Рустем Сабиров: "Литературный труд - это умение плюс работа"

– Рустем Раисович, ваше школьное и институтское образование вам пригодилось в жизни? Пользу принесло?

– Разумеется, нет. По иронии судьбы, мой младший брат был завзятым англоманом, читавшим в подлиннике Фолкнера и Джойса. А закончил обычную школу. А я вот восемнадцатую… Зато я по сию пору помню наизусть монолог Гамлета и балладу Бёрнса «Джон Ячменное Зерно». В оригинале. Кстати, в школе я учился, признаться, так себе. С трояками. Причём стабильный трояк у меня был по Литературе.

В этой связи курьёзный случай. Кажется, в 9 классе надо было писать сочинение. Домашнее. Тема: «Художественное мастерство А.Н. Толстого в описании батальных сцен в романе Пётр первый». Роман этот велено было прочесть в летние каникулы. Я его, естественно, не прочёл. Я вообще не любил читать из школьной программы. В ту пору я читал, не отрываясь, Стивенсона, Грина, Купера, Майн Рида и т.п. А Пушкина и Некрасова откладывал на потом. Однако сочинение есть сочинение. Читать роман было поздно, и я принялся фантазировать. Поскольку венцом военных побед Петра I была виктория под Полтавой, я принялся её вдохновенно описывать, опираясь в основном на известную поэму Пушкина — «Дрожит восток зарёю новой…» Писал с большим подъёмом. Через пару дней учительница зачитала оценки. Моя фамилия названа не была. После урока она отозвала меня в сторону и тихо сказала: «Вообщето, Сабиров, я должна поставить тебе кол. Ибо роман ты не читал. Но меня восхитила твоя наглость…»

Лишь потом я узнал, что упомянутая битва в романе вообще описана не была. А я-то так старался…

Пушкин пришёл позднее. В армии. Караулка располагалась у нас рядом с библиотекой. Был наш наряд суточный, надо было что-то почитать. Библиотекарь (он же комсорг и замполит батальона) на просьбу дать что-нибудь почитать сунул мне, не глядя, тёмно-синий том. Пушкин, стихотворения и поэмы. Я, помнится, сел возле печки (её топили прессованным углём) и, поскольку у меня было 2 часа свободного времени, начал с до оскомины знакомых «мойдядясамыхчестныхправил…» И дальше понеслось – «так думал молодой повеса…», «друзья Людмилы и Руслана», «и возбуждать улыбку дам…». Прошло два часа, пора идти на пост. Хожу («пост номер три, трёхсменный, круглосуточный, под охраной состоит: парк вооружения и военной техники в составе…»), а в голове – «И быстрой ножкой ножку бьет…», «Вошел: и пробка в потолок…»! Вернулся через два часа в караулку и за два последующих часа прошил «Онегина» насквозь. Некоторое время знал его почти наизусть. Ибо всему своё время.

– В прошлом году у вас был юбилей.

– Юбилей был, да. Отмечал в кругу друзей и семьи. Весело, тепло, предсказуемо. Гитарка по кругу. Окуджава, Галич, Визбор. Ну и Битлз, конечно. Без них у нас не обходится. «Hey Jude!» …

– А Союз писателей что подарил?

– Помилуйте, какие подарки. Подарки дарят близкие люди. А там какие близкие. Так, здрасьте-досвиданья. Знаете, Блок писал в своём дневнике: «Минимум литературных дружб: там отравишься и заболеешь». Вот так. Хотя, должен сказать, друзья из литературной среды у меня были и есть. Это Николай Беляев, незабвенный мой учитель в поэзии, поэты Вячеслав Баширов, Сергей Малышев, Валерий Трофимов. Беляева и Малышева уже нет на этом свете. Слава в 1991 году перебрался в Израиль, Валера – в Петербург. Кстати, его я считаю сильнейшим поэтом Казани из пишущих на русском языке. Однажды поделился этим мнением в литсреде, что вызвало изрядное ревнивое неудовольствие… Мы частенько собирались то у дяди Коли на Габишева, то у Славы с Элей на Адоратского. За чаем, порой не только. Ах, «печаль и радость тех бесед…»

– А зачем вам членство в союзе?

– Я подал заявление в конце 80-х, когда на Секции русской литературы была одобрена и рекомендована к изданию рукопись моей первой книжки прозы «Прощание с ангелом». Тогда СП имел определённое влияние и вес. И попасть туда было, естественно, заветною целью для многих пишущих. Ну и я не был исключением. Теперь это, скорее, просто клуб по интересам. Сегодня членство не даёт решительно ничего. Там меня удерживала до недавнего времени возможность интересного общения. Теперь всё это по разным причинам ушло, скорее всего, безвозвратно. Посему мысль о расставании приходит всё чаще.

– Вы не жалеете, что занялись литературой?

– Ну что вы. Знаете, вспомнилась забытая песня Владимира Высоцкого «Четвёрка первачей». Это про четырёх бегунов-марафонцев. …А четвёртый – тот, что крайний, боковой, – Так бежит – ни для чего, ни для кого: То приблизится – мол, пятки оттопчу, То отстанет, постоит – мол, так хочу… Если перенести ситуацию из спортивной в литерную жизнь, то получается, что я – четвёртый.

Если серьёзно, то, когда заходит речь о творчестве, приходят на ум строчки Вячеслава Баширова, казанского некогда поэта, моего давнего друга:

Поэзия – не пророчество

И не игра на лире,

Творчество – одиночество

В несотворённом мире.

– Пишут, что вы «хорошо зарекомендовали себя в драматургии». Это как?

– Думаю, так возможно говорить о тех, чьи произведения дошли до сцены и были оценены зрителями. У меня всего три пьесы: «Властитель», «Антигона и её братья» и «Возвращение Агасфера». Пьеса «Властитель» создана по мотивам рассказа Ркаиля Зайдуллы «Хан и поэт». Это именно по мотивам, повторю, а не инсценировка. Общим является лишь сюжет и имена некоторых персонажей. Человек и власть – вот основной лейтмотив пьесы. В какой-то степени эта же тема присутствует и в пьесе «Антигона и её братья», являющейся вольной (более чем) трактовкой известного античного мифа. Эта пьеса, по сути, сценический вариант одноимённой повести. Она опубликована в журнале «Идель» №12 за 2001 год. Пьеса «Возвращение Агасфера» – на тему околоевангельской легенды о вечном скитальце. Лейтмотив её – неизбывное покаяние за некогда содеянное зло.

Ни одна из них до подмостков не доползла, несмотря на хвалебные, даже восторженные отклики.

– Конкурсы молодым дают путёвку в жизнь. А после 30 это всё зачем? Дипломами стену украшать? Можете объяснить?

– Нет, не могу. Не мной сказано: «не надо заводить архива, над рукописями трястись. Цель творчества – самоотдача…» Далее по тексту. Не люблю накатанных цитат, но ничего другого на ум не лезет. И закончить ответ хочу опять же цитатой из горячо любимой Юнны Мориц:

Живи на то, что скажешь только ты,

А не на то, что о тебе сказали!

Что касается дипломов в рамочках, то тут вспоминается полотно фламандца Йорданса «Бобовый король».

Там была такая фишка: в праздник к столу подавали пирог «с сюрпризом» в виде бобового зерна. И тот, кому оно выпадало, провозглашался королём. Его венчали бутафорскою короной с позолотой, называли «ваше величество», славили и кланялись непринуждённо. Никто не злился, не шипел втихомолку, мол, тут всё куплено, что тут одни любимчики, что, мол, всех нас тут опустили и унизили, держат за лохов. Все отлично понимали меру условности происходящего. Поутру венценосец похмелялся и шёл по делам, о короне более не вспоминая. Так и надо бы. Но – увы…

– В «Новой татарской пьесе» вы тоже отметились. Пьесу ставили где-то?

– Ну да, было дело. Я представил пьесу «Властитель», она родилась на удивление быстро. В итоге она заняла аж второе место. Правда, понадобился татарский вариант пьесы. Он был очень точно выполнен Ркаилем. В итоге второе место мы с ним разделили на двоих. Поставлена она не была. На вопрос, почему, ответ был расплывчатым и слегка раздражённым. Общий смысл: пьеса не укладывается в традиции татарского театра. И вообще, МЫ тут решаем, что нам ставить, а не жюри. В общем-то верно, не укладывается. А бегать по кабинетам минкульта, загибать пальцы, перечисляя заслуги, у меня не получается. Кстати, пьеса была вскоре опубликована в журнале «Идель» №6 за 2003 год. А прозаический её вариант вышел в Таткнигоиздате под названием «Беглец».

– Литературное творчество экономически выгодно? Вам это приносило деньги? А большие деньги?

– Вы знаете, я ранним утром вижу возле расположенного неподалёку магазина «Магнит» бабулек, которые собирают в тележки картонную тару. Так вот, я полагаю, что бабульки эти зарабатывают в год поболее, чем автор, выпустивший солидную книгу прозы. Ну если, конечно, он не Народный писатель (поэт) Республики.

– Хотели бы им быть?

– Народным писателем? Я полагаю, это ещё менее реально, нежели стать нобелевским лауреатом. Знаете, как-то на обложке одного литературного журнала увидел масштабное фото одного маститого литератора. Такое типовое писательское фото. Мэтр стоит, задумчиво глядя чуть в сторону, на фоне, естественно, книжного шкафа. Ну как ещё фотографировать писателя, кроме как на фоне шкапа! Всё бы ничего. Но в стеклянной дверце того шкафа бледно отразился фотограф. Суетливо скособочившийся, рука чуть приподнята…

Ну на работе человек. И вот этот зеркальный силуэт, по недосмотру редактора оставшийся на обложке, вдруг высветил всю надуманность и театральность всех этих литературных чинов и званий. Это теперь называется скользким, сюсюкающим словом «ФОТОСЕССИЯ»

– Молодёжь часто жалуется на отсутствие вдохновения. Как приручить музу?

– Я вообще плохо понимаю, что такое вдохновение. Это когда «…пальцы просятся к перу, перо к бумаге…»? Ну, это бывает крайне редко. Сужу по себе. А вообще, литературный труд – это умение плюс работа. Кажется, Пушкин писал, что вдохновение – это умение приводить себя в рабочее состояние.

– Молодёжь сегодня не читает больше четырёх строк. У ваших детей чтение популярно?

– С современной молодёжью, к сожалению, общаюсь мало. У моего сына (а его уже с трудом можно отнести к разряду молодёжи) сейчас свои дети, плюс бизнес, посему чтение современной литературы там явно не в приоритете. Хотя когда-то оба были изрядными книгочеями.

– Как вы считаете, есть ли будущее у литературного журнала?

– Вопрос о том, есть ли будущее у литературного журнала, задаётся, наверное, уже пару десятилетий. И тот факт, что он до сих пор актуален, говорит о том, что будущее всё-таки есть. А насколько длительно это будущее, на это вряд ли кто-то может дать ответ. Вот лично я настроен оптимистично.

– Почему вы публикуетесь в «Идель»?

– Ну как же. Это ж мой первый журнал! Моя первая публикация была, кажется, в 1995 году. Рассказ «Заря туманной юности». В ту пору в журнале работали Роза Кожевникова и Сергей Малышев. Оба ушли из жизни до обидного рано.

Блиц-опрос: 

– Чай или кофе?

Всё-таки чай.

– Любимый писатель? Почему?

Если по эпохам. Поэзия: Фёдор Тютчев, Николай Заболоцкий. Проза: Николай Лесков, Владимир Набоков.

– Любимый сезон? Почему?

Пожалуй, весна. Потому что весной до нелюбимой осени дольше, чем летом.

– Любимый журнал?

Пожалуй, «Идель». Не в порядке подхалимажа. Просто за четверть-то века сроднился как-то.

– Смотрите телевизор? Что смотрите в основном? Случается, что смотрю. В последнее время – новости. Иногда фильмы, но редко досматриваю до конца. Порой смотрю различные судебные истории. Случаются интересные сюжетные повороты.

– Богатство или любимое дело? Что такое любимое дело – знаю. Что такое богатство – не знаю. Посему предпочитаю знакомое.

– Любовь или целесообразность?

Для духа – любовь. Для бренной плоти – целесообразность.

– Что исследуете в творчестве? Каков главный сакральный вопрос?

Странности любви. Хитросплетения судеб. Талант и мастерство. Отдельно – фантастическая тема параллельных миров.

– Как относитесь к открытому финалу в драматургии?

Это мой любимый финал.