ТУРЦИЯ ИЛИ ТУДА И ОБРАТНО

В конце ХХ в. в эпоху важных изменений, когда распадалась мощная держава СССР, по воле судьбы я оказался заграницей. В те года страна проходила через тяжелые испытания, а для меня открывался иной мир. О некоторых лицах и событиях, преломив их в своем сознании, о своих 90-х и немного о Турции я хочу рассказать

ДЕТСТВО МОЕ, ПОСТОЙ!
С большой тоской в душе я лежал лицом вниз на спиленных березах. Неужели так скучно пройдет моя жизнь: деревня, город, школа, работа? Так я представлял свое будущее тогда, в девятилетнем возрасте, находясь в гостях у бабушки летом в деревне. «Бисмилляхи Рахмани  Рахим… ихдина ссырааталь-мустакыим…», и я медленно засыпаю под шепот вечерней молитвы бабушки. Перевод запомнившихся тогда сур на арабском я узнал уже в университете: «...Направь нас на истинный путь…»

Мои детские воспоминания, наверное, как и детские воспоминания многих, обрывочны. Вот утром я проснулся и зову бабушку по-татарски, не выговаривая звук «р»... К моему подъему уже закипал самовар, бабушка включала радио в 7:40. По казанскому радио в это время звучали татарские песни. Под этот концерт каждый день и завтракала бабушка: пила чай   с молоком, хлебом и маслом. Себе и всем наливала полную чашку так, что чай выливался на блюдечко, заполняя его до краев. У нее было два основных продукта питания: крепкий чай и мясо. Все остальное она считала второстепенными продуктами. Бабушка научила меня в три года выговаривать арабские звуки, которые я читал потом как молитву.

Бабушка – первый мой воспитатель. До 3 лет я жил с ней в деревне и привык настолько, что уже перестал признавать родную маму. И только хитростью смогли увезти меня в город, где определили в детский сад, естественно, русскоязычный: татарских садиков в те время в Казани и не было. А в три года от роду я не знал ни одного слова по-русски. Но дети легко адаптируются к новой среде, и казусов при переходе на русский язык в садике, во дворе с новыми друзьями у меня не сохранилось. В те года мы жили в «доме офицеров» (так называли эти дома на улице Декабристов, где жили ветераны ВОВ, отставные офицеры). Народ здесь был интернациональный, в основном русские, украинцы, евреи, даже армяне, татарских семей на весь четырехподъездный дом было 3-4 семьи. Пасха с угощением крашеными яйцами, армянская свадьба с киданием конфет и монет в воздух, похороны офицеров под музыку оркестра – это отрывки коротеньких воспоминаний из моего детства в «доме офицеров». 

Учился я в обычной казанской средней школе, которая была примечательна только своим директором Салаховым Анасом Салаховичем – единственным на всю ТАССР Народным учителем СССР. Школа без каких- либо уклонов, с дополнительным татарским (нулевой или последний урок) для татар. В эпоху СССР использование национальных языков было ограничено бытовой сферой, поэтому они языки были мало востребованы и изучаемы. Понимание бесперспективности владения татарским языком сказывалось на успеваемости учеников по данному предмету. Нулевые или последние уроки для этнических татар воспринимались как наказание, большинству было тягостно на уроке татарского языка и литературы. Мне же, напротив, татарский нравился, так как я его знал хорошо. В школе, во дворе с друзьями языком общения, конечно, был русский, но в семье мы разговаривали только на татарском. Интересным в школе был музей детского писателя Абдуллы Алиша, где проходили встречи с татарскими писателями и поэтами. Наверное, эти встречи также способствовали зарождению у меня интереса к национальной культуре.

Так как я проявлял усердие, меня приметила учительница татарского языка и литературы Лениза Камиловна Новикова. В годы перестройки в ТАССР татарская интеллигенция озаботилась восстановлением национального образования. Результатом таких устремлений стало создание в 1989 г. при КГУ факультета татарской филологии, истории и восточных языков. Лениза Камиловна предложила подготовить меня к поступлению на этот факультет. Наш замысел оказался успешным, и я поступил в КГУ.

На татфаке, как сокращенно называли факультет татарской филологии, истории и восточных языков, большая часть лекций читалась на татарском. Хотя поначалу было и сложно, но процесс адаптации прошел быстро и неплохо. К семейной среде добавилась еще академическая университетская среда общения, и это, конечно обогащало и развивало мой татарский.

Конец перестроечных годов, начало 90-х... В стране (еще СССР) обострялся политический и экономический кризис, зарождалась эпоха хаоса, но и возможностей. У меня вдруг появился шанс уехать на обучение за границу.

ТУРЦИЯ
Бортпроводница открыла дверь самолета, и жаркий влажный воздух заполнил салон.

«Вот он, Стамбул!» – воскликнул я в душе с непередаваемой радостью.

Комфортабельный автобус, каких мы еще не видели в 90-е у себя в Казани, повез нас по широчайшей автомагистрали из аэропорта в сторону города. Яркое солнце усиливало свое сияние, отражаясь в хрустальных люстрах, висящих в огромных витринах магазинов.

Люди, машины, здания, мечети, звуки азана, что-то новое, пока не изведанное – все было не похоже на наше советское...Нас высадили и завели в подъезд какого-то здания. По узкой закрученной лестнице мы поднялись на второй этаж. В офисе, куда мы попали, было еще жарче, чем на улице августовского Стамбула, как оказалось, из-за пекарни этажом ниже. Это мы поняли по запаху хлеба. Нас угостили лахмаджунами, непривычно острыми, как принято у турок. Затем повели на прогулку в мечеть Фатих. Эта была первая огромная мечеть, которую я видел.

Жаркий влажный воздух сохранялся вечером и даже ночью. Прохладу мы почувствовали только за городом. Комфортабельный автобус со стюардом, где предоставляли бесплатно воду, угощения в виде печенья и кексов, повез нас уже ночью в столицу Турции Анкару.

АНКАРА
В Анкаре нас заселили в общежитие в каком-то не центральном районе, больше напоминавшем район трущоб. Из окон комнат мы наблюдали за турчанками, занятыми во дворах своих хижин варением салчы – перечной пасты, сушкой красного острого перца, обработкой овечьей шерсти.

Утром первого дня на завтраке в блюдечках на столах лежали симпатичные черные «ягоды». Не знающие этот «фрукт», и я в том числе, моментально закинули по паре штук этого «фрукта» в рот и тут же выплюнули. «Фруктом» оказались черные соленые оливки, еще неведомые нашей культуре питания, но являющиеся классикой турецкой кухни. Желудки, конечно, в первые недели в процессе адаптации к турецкой кухне у многих из нас пострадали. Главное отличие турецкой кухни от нашей – приоритет овощей-фруктов, риса, бобовых, супа пюре, приторно сладкого десерта. Еда запивается обычной питьевой водой.

Вскоре начались уроки турецкого языка. Преподаватели – турки, один по профессии актер, второй – филолог по образованию и редактор местного журнала «Иджмаль» («Обзор»).

Вообще, первые курсы турецкого языка я прошел в Казанском университете весной 1991 года, когда Стамбульский университет пригласил десяток студентов Казанского университета летом на десять дней в гости в Стамбул. В число счастливчиков я тоже попал.

Для легкой адаптации предварительно было решено обучить нас минимуму турецкого языка. А весной по приглашению университета в Казани находилась тюрколог немецкого происхождения Маргарэт Эрсен-Раш. Она и преподавала ускоренный курс турецкого языка.

Началась медленная адаптация к Турции, турецкой культуре, менталитету, религии. Иногда нас выводили на прогулки, т.к. местность пока мы не знали, иногда приглашали в гости турецкие семьи, денег у нас не было, поэтому интереса к магазинам не было, а они были завалены товарами.

Впечатление произвела Мечеть Коджатепе – вторая огромная мечеть, которую мы видели в Турции.

Пока мы жили в Анкаре, нас свозили в город Конья. Как понял позже, это был сакральный город, потому что в Конье находится мавзолей выдающегося поэта суфия Мевляна Джалаладдин Руми. А сами мы, оказывается, живем в суфийском братстве Кадирия, которое и пригласило нас, группу детей Татарстана, в Турцию. Лидером ордена тогда был Хайдар Баш. Деятельность лидера ордена Кадирия была многогранной. Сначала Хайдар Баш придерживался суннитских взглядов, позже попытался на базе понимания Ахль Аль-Байт синтезировать суннитско-шиитский Ислам. В общежитии от братства сначала в Анкаре, а потом в Стамбуле нам и преподавали курсы турецкого, английского языков и основы Ислама. Но у ордена не было своей школы, поэтому после полугодового эксперимента нас пришлось направить в государственные учебные заведения.

В Анкаре мы прожили примерно месяц, пока подготавливали место для постоянного проживания – общежитие в Стамбуле...
МОИ УНИВЕРСИТЕТЫ
В октябре 1993 г. я начал обучение на экономическом факультете Стамбульского университета. Главное здание университета расположено в старой части города, между мечетью Беязит и мечетью Сулеймание. Юридический и экономический факультеты, где я и учился, находятся в одном здании с ректоратом – в историческом здании внутри кампуса –крепости с двумя входа- ми-выходами по студенческим билетам и пропускам, с охраной (полицией) у входа, так как, во-первых, некоторые студенты активно участвовали в политической жизни страны (различные акции про- теста), во-вторых, на площади между входом в главные ворота университета и исторической мечетью Беязит по некоторым пятницам устраивали протесты раз- личные радикальные исламские группировки. Поэтому здесь всегда дежурила полиция.

...После бакалавариата я решил попробовать себя и в магистратуре, но в другом университете и в другом направлении, в родной тюркологии. В 2001 г. я поступил в магистратуру Института Тюркият при Мраморном университете. Директором института была Эминэ Гюрсой Наскали – внучка бывшего премьер-министра и третьего президента Турции. Здесь мне больше нравилось, но были сложные предметы, такие как староосманский язык, который был труден даже для турок. Помню, на одном из коллоквиумов была затронута тема алфавита тюркских народов: какой наиболее подходящий? Многие в группе пытались доказать, что наиболее подходит латинский алфавит. Но я схитрил и предварительно спросил мнение известного тюрколога Хали- ля Ачыкгёза, и он убедительно высказал мнение, что алфавит для народа – это политический вопрос, а не вопрос удобства письма, иначе бы китайцы должны были давно отказаться от неудобных иероглифов.

CАФИЯ ХАНУМ
– Я родом из Татарстана, а ныне – студент Стамбульского университета, хотел бы сделать с вами интервью.
– Хорошо, приходите завтра в 12, – ответила Сафия ханум.

Я слышал про Сафию ханум как про властную женщину. Но я набрался смелости, нашел телефон Холдинга, позвонил и сразу же получил добро на встречу. Мы с другом, действительно, сделали интервью с ней и опубликовали в русско-турецком журнале «Рынок-Bazar». То ли моя наглость, то ли по другой причине, но Сафие ханум понравилось интервью и общение, и наше сотрудничество продолжилось. Сафия ханум к тому времени отошла от активного управления в Холдинге и поэтому присутствовала только до обеда в офисе, куда иногда и приглашала меня по каким-либо делам своего фонда, который она создала и назвала в честь своего отца – казанского татарина Ахмета Вэли Менгер, одного из основателей «Мерседес-Бенц Тюрк» и других компаний в Турции.

Эта умудренная опытом женщина, предприниматель, владелец группы компаний, объединенных в холдинг, с мужем доктором Иззетем Имре была продолжателем дела отца. К концу 90-х, вырастив детей и внуков, отойдя от активной бизнес-деятельности, она уделяла время своему хобби, своему благотворительному фонду. Тут как раз подвернулся я. Поэтому она часто приглашала в Холдинг или домой, одаривала подарками и выплачивала стипендию. К сожалению, общение с этой мудрой женщиной не продлилось более двух лет: Сафия ханум скончалась в 2000 году.

ТУРЕЦКИЕ ТАТАРЫ
В Стамбуле турецкие татары/башкиры объединены в одно сообщество «Идел-Урал». В 90-е это сообщество возглавлял предприниматель Махмут Ураллы, а его дочь Гюльтэн Ураллы и супруга Айтэн Ураллы активно принимали участие в жизни татаро-башкирской диаспоры Стамбула и Турции. Дом Махмута Ураллы всегда был открыт для татаро-башкирских студентов, особенно в праздники. Частный дом, почти в центре Стамбула, со своим садом, был удобен для праздников с участием 20-30 человек. На праздники Айтэн Ураллы готовила угощения из татаро-башкирских, турецких блюд, исполнялись татаро-башкирские, турецкие песни. В такие дни в гостях у Ураллы мы утоляли чувство ностальгии по родине.

Одно из первых знакомств в Турции произошло с внуком известного российско-турецкого политического деятеля Садри Максуди – с Али Вахитом Тур- ханом. В начале 90-х еще не было интернета, сотовой связи, а была почта. После поездки в Казань у Али Вахита Турхана появились знакомые ученые в КГУ, которые пересылали через меня, когда я приезжал на каникулы в Казань, письма. Их я и привозил. Али Вахита Турхана, как профессионального философа, интересовала жизнь постсоветского общества. В основном, конечно, он расспрашивал, я отвечал, он комментировал как эрудированный и интеллигентный человек.

В Турцию еще со времен Османской империи было несколько переселений татар. Интересующиеся темой эмиграции татар могут прочитать книги турецкого историка – этнического татарина Надира Дэвлета. Если у Али Вахита Турхана переехал в Турцию дедушка, то в Стамбуле были живы татары, которые сами эмигрировали. Например, семья Махмута и Зухры Алюкай. Они эмигрировали из Китая в годы, когда Япония захватила Маньчжурию, так называемый Мукденский инцидент в 1931 году. Махмут Алюкай был личным доктором предпринимателя Ахмета Вэли Менгера. Знал много интересных историй, которыми любил делиться, особенно во время праздничных застолий. Зухра Алюкай со мной поделилась китайским секретом приготовления мандаринового варенья. Оказывается, чтобы мандарины не горчили в варенье, их предварительно надо цельными выдержать в морозильной камере.

КАК Я ТРИ ГОДА ЖЕНИЛСЯ
В России все свадебные обряды совершают за три дня, но у меня это растянулось на три года. В 2000 году нам с будущей женой прочитали никах, мусульманский брачный обряд-договор. 22 октября 2000 года в Турции проходила перепись населения и днем был полный запрет выхода на улицу. Вечером, после снятия запрета, в квартире знакомой турецкой семьи нам провели мусульманский обряд бракосочетания. С религиозной точки зрения мы были теперь муж и жена. Поэтому в канун нового 2001 года с подарками мы съезди-   ли в Казань для знакомства с родителями. Свадьбу назначили на 13 мая 2001 года, пригласили и родителей, но никто не приехал. Тёща была обижена за наше самостоятельное решение о женитьбе. Свадьба была организована в столовой частного колледжа. На свадьбе присутствовали турки из суфийского братства и небольшая группа из общины турецких татар. Свадьба проходила в традиционном турецком стиле, с турецкими песнопениями, молитвами, пловом, айраном и баклавой и подарками в виде подарочных золотых монет и бумажных денег, которые традиционно цепляли на костюм жениха и платье невесты. Кортежа из машин, как принято у нас, не было. Была одна машина «Хонда», взятая с моей работы, украшенная цветами и лентами, как полагается. Водителем выступил друг-студент. После свадебной церемонии в колледже мы поехали    в фотоателье сниматься для альбома. Фотограф рассказывал позже, что мы держались очень свобод- но, без комплексов и зажатости. После фотосессии решили снять все украшения с машины, т.к., когда едет свадебная машина, подростки и малышня облепляют такой автомобиль и просят денег. Для этого молодожены заранее готовят конверты с мелочью. А наши конверты уже закончились по пути в фотоателье. Освободив автомобиль от украшений, мы поехали гулять по вечернему Стамбулу. А Стамбул, особенно вечерний и весенний, – это отдельное очарование.

Но город Стамбул вообще отдельная тема. Он занимает второе место в мире после Лас-Вегаса по числу регистрируемых браков, таким образом, он является одним из самых популярных направлений свадебного туризма.

Третий раз мы поженились уже официально, согласно российским законам в Консульстве Российской Федерации 28 января 2002 года. Таким образом, то, что в России принято делать за три дня (пятница-воскресенье), у нас затянулось на три года.

МОЙ СТАМБУЛ
В средневековых русских летописях и иной литературе Стамбул (Константинополь) часто именовался Царьградом. Сейчас Стамбул сильно укрупнился, расширился, стал очень густонаселенным. Город, в котором уже тяжело жить, но хочется бывать регулярно, город, по которому скучаешь. Я застал Стамбул 90-х. Помню старый автовокзал, когда созывала до последнего приглашал в уходящий межгородской автобус и когда на остановках общественного транспорта продавались бумажные билеты, а продавцы билетов кричали «билят, билят» (так быстро произносили это слово, пропуская звук «и», что мы смеялись по понятной причине). Стамбул 90-х был более зеленый, чем сейчас, не было высоток, а строилась первая многоэтажка – 30-этажный бизнес-центр турецкого олигарха Сабанджи. Не было еще ни метро, ни трамвая, а были только автобусы и минибусы. До аэропорта им. Ататюрка не ходило метро, а добраться можно было на муниципальном автобусе или такси. Газификация Стамбула была не столь обширной, и зимой топили углем, поэтому часто над Стамбулом висел смог, а летом были перебои с водой. Но, несмотря на все бытовые недостатки, это был и есть прекрасный город. Как говорил один мой турецкий друг, накопленная за день усталость уходит, когда пересекаешь Босфор. Часто после занятий в университете я шел прогуляться на Крытый рынок, оттуда спускался к Египетскому базару, проходил через него, чтобы ощутить запахи специй и аромат самого популярного турецкого кофе бренда Мехмет Эфэнде, и выходил к Галатскому мосту. Отсюда можно было наблюдать азиатскую часть Стамбула и мост, соединяющий Европу и Азию. Иногда можно было перекусить бутербродом с рыбой, которую готовили здесь же в бухте Золотой Рог.
фото из архива автора и Сергея Васильева-Ботвинова