Логотип Идель
Эксклюзив

Потайные тропы ФАРИДА БИКЧАНТАЕВА

С главным режиссером камаловского театра, председателем Союза театральных деятелей РТ Фаридом БИКЧАНТАЕВЫМ мы гуляем по местам его детства и юности – и даже забираемся на крышу Дома Актера. Бикчантаев делится самым сокровенным: здесь он произнес пророческую фразу, и она в точности сбылась и изменила всю его жизнь; тут он первый раз заговорил со своей сестрой, о существовании которой узнал лишь в двадцатилетнем возрасте, а в этом здании впервые услышал выступление ВИА и немедленно записался в ансамбль.

С главным режиссером камаловского театра, председателем Союза театральных деятелей РТ Фаридом БИКЧАНТАЕВЫМ мы гуляем по местам его детства и юности – и даже забираемся на крышу Дома Актера. Бикчантаев делится самым сокровенным: здесь он произнес пророческую фразу, и она в точности сбылась и изменила всю его жизнь; тут он первый раз заговорил со своей сестрой, о существовании которой узнал лишь в двадцатилетнем возрасте, а в этом здании впервые услышал выступление ВИА и немедленно записался в ансамбль.

КАК МНОГО МОЛОКА!
Когда я родился, меня принесли в знаменитый дом «Бегемот» на улице Ленина, где после окончания студии ГИТИСа получил комнату в коммунальной квартире мой отец Рафкат Бикчантаев. Всей семьей мы прожили там совсем недолго: вскоре родителям дали квартиру на улице Космонавтов, и мы переехали туда.

Мне очень нравилось это название – Космонавтов. Меня переполняла внутренняя гордость оттого, что я живу на улице с таким возвышенным именем. В то время все, что было связано с космонавтикой, казалось нам, советским мальчишкам, очень романтичным. На одном из домов нашей улицы было выложено панно с изображением космонавта. Когда мы с мамой шли домой с остановки пятого трамвая, всегда проходили мимо него. Это панно меня завораживало. Рад, что оно сохранилось до сих пор.

Почему-то первые годы жизни ассоциируются у меня исключительно с зимой. Санки… Мама (народная артистка РТ, заслуженная артистка РФ Наиля Гараева - прим. ред.) вспоминает, как однажды, увидев за окном первый снег, я восторженно воскликнул: «Смотрите, как много молока!»

Мне было четыре, когда мне купили первые лыжи. На их носках был нарисован съезжающий с горы мишка, и    мама, обучая меня кататься, говорила: посмотри внимательно, как    катится    мишка,    и сам катись так    же. И,    действительно, я так и    научился! Мне    очень нравилось кататься с маленькой искусственной    горки за домом, ходить на лыжные прогулки    с отцом… Что еще я помню из    раннего детства? Как мы с отцом делали кормушки для птиц, как он    читал мне, как    я впервые пошел в детский сад. Не знал ни слова    по-русски, и ко     мне приставили нянечку: она    учила меня русским словам, чтобы    я мог общаться с другими детьми… Сохранилось множество моих детских фотографий, сделанных отцом. Это было его    страстное хобби, ведь    отец был еще и талантливым художником: в    свое время он    закончил художественное училище…

ПЕРЕЕЗД НА ПОДЛУЖНУЮ
В мои пять лет родители расстались, и мы с мамой переехали с Космонавтов на Подлужную.

Я оказался совсем в другом мире! Асфальта еще не было, машин – тоже, повсюду грязь, песок... Я был уверен, что улица называлась так из-за многочисленных луж. Потом мне объяснили, что дело в богатых лугах на берегу Казанки: еще в мамином детстве местные жители пасли там коров и коз...

Наш дом был двухэтажным. Его построили в 1910 году – на фасаде была надпись... В этом доме родились мои бабушка, мама, все тети и дяди. Прабабушка жила там.
Во дворе был палисадник. Удивительный дом! Его снесли совсем недавно. Несколько лет назад я проезжал мимо, попросил водителя съехать с моста. Дом был почти разрушен, там давно никто не жил. Была зима, снег по колено. Я зажег в телефоне фонарик, попытался войти... Детство!

НИ КАПЕЛЬКИ НЕ СТРАШНО
Когда мне было шесть, мама сказала, что я уже взрослый и мне пора оставаться ночевать одному. Бабушка работала тогда в кинотеатре «Вузовец», последние сеансы заканчивались в двенадцатом часу. Мамины вечерние спектакли тоже шли допоздна.
Это сейчас в спектакле два акта, и мы торопимся быстрее закончить, чтобы зрители могли скорее отправиться домой. А тогда никто никуда не торопился...


Я ответил маме: «Конечно, я останусь ночевать один». Было лето. Сначала я хорохорился, ходил по дому, смотрел в окно: люди ходят... И вдруг стало темнеть. Я сразу затосковал. Нюхал мамины вещи, от них пахло духами, я рыдал и чувствовал себя покинутым, брошенным... Потом не выдержал, вылез в окно (мы жили на первом этаже) и прямо в пижаме встал посреди улицы и стоял, ждал, когда придут мама или бабушка. Плакал... Люди проходили, спрашивали, в чем дело, а я отвечал, что стою просто так.

Да, еще до того, как я научился оставаться один, мама уехала на гастроли, и меня на месяц отдали в сад-интернат недалеко от нашего дома. Это было ужасно. Правда, там у меня случилась первая любовь. Ее звали Света. Наши кроватки стояли рядом, и мы с ней даже целовались. Она мне казалось очень красивой.
Смуглая, она мне напоминала маму...
ВСТРЕЧИ С ОТЦОМ

Отец часто забирал меня к себе на Космонавтов. Помню запах его одеколона, мягкие резиночки для рукавов, благодаря которым рубашки не мялись...

Вообще, отец всегда одевался очень элегантно. Он был художником, потом закончил ГИТИС, громко заявил о себе как режиссер и был очень популярным. По разным причинам он был вынужден уйти из театра Камала и работал в передвижном театре, где был и актёром, и режиссером. Сегодня это театр Тинчурина. Передвижной театр располагался тогда в Кремле рядом со Спасской башней. Там было помещение для репетиций, а сами спектакли играли на разных площадках по всей республике, ведь своего здания у театра не было. Иногда театру предоставляли площадку камаловского, и спектакли проходили в Казани. И вот в один из дней был объявлен спектакль передвижного театра на сцене театра Камала. Это была постановка отца. Один актер внезапно заболел, и отец был вынужден срочно ввестись на эту роль. И вот полный зал народа, идет спектакль, и вместо того актера выходит отец. Спектакль остановился. Зал встал. Зрители так соскучились по Рафкату Бикчантаеву, что долго не могли остановиться, аплодируя стоя.

Да, он был дико популярным. До сих пор мне об этом часто говорят. Отца не стало в 1975-ом, ему был всего 51 год…
Потом, когда он переехал в Кировский район, он часто забирал меня туда. С ним мы ездили на дачу к его друзьям – Аязу Гилязову, Хаю Вахиту. У них были собственные машины, и они возили нас к себе в Займище. С удовольствием ходили на рыбалку… Эти воспоминания до сих пор отзываются во мне с большим теплом.
Об отце я могу говорить бесконечно…

БАБУШКИН МИР
Я очень любил ходить с бабушкой в кинотеатр «Вузовец». Он находился «на кольце». С одной стороны – финансовый институт, с другой – кинотеатр. Памятника Муллануру Вахитову тогда еще не было...
Бабушка будила меня рано, и мы отправлялись в путь: сперва вверх по Суворовской горе, потом через сквер Толстого, через Лядской садик, по Маяковского и дальше на Некрасова...

Бабушка очень любила эту улицу. Ее еще называли «Собачка». Тогда мне казалось, что это другая страна, целое государство со своими народами. Там, например, жили цыгане. А еще лилипуты. Целые семьи, целый двор лилипутов! Я не знаю, откуда они там взялись. Наблюдать за ними было очень любопытно. Как-то летом мы отдыхали в Ялте, и там я побывал на представлении цирка лилипутов. И вот я увидел их на Некрасова и подумал: о, они живут
здесь, они циркачи! Для меня это были экзотические артисты...

Кинотеатр «Вузовец» был моим убежищем. Утренняя смена у бабушки длилась с 9 утра до 16-40. В 16-40 начинался удлиненный сеанс, я его ужасно не любил, потому что 40 минут надо было смотреть унылые «Хочу все знать» и «На Волге широкой».
Только потом начинался сеанс. Я смотрел почти все! В зрительном зале у меня было свое место. У всех – деревянные сиденья, а у меня – деревянное кресло...

Бабушка... В молодости она была «синеблузницей», писала стихи, публиковалась в газете... Ее звали Раван Кадыровна, но все называли ее Раечкой.


 
Бабушка очень любила красивые вещи. Она ходила по комиссионным магазинам, покупала интересные штучки, фарфоровые фигурки... До сих пор хранится у меня маленький Пушкин. Бабушка подарила его мне в день, когда я впервые вышел на сцену. Она не поленилась, пошла к граверу и выбила пожелание мне...

Вообще-то, бабушка не разрешала трогать без спроса ее вещи, закрывала сервант на замок, но, когда я оставался один, я все-таки находил ключ. Помню страшную трубку с изображением черта, стеклянные дагерротипы. Она ими не пользовалась, а собирала просто так. У нее была бамбуковая этажерка. Шифоньер... Там всегда очень вкусно пахло: она собирала мыло. Ах, эти запахи, эти вещи! А коллекция фотографий киноактеров! Были у нее и фото с автографами...

Да, она работала обычным контролером, но в душе была врожденной аристократкой. Когда я учился в школе, а потом в театральном училище, она всегда придирчиво оценивала мой внешний вид. Спрашивала: «Этой вещи ни у кого больше нет?» И я говорил: «Нет, что ты, только у меня!». Она успокаивалась: «Хорошо». Когда я возвращался домой, бабушка интересовалась: «Смотрели на тебя?» Я отвечал: «Смотрели». Ей было приятно.

 

Ее отец был азербайджанцем, а мама, то есть моя прабабушка, происходила из рода Бухараевых. Все ведь знают, что Бухараев хаджи первым побывал в Мекке... Кстати, с Равилем мы троюродные братья. И вот когда мой прадед скончался, прабабушку приютили родственники Бухараевы. И моя бабка воспитывалась в их доме на Тукаевской... Да, это была настоящая казанская аристократия. Оттуда она и вынесла эту тягу к прекрасному.

Сколько всего еще она собирала! Помню коллекцию спичечных коробков: были тогда такие серии, большой коробок и много маленьких. Сергей Есенин и его стихи... От деда осталось много хороших книг: Шиллер, Шекспир, тома Брокгауза и Эфрона. Прижизненное издание Гоголя. О, как я боялся этой старинной книги в кожаном переплете! Там были изумительные литографии – «Страшная месть», «Вий».

Разглядывать их было жутко. И даже когда я ставил книгу на место, мне казалось, будто она за мной наблюдает.

ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ ДЕТСТВА

С Подлужной я пошел в школу, учился в 19-ой, в той самой, где когда-то сидел за партой Аксенов.
А напротив, там, где сейчас студенческая столовая, когда-то была женская деревянная школа, там училась моя мама.

На Подлужной я впервые посмотрел телевизор. Мама взяла его – как это называется? –сейчас – в кредит, а тогда? Забыл...
На улице была колонка. Бабушка таскала воду.
Вставала очень рано... Топила печь. Видимо, ей было тяжело, и топила она мало, все время было холодно, вода леденела в умывальнике. Но бабушка была помешана на чистоплотности...

Ни ванной, ни душа у нас не было, и мама брала меня с собой в баню. Если не получалось взять отдельный номер, мы шли вместе в женское отделение.
По соседству с нами жили две очень красивые девочки. Мы с ними играли, а потом попали с одной из них в первый класс.
Я был тайно в нее влюблен. И вот однажды мы пришли с мамой в баню, а там они, эти прекрасные девочки. Мне стало очень
неловко. После этого я сказал маме: все, больше никогда туда не пойду.

Помню, как мама купила мне краски в металлических баночках. Рисовать мне очень нравилось, но, видимо, я с таким энтузиазмом разбавлял краски водой, что они быстро закончились. Как раз в те дни мы с мамой ходили в кинотеатр «Родина», там показывали фильм о йогах. Увиденное на экране меня настолько вдохновило, что, придя домой, я разложил эти пустые металлические банки от красок и лежал на них, как на гвоздях.

По Большой Красной мы с мамой ходили в театр. Шли дворами, и вот этот двор – между Горького и Гоголя, там, где находится Радиокомитет, – был очень страшным. Там всегда было темно, и там напали с ножом на Шахсенем Асфандиярову...

Вообще, очень много воспоминаний связано с театром. Там проходило очень много времени. Торчали за кулисами, бегали во дворе...

Хлебный магазин на углу... Я его обожал. Магазин работал допоздна, и я всегда просил маму купить мне ромовую бабу.

А еще я умел идти и на ходу спать. Мы шли из театра, а я спал и видел сны...

СПОРТ VS МУЗЫКА

Впритык к Камаловскому театру располагалась спортшкола номер один, куда я с шести лет ходил на гимнастику и акробатику, у меня даже был разряд. А попал я туда, можно сказать, случайно. Мама мечтала отдать меня в специальную музыкальную школу, она была уверена, что, раз она актриса и ее все знают, меня обязательно примут. Ее действительно все знали, но…

Мы пришли на прослушивание, меня завели в класс, попросили отвернуться и стали задавать вопросы. Нужно было определить, прима ли это, терция или секунда. А я и слов-то таких не знал! Вердикт был неутешителен: слух абсолютный, а вот музыкальная грамотность отсутствует… Так и сказали маме: ваш сын не готов. Помню, как шли домой и я был очень расстроен.

Впрочем, мама быстро решила, что мне больше подойдут занятия спортом. И действительно: полученные навыки мне очень пригодились и во время об- учения в театральном училище, и уже потом, когда я сам начал преподавать. На собственном примере показывал студентам, как делать кульбиты, фляги, выход на руки. Далеко не все могли повторить эти трюки!

Так что я очень благодарен маме и нашему тренеру дяде Славе, под руководством которого четыре года занимался в спортшколе.


Тем не менее, музыка в моей жизни все-таки случилась. Моя мама вела занятия в татарской театральной студии в Доме пионеров на улице Галактионова, и однажды, придя ее навестить, я попал на выступление вокально-инструментального ансамбля. Звучала такая песня: «В небо смотрятся облака, а я все смотрю на тебя, но как облака, ты так далека…» В тот же момент у меня снесло крышу. Я заявил, что хочу немедленно присоединиться к этому коллективу. Матушка не стала терять времени и тут же договорилась с руководителем –

И меня приняли в ВИА. Стал петь, играть на гитаре, выступать на танцах… Мы были очень популярны! Так закрылся мой музыкальный гештальт.

«ПИНЦЕТ Я ТЕБЕ НЕ ДАМ!»
... Тогда все было «поделено». На Баумана мы с пацанами боялись появляться... Эту улицу тогда называли «Бродом». Когда мы уже учились в школе, открылась гостиница «Татарстан». Туда приезжали иностранцы, все просили у них жвачку. У меня был друг, покойный уже, Сережка Постнов, и мы тоже пошли с ним за жвачками. Нас гоняли, считалось, что это недостойно советского школьника... И вот мы стоим у фонтана у гостиницы «Татарстан», и к нам подходят местные пацаны. Требуют денег. А денег нет! Откуда? Ясно, что кончится битьем... Мы тогда коллекционировали марки. В Ленинском садике собирались филателисты, мы менялись, у меня была даже марка с Гитлером... И до сих пор есть.
Трогать руками марки было нельзя, и мы раздобыли пинцеты. Свой я стащил у бабки... И вот у Сережки в кармане оказался пинцет. И те ребята, которые нас «шакалили», обнаружили этот пинцет. Сережка тут же выхватил его и с криком: «Пинцет я тебе не дам!» ринулся прочь. Пацаны – за ним, я – в другую сторону... Не догнали. «Пинцет я тебе не дам!» – как сейчас звучит в ушах этот отчаянный крик...

Сережка Постнов жил напротив 19-ой школы. После уроков мы целыми днями сидели у него, а потом приходила мама и вытаскивала меня оттуда. На Комлева, рядом с музеем Боратынского и напротив музея ИЗО, был так называемый «Московский двор». Пацаны оттуда «держали» весь район. Сережка был одним из авторитетов. Однажды я отдыхал в лагере в Васильево, там мне попался парнишка из этого двора. А в старшем отряде был отморозок, который над нами издевался. Приехал Сережка и с ним разобрался... Это было очень романтично.

На Подлужной я жил до шестого класса. Потом мы с мамой переехали на улицу Хади Такташа. А бабушка осталась там... Она очень долго не переезжала к нам, и мы с дядей приходили к ней, помогали ей пилить дрова, таскать воду. Бабушка очень любила кошек. Очень не хотела переезжать из-за кошки...

Уже после переезда детская страсть к горам привела меня в горнолыжный спорт, и я снова вернулся в любимые места, в клуб «Буревестник» под маленькой горой. Три года гонял на лыжах... Помните лыжи с мишкой, на которых я катался в четырехлетнем возрасте на улице Космонавтов? Эти маленькие зеленые лыжи перекочевали потом со мной на Подлужную. Когда в одной книжке я прочел, как сделать горные лыжи самому, помчался на Подлужную, отыскал свои старые лыжи и сам превратил их в горные. И ведь отлично катался!

СБЫВШЕЕСЯ ПРОРОЧЕСТВО

В 79-м году я закончил школу и поступил в театральное училище. Кажется, что вокруг училища каждый метр пропитан воспоминаниями. Вот сад Эрмитаж, в котором мы с сокурсниками весело проводили время, бурно дискутировали о судьбах театра, жгли костры и, случалось, даже ночевали прямо на траве.

Вот удивительное место на улице Горького напротив нынешнего Тинчуринского театра, где я полушутя, полусерьезно, глядя в след проходящей красавице, сказал своему другу судьбоносную фразу: «Смотри, эта девочка станет моей женой…» В то время я уже закончил училище, а Люция (народная артистка РТ Люция Хамитова - прим. ред.) была студенткой, но мы даже не были знакомы. Тем не менее, пророчество сбылось. Так что имейте в виду: это место – волшебное!

ВСТРЕЧА С СЕСТРОЙ

А вот никогда не открывающаяся дверь у входа в филармонию рядом с училищем, где я впервые заговорил со своей… сестрой!

Как-то мой сокурсник Шамиль сказал мне, мол, знаю ли я, что в театральное училище пришла преподавать танец моя сестра. Какая сестра? Он говорит:

«Как, ты не знаешь, что у тебя есть сестра? Вот же, Бикчантаева Гузель!» И вдруг молниеносно пронеслось в памяти: мне лет десять, отец забрал меня к себе в Кировский район, и я, копаясь на антресолях в старых вещах, нашел старые тетрадки, подписанные «Бикчантаева Гузель». Помню, спросил отца, кто, мол, это такая? Тогда у меня что-то екнуло, но он ответил, что это дочка нашей дальней родственницы... Когда же Шамиль сказал мне про сестру, я сразу все вспомнил!


Это уже потом я узнал, что до мамы у отца была первая жена… Я сразу же попросил Шамиля: «Пойдем, посмотрим!» Мы зашли в училище, заглянули в аудиторию, и я увидел сестру. Она была балерина, с красивой осанкой. Мне было неловко подойти к ней, но Шамиль подначивал: «Ты что, – говорил он, – это же твоя сестра!» Я все не мог решиться, но он настаивал: «Ты что, дурак? Обязательно подойди!» Так мы препирались несколько дней. Наконец я решился. Сказал Шамилю: ты, мол, иди, а я сам разберусь. И вот я узнал, когда у нее заканчиваются занятия, и стал ждать. Шел дождь, я спрятался в этот дверной проем у филармонии. Не описать, как жутко я волновался! И вот она идет под зонтом…

Я ее окликнул:
–Здравствуйте, Гузель! И она сразу:
–Здравствуй, Фарид!
Она была готова, она знала, что я хожу где-то рядом. И вот мы, ни разу до этого не встречавшиеся, пошли по улице вместе. Долго разговаривали… Она закончила хореографическое училище в Новосибирске, потом работала в оперном театре в Перми и теперь вернулась в Казань к матери, которая тоже была балериной. Мы стали дружить и очень тепло общались. Потом она вышла замуж и сейчас живет в Болгарии.

…Как много удивительных мест хранит в себе наш город! Сколько тайн и сокровенных мечтаний вобрал он в себя! Устремляющийся в высь космонавт, шум лодочных моторов, лилипуты с Некрасова, исчезнувший «Вузовец», растворившаяся в небытии моя Подлужная… 

Фото Юлии Калининой и из личного архива Фарида Бикчантаева

Теги: фарид бикчантаев камаловский театр, проект, молодежь время, культура, журнал "Идель"

Следите за самым важным и интересным в Telegram-каналеТатмедиа

Нет комментариев