Йусуф Бикчантаев: «Саунд-дизайн – это работа с любым звуком»

Сменив работу актёра и ассистента режиссёра на профессию саунд-дизайнера, Йусуф Бикчантаев стал работать в команде организаторов фестиваля аудиовизуального медиа-искусства «Нур». По итогам 2022 г. проект во второй раз назван «Фестивалем года». Мы расспросили героя январского номера «Идель» 2018 г. о новой профессии, об отношении к театру и к музыке, а также о том, почему он ушёл из ГИТИСа. Кстати, 10 марта 2023 года у него юбилей. Знаменитому мальчику из фильма «Куктау» уже 30. Сегодня Йусуф Бикчантаев – востребованный саунд-дизайнер. Он отвечает за аудио-сопровождение мероприятий фестиваля «Нур», создает музыку для промо-роликов и некоторых перформансов, а также создаёт звук для фильмов. Для этого разговора мы встретились с ним в фойе нашего родного Камаловского театра.

– Как ты попал в «Нур»?

– Команда фестиваля – компания моих близких друзей. Мы познакомились, когда учились в институте востоковедения. Ребята тогда занимались организацией концертов «Студенческой весны». А начиналось у них со студии видеографии, снимали свадьбы мероприятия в 2015-16 годах. Когда я вернулся из ГИТИСа, я к ним присоединился как композитор, саунд-дизайнер. 

– «Нур» стал фестивалем года, ты был на награждении?

–Я под конец пришёл. Работа у меня такая – писать и сводить треки, много времени на это уходит. Это делается в одиночестве. Конечно, не постоянно и не круглые сутки. Всё зависит от задачи, бывает, что график довольно плотный. Недавно, например, к церемонии «Студент года» пришлось писать три аранжировки и ещё видео со звуком свести. Это было жёстко по загруженности, пришлось сидеть безвылазно. Но сейчас мы стремимся к более четкой структуре организации труда, чтобы не было таких авралов. А что «Нур» станет лауреатом, я почему-то даже не сомневался.

– Объясни для профанов, чем отличается композитор от саунд-дизайнера.  

– По сути, композитор сочиняет музыкальные произведения, прописывает партитуры для определенного количества инструментов, рождает звучание; а саунд дизайнер (термин западный, в русском языке, возможно, звучит довольно современно) генерирует звук посредством различных технических средств, синтезаторов, инструментов музыкальной электроники. В обоих случаях есть творческий процесс, часто – синтез, объединение стихий. Саунд-дизайн также может заключаться в озвучке различного рода материала: видео, графического; в записи звуковых текстур, шумов и дальнейшая работа с этим материалом для создания особого звука или комплекса звуков для выполнения художественной задачи. Я окончил музыкальную школу, хотя не могу сказать, что постиг всю музыку, но нахожу свои навыки полезными для творчества как такового. Сейчас у нас в арсенале огромное количество возможностей для самостоятельного занятия музыкой: электронных инструментов, контроллеров; через компьютер можно создавать много всего. В век информации, в эре компьютерной музыки всё зависит от того насколько человек хочет что-то сделать, изучить, это теперь всё открыто и доступно, что радует!

– Но вокал ты тоже используешь?

– Да. Я и сам немного пою. Мне нравится работать с вокалом как с аудио материалом в треке. Для фильма Дидара Оразова «Высокий дух» про Рахима Саттарова (его в прокате нет, он фестивальный) мы затеяли большую коллаборацию музыкальных артистов, исполнителей и современных композиторов. Несколько стихотворений Саттарова превратили в песни, писали к ним аранжировки, где я работал над тремя треками с вокалом. С моим другом Дидаром Оразовым, режиссером документалистом, работал как композитор над фильмами «Татарский кодокан» про Федерацию дзюдо РТ; «Прометей» – про легендарное СКБ, пионеров аудиовизуального искусства; «Баланс» – про профилактику религиозного экстремизма. Сейчас в компании мы продумываем структуру организации труда, чтобы "Нур"функционировал как мощная платформа для проектов, а видеопродакшен и концепт студия работали в своем активном и творческом режиме.

– Каким из своих проектов ты гордишься?

– Радует, что получилось написать музыку к спектаклям в театре Камала, в театре Кариева, в Мензелинском театре. Есть вещи, над которыми горжусь в совместном творчестве, например, документальный фильм про СКБ «Прометей», который мы сделали к открытию первого фестиваля Нур. Есть перформанс «Сак-Сок», где погружение в стихию древнего баита идёт через музыку и пластику.

– Альбом «Сак-Сока» на популярном стриминговом сервисе – это лайф?

– Да, это запись с нашего выступления в театре Мейерхольда в Москве. Это был наш первый выезд. Там был огромный зал, эхо. 

– А какую свою работу считаешь самой неудачной?

– Если есть какие-то неудачи в процессах работы над каким-либо проектом, их исправляешь и идёшь дальше. Время проходит, если растёт навык, выявляешь ошибки прошлых работ, всегда ищешь, как сделать лучше.

– Китайский язык, который ты изучал, тебе пригодился?

– Рад, что получилось съездить два раза в Китай по обмену. На китайском говорил, помню, уверенно в один период. Даже как-то переводчиком ездил в Шанхай на гастроли с театром Камала со спектаклем «Однажды летним днём», где я делал субтитры для спектакля на китайском и помогал с переводом в поездке, на площадке, на рынках и магазинах. Сейчас языком не пользуюсь, однако не считаю это какой-то потерей времени и сил. Изучение языка полезно в любом случае. Всё равно что-то откладывается, как-то помогает в работе, жизни. Даже какие-то зачатки музыкальной деятельности начали происходить там, когда мы с ребятами иностранцами, с друзьями по общежитию, по университету, в то время на полном серьёзе создали кавер-группу, выбили репетиционную базу, стали джемить. Потом уже стали брать заказы, выступали в моллах, в джем-клуб-барах, на открытиях автосалонов. В основном играл на ритм-гитаре, но иногда даже рэпчик немного на китайском читать пытался, звучало весело.

– Ты же пел на юбилее мамы? Почему не продолжил?

– Для карьеры певца у меня нет времени и сильного желания, так как больше заинтересован музыкой как таковой. Интересно записывать, искать, экспериментировать, осваивать звукорежиссуру, но иногда случаются отдушины – незамысловатая песенка или татарский репчик на кухне. Мне интересна философия и возможности музыки.

– Тебя родители заставляли идти в музыкалку?

– В музыкальную школу меня записали неизбежно и против воли, доучился я до конца – все 7 классов. Было трудно тогда временами, зато сейчас благодарен родителям и учителям за это. Мне родители никогда ничего не навязывали и не заставляли кем-то становиться.

– От театральных детей ожидают, что они продолжат династию…

– Да, меня это немного сбивало в своё время. Я пережил этот момент году в 15-м. Отец  (Фарид Бикчантаев, главный режиссер ТГАТ им. Камала, – прим. ред.) брал меня на практику на свой курс. После первого курса ГИТИСа я даже свыкся с мыслью о режиссуре. Однако, оценив свои стремления, после второго курса понял, что буду заниматься своим творчеством и музыкой, вернулся в Казань.

– О каком-то ещё образовании думал?

– О конкретном каком-то образовании серьёзно не раздумывал. Но всегда хочется большему научится в той сфере, в которой работаешь.

– Ты считаешь себя эгоистичным?

– С эгоизмом я знаком будучи единственным ребёнком в семье. Стараюсь ту силу, что тратится на эгоизм, на всяческое самовыражение, вкладывать в какую-либо деятельность, в труд. Тогда человеку не остается времени на эгоизм.

– Складывается впечатление: за что бы ты ни взялся, ты бы пошёл до конца. Это так?

– Я сейчас вспоминаю: если я чем-то загорался, я обычно этого достигал. В детстве я увидел, как Ильдус абый (Ильдус Габдрахманов, актёр театра Камала, – прим. ред.) у нас танцует чечетку. Для меня это было потрясающе. Через год я уже, выучив эту комбинацию, танцевал на сцене вместе с ним в спектакле «Казан сөлгесе».

– Какой спектакль помнишь наизусть?

– «Голубую шаль». А ещё «Однажды летним днём», потому что делал титры для китайского зрителя, а потом для норвежцев делал синхронный перевод на английский.

– Твой любимый спектакль?

– «Дон Жуан», в нём отличный актёрский ансамбль. Он для меня как музыка. Да и саунд-оформление его мне нравится, мой отец всегда музыкой удивлял. «Свет моих очей» («Җанкисәккәем») – музыкальный спектакль, с детства проникший в мою кровь, гениальный, феноменальный, он 25 лет уже идёт. «Казан егетләре», который был дипломным спектаклем, он шёл довольно долго. У меня в памяти живёт коридор, ведущий в фойе, лестничные площадки, коридоры с деревянными полами – дух театра 90-х, когда я был маленький. Я часто сидел в кабинете отца, в его каморке. Этот тусклый теплый свет, венские стулья, фанеры театральные, утварь –  это всё на тактильном уровне. Театр вместе с жизнью меняется. Есть отличная цитата. «Театр –искусство времени и пространства. Он не отражает действительность, но соотносится с ней по аналогии...»

– Для меня лично заметен градиент салимжановской и бикчантаевской эпохи театра. И они – разные.

– Так и есть. Салимжановская эпоха – другая стихия. Когда происходит такая смена, внутри и снаружи что-то неизбежно меняется. Вместо Марселя Салимжанова пришёл человек, выросший в этой среде, была преемственность, от которой что-то важное и нужное сохраняется несмотря на перемены.

– Ты можешь сказать, что "испорчен"академическим театром?

– Есть определённая сила, которую впитываешь от этого большого театра, театра больших актеров и крупного искусства. Возможно, этому всему присущ академизм, что театр – храм, у него своя миссия и т.д. Театр – это люди, которые в нём работают, которых ты видишь с раннего детства. Академизм, скорее всего, – в путах самого академизма, но живой театр, живой актёр, всем сердцем исполняющий свою работу – это чувствуется всегда.