Анастасия Васильева. Картонный домик

Уже под вечер все разошлись, в доме стихло. Наконец-то, я так этого ждал! Мне были не интересны все их разговоры о взрослой жизни. В свои десять, казалось, я знал о жизни больше, чем они, говорившие только о делах и кто сколько зарабатывал. Я не понимал, зачем нужно рассуждать об этом ежедневно. Лучше без пафоса скажите, как любите друг друга.

Остатки большого торта убрали. Я к нему и не притронулся, да и к остальному тоже. Схватив со стола зелёное яблоко, я убежал в сад, на качели. В это время остальные дети приглашённых, сидя на высоких дубовых стульях и поправляя накрахмаленные белые воротнички, строили умные лица, манерно держа в правой руке нож, а в левой вилку. Свой воротничок я снимал сразу же приходя с занятий.

Ветер обдувал лицо, сбивая со лба прядь волос. С каждым укусом сочного яблока жизнь становилась ярче, вкуснее…

Я опомнился, когда меня окликнули. Прощаться ни с кем не пришлось. Я поднялся на второй этаж, а оттуда на чердак, где стоял игрушечный картонный домик. Сделал я его сам из обычного картона и раскрасил во все цвета радуги, причём кляксами, куда попадёт, и теперь он был больше похож на палитру для красок. Когда заходило солнце, я ставил домик на подоконник и смотрел, смотрел в его маленькие окошечки на закат, свет пробивался через эти щёлки и слепил глаза. Я надеялся, что краски детства никогда не потускнеют.

Утром, надев серый костюм, я отправлялся на учёбу. Стандартному обеду в школьной столовой я предпочитал яблоко, с которым уходил во двор. Одноклассники посмеивались надо мной. А мне казалась глупой их жизнь. Почему я не могу отличаться от других?

В один из вечеров мама с папой сильно поругались. Папа много курил, сидя на крыльце дома, мама заперла за ним дверь. Закат я пропустил. Домик одиноко стоял на окне с прикрытыми картонными ставенками.

Я проснулся от запаха гари, открыл глаза: передо мной стояла завеса дыма. Я распахнул дверь и не увидел даже лестницы. «Мама! Мама!» – закричал я и, не услышав ответа, подбежал к окну. Крыльцо и первый этаж полыхали в огне. Я вернулся к лестнице и, продолжая звать маму, стал спускаться, держась за перила. Мама где-то кричала. Вот она схватила меня за руку, и я потянул её за собой. Путь на улицу был отрезан. Мы поднялись на чердак. Мама плакала, отец пытался войти в дом, но огонь не пускал его. Нам с мамой по очереди удалось спуститься при помощи верёвки, один конец которой я привязал к старой кровати…

Не помню пожарных. Только крики и огни машин.

Я долго не мог уснуть у своей бабушки. Едва рассвело, я побежал к чёрному, обугленному дому. Лестница почти сгорела. Через окно по карнизу я пробрался на чердак. Мой домик валялся на полу, огонь до него не добрался.

Вечером я сидел в нашем саду на качелях, держал в руках картонный домик и смотрел в его окошки на уходящее солнце…

Потом мы стали жить в квартире, без лестниц и просторных залов, без больших окон и сада с качелями. В доме, где не было рассветов и закатов.

15 лет спустя

Ветер сдувает со лба чёлку. Я щурюсь от солнца, провожу рукой по щетине на скулах и смотрю на дом через остатки картонного домика моего детства. Ставенки пообрывались, краска выцвела, стены помялись, но он всё так же любим мной. Я отодвинул от глаз картонный домик и окинул взором дом, который построил сам для своих родителей. Такой же яркий, как в моих детских мечтах. Воплощение самого меня. Из окна окликнули родители. И теперь я охотно торопился на ужин, как в детстве, засунув откушенное яблоко в карман.