Нафиса Хайруллина: «Не хочу сглазить!»

 Нафиса Шамилевна Хайруллина родилась 3 февраля 1988 года в Казани в семье актрисы театра Камала Фирдаус Хайруллиной. В 2008 году окончила актерский факультет Казанского государственного университета культуры и искусств (курс Ф. Бикчантаева, педагоги: Р. Бариев, Р. Фазлыев) и принята в труппу театра Камала. Сыграла на сцене театра около двух десятков ролей, снималась в кино и в рекламе. Живет и работает в Москве. Замужем, имеет сына. 

Нафиса – театральный ребенок, который считает камаловский театр своей семьей. Первые сценические шаги она сделала в родном театре – с 2008 года молодая актриса сыграла порядка двух десятков ролей. Самая известная роль – Камар в постановке Фарида Бикчантаева «Кукольная свадьба» 2009 года, которая принесла ей «Триумф» (ежегодная театральная премия Министерства культуры РТ «Тантана»).

 
Первая роль Нафисы в кино – казанский полный метр «Орлы» 2009 года. А первой работой в Москве стал сериал «Ясмин» (реж. К. Заруцкая, В. Каминский), премьера которого состоялась на Первом канале в 2013 году. Татарская актриса играла эпизодическую роль, которая должна была к концу истории «вырасти» в одну из главных. Несмотря на то, что сериал сняли с эфира, талантливую и красивую актрису заметили многие. Зрители назвали ее «самой обаятельной актрисой в сериале», «подлинным бриллиантом чистейшей воды». После она снялась в других кинопроектах: фантастической мелодраме Александра Котта «1001», восьмисерийном приключенческом фильме Юрия Музыки «Временщик», в детективном сериале Кирилла Белевича «Второе зрение». В 2018 году на Казанском международном фестивале мусульманского кино состоялась презентация проекта «Золотая орда», где отметились Юлия Пересильд, Сергей Пускепалис, Эльмира Калимуллина, а также Нафиса Хайруллина.

На данный момент актриса взяла тайм-аут, потому что стала мамой и все силы отдает воспитанию сына. 

– Нафиса, почему ты согласилась на это интервью? 
– Не хочется отвечать на банальные вопросы, а о личной жизни говорить не готова, так как я суеверный человек. Не хочу сглазить. Согласилась, потому что хорошо тебя знаю, ты тоже дитя театра, интересный журналист. Вижу, что журнал «Идель» стал современным, прямо зажил, поэтому решила не отказываться от разговора.

– Считается, что у актерских детей необычное детство…
– Детство у меня было счастливое, но закончилось оно в пятнадцать лет, когда мамы не стало. Говорят, ты – ребенок, пока живы родители. Это так. До пяти лет мама меня воспитывала по японскому методу, когда ребенку все позволяется. Вплоть до того, что могла ходить по столу и сбрасывать ногами посуду. А после пяти лет началось жесткое воспитание. Но, спасибо маме, без рукоприкладства. Она просто никуда не отпускала, заставляла читать, у меня даже была антипатия к книгам. Мы проводили лето на даче в Студенцах («актерский» дачный поселок на берегу Волги – прим. ред.), все идут купаться, а мы с мамой учим арабский алфавит. В тот момент для меня это было как наказание. Сейчас я понимаю, что это было нужно, это повлияло на мой характер. Я рада, что мама вложила в меня понимание, что духовные ценности важнее материальных, словами, действиями, примером. И в людях я ценю эти качества.

А театр для меня был чем-то божественным, артисты – небожителями. Наверное, потому что запретный плод сладок – мама редко водила меня в театр. Она не хотела, чтобы я связала судьбу со сценой. Дети любят красоту, наверное, поэтому я любила Алсу Гайнуллину – она всегда была ухоженная, приятная, даже на даче. Азгар Шакиров вызывал у меня двоякие чувства – он казался мне хорошим, но мне не нравилось, что он собирал компанию артистов для игры в карты, а я была вынуждена ждать маму в другой комнате. Сейчас я его безумно люблю. У нас был прекрасный дуэт в «Кукольной свадьбе», обожаю его как актера. А вот Нажибу Ихсанову я считала плохим персонажем. Я говорила маме, что она злая (смеется). На самом деле она прекрасный человек и очень хорошо ко мне относилась, когда я пришла в театр. Я благодарна богу, что успела пообщаться с такими корифеями, с историей. Режиссера Празата Исанбета я считала своим другом, мы с ним часто играли в футбол. Правда, когда он мне попал по лицу мячом, я очень разозлилась и обиделась. Марсель абый (Салимжанов – прим. ред.) для меня был глыбой, я его очень боялась. И в то же время, он был мне интересен. Как я узнала потом из рассказов мамы, он собирался сделать из меня классную актрису, но мама категорически возражала. Конечно, было бы интересно поработать с Салимжановым, жаль, что не получилось. Но хорошо, что я его хотя бы застала при жизни. Они с его женой Гульнар апа приходили к нам в гости на даче, он даже со мной играл – я руководила игрушечной кухней грузинской, а он мне заказывал шашлыки и вино. Говорят, я станцевала для него ламбаду в «платье Изауры» (тогда был популярен этот сериал, и я попросила мне сшить такое же платье), и он был в восторге. 
Вообще, мама меня приводила в театр только на новогодние елки. Помню, мы случайно пришли в театр на спектакль «Русалка, любовь моя» («Су төбендә сөйгәнем»), где дети театра переодевались в русалок. Их была целая куча в коридоре, они меня звали с собой на сцену, но мама категорически была против. Так что, закулисной «банды» у меня не было, зато была своя компания в Студенцах, и я там была лидером. Сейчас пересматриваю видео с тех времен – я там бандерша, гопник такой, сижу на корточках в окружении детей. Йусуфчик (Бикчантаев – прим. ред.) до сих пор вспоминает, как мы его не принимали в свою компанию и обкидывали камнями. Потом, когда мы уже повзрослели, я перед ним извинилась. Но он даже не обижается, говорит, что было весело. 

– Мама тебя закаляла, на даче ты до самых холодов бегала босиком, смуглая, взгляд исподлобья, могла и сказать что-то колючее. В общем, Маугли…
– (смеется) Этого взгляда многие взрослые побаивались. Актер Ильдус Габдрахманов однажды меня на съемках поднял, а я его поцарапала аж до крови, боялись, что шрам останется. Точно, Маугли. У нас дома всегда собиралась компания актеров, режиссеров, сидела за столом. А я помню, что я однажды сказала: «Пусть этот дядя уходит, у него ноги вонючие». И так несколько раз, он сидел, весь красный. Я и до сих пор говорю всегда в глаза, то, что думаю. Наверное, многие мои проблемы были из-за этого, но мне так проще, на душе ничего не остается.
– А как сложились отношения со школой?
– Не просто. Конечно, я сегодня смотрю на все это с юмором. Первой моей школой была вторая гимназия – воспитанные дети, отличное образование. Когда мы переехали, пришлось поменять школу. Новую школу я не воспринимала вообще. Если ребенок чуть выделяется, учителя его гнобили. Помню, сердце колотилось и руки потели, когда я переступала порог класса физики. Не дано мне знать точные науки. Зато сочинения у меня шли на ура, учительница в слезах обнимала. Сочинять я могла бесконечно, и меня просто переполняло. Учителя отчитывали меня за то, что мама не приходит в школу на собрания – постоянно была на работе. Окончив школу, я сыграла несколько ролей, после чего они стали меня приглашать как почетного гостя на юбилей школы и т.д. Говорить разные приятности, комплименты. Так все меняется неожиданно…
Мой совет родителям – внимательнее относитесь к детям, прислушивайтесь. Мама говорила – разбирайся сама во всем, этим она хотела сделать меня сильнее, чтобы я могла выживать, оставшись одна. Наверное, это и помогло, но я другого мнения. Кто знает, что ждет малыша в будущем, так что я буду баловать и сюсюкать. Буду делать все, чтобы мой ребенок кайфовал, хотя меня за это ругают.

В переходном возрасте я замкнулась в себе. Я даже поздороваться толком не могла к негодованию мамы – в театре принято со всеми здороваться и улыбаться. А я была хмурой не от высокомерия, как многим казалось, а оттого, что стеснялась всегда жутко. 
– Ты пошла в актерскую профессию вопреки желанию мамы?
– Когда я была совсем маленькой, мне так хотелось выйти на сцену, я была готова просто деревом на сцене постоять. А когда стала чуть старше, это желание стало непреодолимым. Но мама не давала даже пикнуть на эту тему. Хотя я потом узнала, что она уже готова была сдаться. Шамиль Зиннурович (Закиров, покойный директор театра Камала – прим. ред.) посоветовал ходить в театральный кружок. Когда я впервые пришла туда, дети читали стихотворения. Меня поразило, как можно так эмоционально читать. Там меня немного раскрепостили. Хотя застенчивость мне всегда мешала. 
Когда я заканчивала школу, параллельно я училась на первом курсе института культуры. Театральный курс был хорошей «отмазкой» от школы, я часто пропускала занятия, особенно последние уроки. А с занятий в театральном мне приходилось раньше уходить, так как мне попадало от тети (она меня воспитывала после ухода мамы), что я так поздно прихожу, потому что мне нужно было рано вставать в школу. Я отпрашивалась, педагогам это не нравилось. 
Запретный плод сладок. Поэтому я пошла в актрисы и поэтому постриглась. У меня были очень длинные волосы – ниже пояса. Это для меня была большая проблема. Мне приходилось спать с косой, она утяжеляла голову. После купания мне приходилось расчесывать, это было мучение. Мама запрещала стричься. 

Мама ограждала меня от актерской профессии, потому что хотела, чтобы у меня была полноценная семья. Но в наше время эта профессия не мешает создавать прекрасную семью. В их время это было тяжело, потому что они постоянно были на гастролях. И во-вторых, это очень зависимая профессия. У нас с мамой такой сложный характер – мы не можем подчиняться. Нам свойственно свободолюбие, говорить, что думаешь, борьба за справедливость. В этой профессии тяжело выжить с таким характером.

– Годы учебы на актерском отделении тоже складывались не гладко?
– Первые этюды у меня не получались. Серьезно я к этому не относилась. Пришла я на первый курс деревянная, ничего не умела. Это потом меня как-то раскачали. Мои однокурсники очень серьезно готовились к этюдам, неделями. Помню, задали этюд-наблюдение. Неделю надо было за кем-то или чем-то наблюдать, а потом показывать. Я не наблюдала. Что-то придумывала за полчаса и показывала. Но это особо не прокатывало. Наш педагог, помню, после очередного неудачного этюда на меня разозлился (ему надоела моя халатность) и сказал: «Ты – человек, который тянет татарский театр назад». Эти слова меня убили, и я даже хотела уйти.

– Как же ты оказалась в труппе театра? 
– В 2007 году меня взял в свою постановку ученик Рифката Исрафилова (советский российский актёр, театральный режиссёр, театральный педагог, профессор Оренбургского государственного института искусств – прим. ред.) Эдуард Шахмаев на роль Надимы в спектакле «Корова» по сказке Назима Хикмета. Это была моя большая первая роль, благодаря которой я осталась в камаловском театре. После окончания вуза педагог сказал, что пересмотрел свое отношение и что берет свои слова обратно (смеется). Мне совершенно не понравилась моя первая работа, но после нее все и пошло. Вообще, если честно, не было такого дня, когда я после сыгранного спектакля считала, что я отработала и сыграла на сто процентов. Было какое-то удовлетворение от отдельных сцен. 
Знаешь, репетировала я всегда с таким надрывом, эмоции переполняли. Очень переживала, когда что-то не получалось, особенно когда попадала к режиссерам, которые случайно пришли в эту профессию. Ты от себя все делаешь, а он тебе не дает задачу, и все – ступор, дальше ничего не идет. Для меня это был настоящий кошмар. Самые приятные эмоции и удовлетворение я получала от работы в спектакле «Кукольная свадьба». Это был такой ураган, я репетировала, потом приходила в гримерку, плакала, успокаивалась, шла репетировать. Второй акт уже пошел легче. Но я надеюсь, что моя настоящая большая роль еще впереди.
– На московские съемки ты тоже попала случайно? 
– В тот момент в театре у меня был период застоя. Я стала рассылать свои резюме в московские кинокомпании по совету коллег, которые это уже давно проделали. Создатели русско-турецкого сериала «Ясмин» нашли меня в картотеке «Мосфильма». Мне очень понравилось работать в этом проекте, там был потрясающий коллектив, нам друг с другом было интересно. Режиссер мною был доволен – мне его слова передавали гримеры. Хотя и тут мне мешал мой характер. Один гример даже приговаривал: «Да, Нафиса, а когда ты станешь звездой, что будет?». Жаль, что сериал не пошел. Образ моей героини должен был развиться чуть ли не до уровня главной роли. Но ничего, значит, так должно быть.

С сериалом «Ясмин» получилось вообще забавно. Когда я заполняла анкету для «Мосфильма», мой друг, очень известный человек, посоветовал мне в графе «Языки» указать знание турецкого. Я турецкий понимала совсем чуть-чуть, только отдельные слова, которые похожи на татарские. Он сказал, чтобы я обязательно указала знание турецкого, потому что сейчас турецкие сериалы востребованы. Я последовала совету и забыла об этом. И я даже не подозревала, что в этой роли мне придется говорить на турецком. Когда я получила свою роль, там турецких реплик было не так много, я наняла репетитора в Казани, занималась, заучивала текст. Это давалось тяжело, потому что я привыкла импровизировать. А съемки шли беспрерывно, и я не успевала заучивать текст. Я начинаю играть, разбавляя турецкую речь татарским. Эту тарабарщину никто не понимал, но мои партнеры меня не сдавали. Есть выражение «татар башын татар ашый» («татарин есть татарина»). Поэтому, когда вышел сериал, больше всего критики и негатива в интернете было именно от моих родных татар, а представители других национальностей защищали. Это дошло до продюсера Дениса Евстигнеева, до кастинг-директора, они сделали замечание, но как-то нормально к этому отнеслись, понимая, что я просто в таком темпе не успеваю заучивать текст. Конечно, это ляп, такого не должно быть, но от «чужих» было больше понимания, чем от «своих». 

Потом та же команда пригласила меня сниматься в другом проекте. Я помню, я пришла, а Денис Евстигнеев поприветствовал меня и поздравил с «реинкарнацией». 
Про «Золотую орду» могу лишь со стороны рассказывать, потому что в этом проекте у меня было очень мало съемочных дней. Роль была малюсенькая. Хотя я считаю, что не бывает больших и маленьких ролей, это моя работа, и она мне очень нравится. Но сам съемочный процесс прочувствовать я не успела. Но я успела заметить, какая сплоченная и сильная команда там работала, хотя условия были очень трудные, нужно было рано вставать. Было холодно, эти клещи. Я помню, одного сняла с одежды уже в самолете. Но большой респект создателям этого огромного многонационального проекта. 
–  Твоя национальность тебе не мешает делать карьеру в Москве? 
– Я не фанатичная татарка, но я не понимаю тех, кто стесняется своей национальности. Есть плохие люди, есть хорошие люди в любом этносе. В Москве я чувствую себя комфортно. Это произошло не одномоментно. Получилось само по себе. Были какие-то съемки, встречи. Я очень полюбила Москву, здесь ко мне хорошо относятся. Когда узнают, что я – татарка, сразу вспоминают, что у них в роду были татары. У каждого человека в роду, как оказалось, есть татары. Хотя бы прабабушка, но есть.

Конечно, когда я жила в Казани, многое и часто мне не нравилось, со многим я была не согласна. Но уехав, как-то обо всем забыла. Наверное, потому что скучаю, люблю. Правда, очень скучаю. И у меня получается выбраться на родину в год хотя бы один – два раза, я обязательно прихожу в свой родной театр. Камаловский – это мой любимый дом, это моя вторая семья, люди, которых я люблю. Это как моя родня. Они мне очень близки. И наверное, я не могу даже о них судить объективно.

– Что ты используешь в воспитании своего ребенка от мамы и что никогда бы не стала делать?
– Может быть, мама меня правильно воспитывала. Но я бы так не смогла. Я очень мягкая с ребенком. Сын вьет из меня веревки. По-другому я не могу. Мы же не знаем, что детей ожидает в будущем. Поэтому их надо любить, лелеять. Может, это и не правильно, но я по-другому не могу. Я во всем так – полностью отдаюсь, все позволяю, если люблю. Я сыну по-хорошему объясняю, что можно, что нельзя, даю ему все потрогать, пощупать, пусть он познает мир. 

Я благодарна маме за то, что она никогда не показывала своих слез. Потому что настолько ее любила, что мне было бы больно видеть ее переживания. У меня перед глазами мама – сильная, волевая, свободолюбивая женщина. Спасибо, что она была сильной. И я, наверное, сама такая же. Иначе я бы не выстояла.

Жаль, что она не проводила со мной больше времени. Но это не вина мамы, это ее профессия. Если бы можно было ее поменять, она бы поменяла, возможно. Но время было другое. Я оставалась у соседей, у родственников. Помню, я очень плакала, когда мама уезжала на гастроли. А став взрослее, я уже не показывала слез. Она уже болела и собиралась на свои последние, как оказалось, долгие гастроли, и у меня произошла такая страшная истерика! К нам пришел репетитор, и я стала плакать, что не буду заниматься. Наверное, это было предчувствие, потому что ее уже через месяц не стало, я хотела с ней больше времени проводить. Но вообще, интуиция у меня всегда была очень сильная.

Я стараюсь быть всегда рядом с сыном, от этого он будет увереннее в себе, будет чувствовать себя защищенным. Я не готова так работать, чтобы уезжать на месяцы в экспедицию или каждый день работать в театре с утра до вечера. Для тонуса и для развития мне будет достаточно одного проекта в год. Останавливаться нельзя, и я не смогу без работы, но в приоритете у меня семья и ребенок. И я считаю, что при этом нельзя забывать о себе – ребенку нужна здоровая и счастливая мама. Нужно за собой следить, ухаживать.
Конечно, хотелось бы поработать в кино, сняться в большой роли. Посмотрим, может, судьба подарит мне такой шанс. Если появится такая судьбоносная роль, я бы была очень рада.

Фото из личного архива