Рустем Абязов: «Коньки, «войнушка», музыка...»

Над Казанью идет снег. Снег на его шапке, на волосах. Он улыбается. Рассказывает о том, как много снега было в его детстве. О снежной крепости, о катке на «Динамке». О палках и хулиганах. О дәү әти и дәү әни. Мой спутник – создатель, бессменный художественный руководитель и главный дирижёр Казанского камерного оркестра «La Primavera» Рустем АБЯЗОВ.

... Мое детство прошло здесь, на улице Галактионова. В доме номер восемь, сейчас его уже нет. Так странно: в этом доме жили композитор Салих Сайдашев и просветитель Шигаб Ахмеров, висели мемориальные доски, но дом все равно снесли. Теперь там ресторан. Вроде бы неплохой.

Наша квартира была на втором этаже, с улицы туда вел отдельный вход. Лестница выходила в коридор кухни. Комнат было две, темная и светлая. Черная полукруглая металлическая печь занимала весь угол.

Соседи? За стенкой жила музыкальная семья, семья Сабитовских: Резеда, Назнина, Рустем. Все они меня очень любили, особенно старшее поколение. Приглашали в гости, всегда чем-то угощали. И была одна преподавательница, школьная учительница. Она даже пыталась с нами заниматься, особенно в летние каникулы. Собирала кружочком во дворе или у себя дома, давала интересные задания. Хвалила нас.

Еще была девочка Ира, с которой я очень дружил. Они жили в глубочайшем подвале. Мне нравилось туда ходить, но бабушка с дедушкой были против. Встречаться можно было только на улице. С Ирой было хорошо, весело. Не знаю, где она сейчас.

Улицу Галактионова я помню мощенной разноцветными булыжниками. Красиво... Помню тележки с лошадьми, которые издавали дикий грохот. Старьевщиков. Иногда мимо проходили цыгане. Нас пугали, что они крадут детей.

Мальчишками мы бегали по всем окрестным дворам. Играли в «войнушку» за Домом пионеров. Все там казалось огромным. И для игр было все, что нужно: и трава, и овраги. Чего там только не делали!

Еще за Дворцом пионеров был тир. К тому времени он перестал работать и стоял заброшенным, там мы собирали свинцовые пульки, расплавляли их и отливали что-то свое, от кастетов до черепов. Мы соревновались, кто найдет больше пулек.

Да, были и догонялки, и пряталки, но запомнилась «войнушка». Чем играли? Обычными палками. Потом появились какие-то специальные игрушки, автоматы, пистолеты... А я всю жизнь мечтал о ковбойском кольте и шляпе. Увы, найти их в детстве было трудно, да и лишних денег не было. Так и жил с этой мечтой. Уже потом, когда у меня появились дети, купил, наконец, этот кольт и сам в него играл.

В сам Дворец пионеров я не ходил, было некогда: с пяти лет учился в музыкальной школе, а потом в ССМШ. Я даже не представляю, что бы я мог там делать. Петь, танцевать? У меня и так с утра до вечера была одна музыка.

В нашем дворе было много старых деревянных сараев. И у нас был свой сарай. Не помню, что там хранилось. Мы любили бегать по крышам сараев, между ними. Там такие были «проходнушки», через которые можно было выбраться на обратную сторону Дворца пионеров. И вот однажды утром дәү әти говорит: «Пойдем, я тебе что-то покажу, ты удивишься». Мы выходим во двор, и я ничего не узнаю. Оказывается, ночью был пожар и все сараи сгорели. Стало пусто...

Напротив нашего дома были новостройки. Знаменитый дом номер 3А, там жили известные деятели культуры – писатель Наби Даули, поэт Заки Нури. С Андреем, сыном Заки Нури, мы дружили. Меня восхищало, что его отец в годы войны был партизаном в легендарном отряде Заслонова. 

Перед их домом был пустырь. Летом мы играли там в футбол, а зимой – в хоккей.

«Динамка». Зимой там был замечательный каток. В будние дни каток был диким, можно было прийти, покататься и уйти, а по субботам и воскресеньям там собирался народ, играла музыка... Все было примерно так, как показывают в фильме «Покровские ворота». Можно было взять коньки напрокат, но у меня были свои. Я с удовольствием туда ходил. 

Когда я учился в шестом классе, про меня снимали фильм, который я никогда не видел. Не знаю, как его найти. Тогда выходил киноальманах «На Волге широкой», и вот целую рубрику там посвятили мне. Снимали и в школе, и мою коллекцию марок, и то, как я паял, и то, как играл в хоккей. Потом был еще один фильм. Но и его у меня нет. 

Коллекция марок? Не сохранилась, конечно. Марки я собирал увлеченно, их у меня было очень много. Но стоило заинтересоваться теорией, как я понял, что занимаюсь не тем, что огульно собирать марки нельзя. Понял, что я это не потяну – и продал свою коллекцию. Правда, потом, уже в армии, опять увлекся. Начал охотиться за новыми марками, теми, что выходили ограниченными тиражами. Все пошло неплохо, но опять потребовались колоссальные вложения. А откуда у солдата особые деньги? Подумал-подумал, снова понял, что не смогу собрать такую коллекцию, которая бы меня удовлетворила, и снова все продал. Больше к этой теме не возвращался.

Когда-то я собирал и монеты. Все началось с того, что в четвертом классе мы ходили на мероприятие в Госмузей, и там нам на память раздали старинные монеты. Мне попалась толстая медная пятикопеечная монета самого начала ХХ века. Я был ошарашен и тут же решил собирать монеты. А потом опять подумал: где я их буду брать? Покупать? А на что? Эту коллекцию я кому-то подарил...

Несмотря на то, что я был домашним мальчиком, музыкантом (слава богу, хотя бы не очкариком!), я дружил с хулиганами. Особенно выделялся Хамит. Щупленький парнишка нашего возраста был грозой всех ближайших улиц. Был в нем какой-то особый задор. Он держал всех в черном теле. Как-то я возвращался из школы со скрипочкой, и ко мне подошли трое ребят постарше, явно не с добрыми намерениями. Я сказал им, что знаю Хамита. Они проводили меня почти до дома, мол, иди-ка ты к своему другу. Не знаю, в какой школе он учился. Мне кажется, что вообще нигде. Но так, наверное, не могло быть...

Вообще, хулиганов тогда было много. Помню, как пришел однажды в кинотеатр «Родина». Даже помню фильм – «Невероятные приключения итальянцев в России». Купил билет, и у меня осталось всего десять копеек. Ко мне подошел какой-то парень и стал требовать денег. Что ж, десять копеек пришлось отдать, но больше у меня не было. Он говорит: «Я тебя убью, если зайдешь в зал». Но я все равно зашел. Как видите, жив... 
 
Да, я любил и побегать, и с девочками пообщаться. Не мог заставить себя заниматься слишком долго. Уже потом я понял, что в этом и не было такой нужды, ведь главное в занятиях – голова, а не время тренажа мышц. Тем не менее, порой я подкручивал стенные часы, чтобы уменьшить время занятий. Был уверен, что могу управлять временем... Эти часы до сих пор висят у мамы дома.

...Особым местом был музей Горького. Мы ходили туда практически каждый день. Нас, детишек, пускали бесплатно. Я сразу спускался в подвал, заходил в пекарню. В то время я как раз посмотрел фильмы – «Детство», «Отрочество», «В людях». Я заходил в музей и представлял все увиденное. Горький был для меня небожителем.

Музеи я вообще очень любил. Во многих музеях были макеты. Домики, площади... В музее Горького тоже было много макетов. Я рассматривал подолгу их, любовался филигранной работой. 

Очень любил Госмузей. До сих пор мой самый любимый экспонат – белуга. Я просто обожал ее, она производила на меня колоссальное впечатление. Карета... Много чего там нравилось. И макетов моих любимых там было много. Сейчас народ так часто не ходит в музеи.

...В первую музыкальную школу меня водили еще дәү эни и дәү әти. Школа тогда располагалась в двух зданиях: одно было там, где сейчас музей Боратынского, второе – на Комлева, теперь там военкомат. 

В семь лет меня отдали в ССМШ. Чтобы дойти до школы, нужно было перейти дорогу три раза. Конечно, машин тогда было значительно меньше, чем сейчас, но, тем не менее... Примерно на вторую неделю учебы в первом классе за мной то ли забыли, то ли опоздали прийти. Выхожу, а меня не встречают. Я был очень ранимый мальчик, плакса – и, конечно, расплакался. Но что делать? Переодел обувь и пошел домой один. Каково было удивление дәү эни и дәү әти, когда они открыли дверь, и я стою на пороге. С тех пор я стал ходить в школу один.

На углу Жуковского и Карла Маркса располагалась третья библиотека, куда я часто заглядывал. Я очень любил там бывать. Я не мог сказать – дайте мне такую-то книгу, я же не знал, о чем они, просто ходил и сам выбирал книжки, которые мне нравятся – по внешнему виду или как-то еще. Много книг перечитал...

Ленинский садик тоже был «нашим». И Черное озеро мы тоже любили, особенно ближе к Новому году, когда там ставили елку. Хотя, по большому счету, делать там было нечего. Конечно, арка, которая забавляла нас с детства, а что еще? Были два деревянных здания, в которых располагались какие-то кружки, но меня они особо не интересовали. Да, там был каток, но наша «Динамка» была гораздо лучше.

Мне нравились лебеди, которые время от времени появлялись на озере. Наблюдать за ними было интересно.

Еще одно знаковое место – Камаловский театр. Тогда он располагался на Горького, там, где сегодня – театр Тинчурина. Дәү әти работал там завскладом. Мне очень нравилось бывать у него на работе. Сколько сокровищ там было! Я их внимательно разглядывал, но никогда ничего не брал, не ломал, относился ко всем вещам очень бережно. Дедушка мне доверял.

Вообще, с театром связано много теплых воспоминаний. Помню, как смотрел «Голубую шаль», «Кыю кызлар», но больше всего запомнился «Ходжа Насретдин». Помню, как пришел на театральную «елку» в костюме шахматного короля, который мне сшили специально к этому празднику. Все актеры «старой гвардии» знали и любили меня с раннего детства. Многих уже нет в живых... Теплая дружба связывает меня и с главным режиссером театра Фаридом Бикчантаевым, правда, подружились мы уже взрослыми. А с его мамой, замечательной актрисой Наилей Гараевой, мы в свое время объездили весь Татарстан, вместе участвуя в спектакле, посвященном жизни и творчеству Салиха Сайдашева. Кстати, знаменитого композитора хорошо помнит моя мама, они были соседями, но я его уже не застал...

...Сначала ушла дәү әни, потом, спустя десять лет – дәү әти. Квартира отошла государству. Нашего дома уже нет. И улица стала другой. Не спорю с тем, что город должен меняться – но его прежний вид был мне гораздо симпатичнее.

фото Юлии Калининой