно оторваться от земли», «Речка Ашит», «Одинокая лодка»… Немногословный в жизни, художник и в каждой из этих картин исповедует умную молитву, невыразимую в хитросплетении слов. А о своих секретах мастерства говорит обычно так:

– Если что-то получилось, то это ангелы водили моей рукой. Ну, а если же что-то не удалось – сатана нашептал.

Но каждая новая персональная выставка известного казанского художника, участника многих региональных, областных и республиканских выставок вновь и вновь доказывает, что неудач у него не бывает.