ЖУРНАЛ РОДИЛСЯ ИЗ ПЕНЫ ПЕРЕСТРОЕЧНОЙ ГРОЗЫ

Одновременно с выходом первого номера журнала «Идель» родился мой сын, поэтому праздник у меня тогда был в квадрате! На доске объявлений у секретариата появилось два аиста, нарисованных художницей Алсу Тимергалиной, один держал в клюве новорожденный журнал, другой – свёрток с ребёнком. 

Правда, сына в роддоме мне показали позднее, чем тёпленький журнал из типографии, от которого пахло летним утром, свежескошенной травой в барском саду особняка Оконишникова, где мы любили «заседать» с авторами. Бывало, в обеденный перерыв даже разжигали костерок, чтобы поджарить хлеб и сосиски на прутиках. Кто-то читал стихи, рассказывал о себе, незаметно из кустов появлялась гитара. Это было пьянительное время молодости! 

Как-то так удачно всё совпало: я только что окончил КГУ и не знал куда податься, а тут открылся новый молодёжный журнал, началась анархия в умирающей стране, и что было вчера нельзя, сегодня стало можно. Потребность в новом издании была большая. Народу хотелось высказаться, люди понесли то крамольное, что годами пылилось в письменном столе и на чердаках, вдруг выплыли из архивов запрещённые документы по истории народа, о деятелях партии и культуры, нам начали присылать рукописи из-за границы. Публиковались смелые интервью с национальными лидерами и неординарными личностями, по которым в советские времена психушка плакала. Появились неизвестные рассказы и романы Гаяза Исхаки, а также произведения репрессированных татарских писателей. Шлюзы открылись! Журналисты носились по городу, боясь упустить важный исторический момент. У всех горели глаза и чесались руки. Сонных и успокоенных в начале 90-х я не видел.   

В тот день в Казани разразилась апокалипсическая гроза. Старые тополя трещали, как поленья под колуном. Водосточные трубы клокотали, захлёбываясь. Потоки бурой воды несли по улице Комлева (ныне Муштари) чью-то босоножку и детский мячик. Отломленный сук торчал из воды, как рука утопленника. Жёлто-красные трамваи, тренькая, поднимали волну, киоск «Союзпечати» сняло с кирпичей, и продавщица визжала от страха. Дождь то хлестал, то стихал, и тогда обжигало солнце. Помню, закатав брючины, я босиком пошлёпал домой. В руке у меня была стопка новеньких журналов, которые я бережно накрывал зонтом. На обложке чернобровая русалка проглядывала сквозь серебристую волну... 

Из пены июльского ливня и перестроечного времени родился «Идель». Хотя журнал и вышел на газетной бумаге, но дизайн по тем временам выглядел свежо. Молодцевато!    

Мой начальник Ахат Мушинский посоветовал мне самому оформить детскую рубрику «Город Айлюли», и в первом номере я дебютировал со своей сказкой и рисунками. 

В те годы я жил в Зеленодольске и мотался туда-обратно на электричке. Помню, в начале месяца заходишь в вагон, а у половины пассажиров самых разных возрастов в руках наш журнал. Вот это была популярность!  

Конечно, за тридцать лет многое изменилось. Если не сказать всё. Запущенный барский парк подстригли и облагородили, пристрой, в котором мы сидели, снесли, улицу переименовали, редакция переехала на новое место...  

«Река времён» унесла в вечность многих сотрудников журнала и первых авторов. 

В конце мая, оказавшись с банкой краски на мазарках, я вдруг почувствовал чей-то взгляд. С чёрной мраморной плиты, усмехаясь, на меня смотрел Фаиз Зулькарнай (второй после Римзиля Валеева главный редактор журнала «Идель»). В ушах зазвучал его голос: «Эшләр барамы? Шулай ук чабасызмы?»* 

Тогда я был пацан перед ним, а теперь стал старше аж на десять лет! 

Протискиваясь между оградами города мёртвых, ступая по ковровой дорожке жухлых листьев, я заглядывал в маленькие «квартирки», ухоженные и захламлённые. Калитки распахнуты. Имена полустёрты. Над головой соловьи заливаются. У одной эстрадной звезды холмик весь покрыт живыми розами, а у другой, чуть поодаль, нет ни одного цветка. Но она только смеётся с выцветшей фотографии: «И-и, кадерлем, сине дә тиздән онытачаклар».** 
Кладбище – место философское. Здесь начинаешь думать, переосмысливать… Вот, пронеслась по коридорам редакции «Идели» и растворилась в небытие волна поэтов и прозаиков, не оставив после себя ни имён, ни произведений. Лишь немногие сегодня мерцают корешками на книжных полках и единицы греют сердце в холодный час. 

Недавно встретил одного нашего старого автора, его стихи в начале 90-х были опубликованы в рубрике «Дебют». С трудом друг друга узнали («живот растёт, а на голове всё наоборот»). Поговорили о былом, вспомнили поэтессу Розу Кожевникову, которая после Ахата Мушинского возглавляла русскоязычное издание журнала, и разошлись восвояси. Уже дома, я отчётливо припомнил его. Он вбегал в редакцию, юркий, быстрый, крутил чёрный ус и распахивал, как фокусник, свой пузатый портфель, откуда выпрыгивали на пол и прямо в руки тетрадные листочки. Тут же начинал их читать и править. Потом исчезал, случайно прихватив со стола чужую рукопись. Тогда я верил, он – гений! И ведь стихи его поначалу обдавали ветром, строчки оставались жить в голове, но прошло время, и он обрюзг, угомонился и превратился в рядового поэта с неживыми стихами. Хотя в масштабах мировой литературы, это, конечно, не страшно. Есть же Пушкин в конце концов. До сих пор никто, абсолютно никто, лучше, чем Александр Сергеевич не сказал так о времени и человеческом тщеславии:

Гордись, гусар! Но помни вечно, 
Что всё на свете скоротечно –
Летят губительны часы,
Румяны щёки пожелтеют,
И чёрны кудри поседеют, 
И старость выщиплет усы.    
 
Но в тридцать лет об этом совсем не хочется думать. Мысли о старости и тщете отскакивают, как градины от блестящих лат кирасира. Тук-тук. И правильно! Молодость глуха к этим разговорам. К тому же для журнала три десятка – разве это возраст? Так, лишний повод устроить весёлый сабантуй, и между первой пиалкой и второй оглянуться назад, чтобы вспомнить тех, кто стоял у руля и кочегарил в трюме в конце прошлого века. Жизнь, хотя и повторяется в чём-то циклически, однако, как река, никогда не идёт вспять. Только вперёд! За каждым поворотом открывается что-то новое, неизведанное и очень интересное…      

*Эшләр барамы? Шулай ук чабасызмы? (тат.) – Как дела? Всё так же носитесь?
**И-и, кадерлем, сине дә тиздән онытачаклар. (тат.) – Э-э, дорогая, и тебя скоро забудут.