Логотип Идель
Интервью

Бес: «Романы у меня злые получаются»

Он, Бес, очень неоднозначный: в чем-то странный, в чем-то очень понятный, наверняка, не всеми принимаемый, – из тех, кто «не червонец, чтобы всем нравиться». По-моему, Осипу Фуфачёву такое отношение приятно. Как бывает радостно шкодливому ребенку, который сумел вывести из себя взрослых своей нелюбовью к манной каше потому, что «там комочки». Правда, есть ощущение, что бунтарство – показное и возрастное, а некая громогласность и временами слишком острый язык прячут вполне себе ранимую душу с ее любовью к слабым, к умению прощать, к желанию быть замеченным и отмеченным. Разве рЭволюционер может так нежно относиться к своей собаке-подобрашке, чтобы сделать её прототипом друга главного героя повести? Мне кажется, что нет. Но судите сами.

– Осип Владимирович, так и хочется спросить, откуда у вас этот псевдоним. Знаю, что появился и закрепился он после прочтения вами в школьные годы на уроке литературы стихотворения Пушкина «Бесы». И, как вы говорите, «бес привязался к вам на всю жизнь». Вы верующий человек?

– Я – человек верующий, хотя верой это назвать сложно, скорее, мировоззрением. Я верю в славянских богов, а у славян боги были и светлые, и темные. В темных ничего плохого нет, они просто к другим мирам принадлежат. Я на стороне темных, и с моим прозвищем у меня проблем не возникает. У нас ведь и наша «советско-славянская» нечисть злой вовсе не была. Со своеобразным, конечно, характером, но совсем незлая. А вообще, это интересный вопрос. Если ты в Бога веришь, должен, по идее, верить и в ад, и в чертей. Одно без другого не работает вроде бы. А у нас в официальной религии всё работает прекрасно. Бог есть, человек есть, а больше, получается, и нет никого. Не так мир устроен, в нем все связано.

– В произведении, что публикует наш журнал, вы вовсе не выглядите бунтарем: вполне себе реалистичная повесть с налетом романтизма. Если честно, то она мне напомнила чемто творчество Юрия Полякова. Или даже Виктории Токаревой – то есть тех авторов, которые начинали творить в статусе советских писателей, чьи произведения и любили за честность, правду, легкую грусть, часто нерадостный, но реалистичный финал. Вы, и правда, вот такой в творчестве?

– Это самая добрая моя повесть, она и задумывалась вне политики, она про щенка, который сейчас лежит у моих ног. Собака, конечно, уже не щенок, а взрослая совсем, но ей совершенно наплевать, каких взглядов придерживаюсь я или мои друзья. Но я не во всем творчестве такой. Романы у меня злые получаются. За крайний, над которым сейчас работаю, меня распнут, повесят, поднимут на вилы, а потом съедят дважды. Там я умудрился нахамить всем – от либералов до охранителей, различным сексуальным и не очень меньшинствам, геям и негеям. Там сложно найти того, кого я не задел. Точнее, не я – так думает главный герой, а сам автор здесь ни при чём!

– В своем творчестве вы часто используете образы собак – и реальных, и мифических. И даже игрушечных. Что для вас собака? Наверняка, больше, чем просто «друг человека».

– Не только собак, есть и коты. Котов у меня было больше, чем собак. Я их называл именами режиссёров. Был Кубрик, Феллини, Ларс фон Триер. Да много есть в текстах разной живности: кошки, собаки, лягушки и змеи, где-то даже жук был майский. Его звали Иннокентий. Присутствуют и неодушевленные предметы, которые вполне могут ожить: снег, листья, тот же желудь.

– Для вас писать – это что? Жизненная необходимость, из серии «не могу молчать» или в вас живёт та самая божья искра, которой вы не даёте потухнуть?

– Скорее, первое, про божию искру пусть потомки скажут. На самом деле, это отдушина такая, чистит мозг от барахла, как хорошая утилита. Я бы фразу переделал чуть-чуть. «Не могу молчать» – не совсем точно, скорее, здесь подходит: «Не могу не писать».

– Поэт Эдуард Учаров в своем интервью нашему журналу отметил, что качественное литературное произведение рождается долго и упорно, а когда оно «льётся, как песня», то качественным его назвать сложно. А у вас какое отношение к процессу написания?

– У меня муза приходит, в основном, в процессе написания. Да, надо себя заставлять в самом начале, а потом льётся как песня. И когда ты погружаешься туда, в то, о чем пишешь, то ты начинаешь жить жизнью своих героев. Ты уже где-то там, в их мире. Я в большинстве случаев не знаю, что случится с героем, когда он свернет за угол. Я, конечно, продумываю основные сюжетные линии, начало и финал. Но такие мелочи происходят спонтанно, и я обычно не в курсе, что произойдёт с героем в следующий момент. Может быть, я вспомню смешной случай или шутку и вставлю её в жизнь героя. Может, герой девушку красивую встретит, а может, ему по голове бутылкой прилетит. Так и писать интереснее, и жить.

– Вы как-то назвали себя профессиональным грузчиком. Понятно, почему. И сразу появляются аналогии с советскими творческими людьми, которые до своей заслуженной славы были грузчиками, кочегарами, дворниками: Бродский, Виктор Цой, Довлатов. Даже Цветаева какое-то время работала уборщицей в столовой Союза писателей. Вы идёте по их стопам? Через такие вот тернии к звездам?

– Да нет, это просто были студенческие годы, денег нет, и все такое. Я массу таких работ сменил, но и многому научился. Интересные люди в таких профессиях попадаются. Как сегодня говорят: денег не было, но я держался. Можно, конечно, забыть про скромность и сказать, что пошёл по проторенной другими писателями дорожке. Но, на самом деле, это обычное дело тех лет для студентов – подрабатывать грузчиком или дворником. Сейчас я работаю на РАН научным сотрудником в институте археологии. Но ничего, в общем, не поменялось.

– Настоящий путь настоящего писателя?

– Ну, это спорное утверждение. Но что однозначно – грузчиком я зарабатывал больше, чем писателем. Имеешь свою тридцатку в месяц, пару выходных в неделю и несколько прогулов, на которые всё равно никто внимания не обращает. Как говорил Лимонов (писатель, поэт, публицист, политик Эдуард Лимонов – прим.ред), быть писателем – это быть нищим. И даже с издателями то же самое.

– Интересуетесь ли вы творчеством писателей из других регионов? Меня, конечно, в первую очередь, волнуют наши, татарстанские.

– У вас в журнале («Идель» – прим.ред) девушка работала – Альбина Гумерова. Её творчеством интересуюсь. Мы в Зеленограде познакомились, на слёте молодых писателей. Милая, миниатюрная девушка, которая поразила нашу мужскую писательскую компанию вовсе не девичьим аппетитом. Насколько я знаю, Альбина сейчас больше в театральную область ушла, пьесы пишет, сценарии, я в этом ничего не понимаю, и мне судить сложно, но рассказы её мне нравились. У нее есть рассказ про Эльбрус. Мне он очень нравится. В 2017-ом я делал сборник, посвященный столетию Великой Октябрьской революции, туда вошли 17 авторов, таких как Прилепин, Шаргунов. Альбина тоже должна была быть, но почему-то отказалась.

– Сегодня только ленивый не берётся за написание книги. Не важно, есть ли способности, есть ли что сказать миру – главное, потрафить своим амбициям. Как по-вашему, это хорошо или плохо: вот такая полная свобода в доступе к читательской аудитории?

–Это, конечно, есть. Многие мои знакомые девушки принялись фанфики в контактике писать. Порой удивляюсь, как у меня кровь из глаз до сих пор не пошла!

– Когда-то писателей называли «инженерами человеческих душ». А сегодня у писателей есть вот такие масштабные задачи – формирование человеческого мировоззрения? Писатель – кто он в ХХI веке?

– Писатель – это автор главной своей книги, своей собственной жизни. Жизнь нужно прожить, «как учили нас Лондон и Юнгер». Если читать их биографии, то они сами выглядят как роман. Я не люблю надуманности в книгах, всё, о чем я пишу, я прожил лично. Так что понятие «писатель» может быть очень широким. Писатель может быть путешественником, политиком, учёным, военным. Да кем угодно, главное, чтобы самому интересно было!

Теги: время, журнал "Идель", культура, творчество, жизнь, вечные люди, литература, проза, поэзия

Следите за самым важным и интересным в Telegram-каналеТатмедиа

Нет комментариев