Эдуард Учаров, Галина Булатова. Байкал

В июне на Байкале проходил 18-й Международный фестиваль поэзии. Среди приглашённых участников были два казанских поэта: Эдуард Учаров и Галина Булатова. Сегодня они делятся с читателями журнала своими байкальскими впечатлениями.

Эдуард Учаров. Поэт, эссеист, редактор, культуртрегер. Победитель турнира поэтов Литературной универсиады в Казани (2013). Публиковался в журналах и альманахах «Дружба народов», «Новая юность», «Нева», «День и ночь», «Паровозъ», «День поэзии», «Дети Ра», «Homo Legens», «Современная поэзия», «Сетевая словесность», «45-я параллель», «Истоки», «Аргамак. Татарстан», «Идель» и других российских и зарубежных изданиях. Автор книги «Стиходворения» (2018). Организатор и куратор ряда литературных проектов, в т.ч. по увековечиванию в Казани памяти первого русского романтика Гавриила Каменева (1773 – 1803). Работает руководителем казанского литературного кафе «Калитка» Центральной библиотеки.

ПРОЛОГ 

В детстве я думал, что Байкал – это соседская немецкая овчарка. Большая, лохматая, умная.

Чуть позднее понял, что это лимонад. Зелёный, ледяной, шибающий газировкой в голову и разрывающий нос, если глотнёшь не в то горло.

Когда слегка помудрел, догадался, что Байкала нет совсем. И нет его до тех пор, пока я это озеро не увижу своими глазами и не ощупаю своими руками. Мало ли что там говорят. Не может существовать того, чего я не видел и где я не был.
 

Опровергнуть или убедиться в существовании Байкала мы поехали этим летом. 

Поехали криво. 

С заездами в Екатеринбург и Красноярск (они теперь существуют!).
 

Поехали в Иркутск на Международный фестиваль поэзии им. Анатолия Кобенкова, проводимый на Байкале прекрасными иркутскими поэтами Андреем Сизых и Анной Асеевой уже в восемнадцатый раз.

Собственно, благодаря этому фестивалю, мы и очутились на Байкале, причём не на том, на котором планировали изначально. Поехали бы своим ходом – непременно очутились бы в Листвянке – самом растиражированном месте озера, где толпы туристов наблюдают, как Байкал вытекает из себя единственной и стремительной рекой Ангарой. 

Вместо этого на завершающие вечера фестиваля – стихи и песни у костра на байкальских утёсах – Андрей и Анна повезли нас на Малое море, к священному острову Ольхон, а ещё точнее – проливу Ольхонские Ворота. 

БУРХАНИТЬ

Итак, едем на Байкал. Иркутский относительно равнинный ландшафт начинает запрыгивать и спрыгивать с гигантских байкальских сопок. Блестят солончаки. Вдоль трассы всё чаще попадаются странные изгороди с явно ритуальными столбами различной формы и цвета. Всё выяснилось, когда у одной такой изгороди остановились и мы. Для всех едущих на Байкал это непременная традиция – необходимо побурханить – попросить местных духов о хорошей дороге и удачных днях на озере. Желательно чем-то умилостивить их. Оставить у столба мелкую монету. У нас в карманах ничего не оказалось, и неизбежной расплатой за такое неуважение к высшему духу Бурхану послужила потеря одного из аккумуляторов от фотоаппарата. Байкал суров, но справедлив.
 

ПОЗЫ И БУХЛЁР 

По пути мы останавливались перекусить у здания с недосказанной философской вывеской «Позная». Эти вывески я наблюдал ещƉ в Иркутске, и каждый раз глаза мои требовали существительного. Позная что? – мучительно размышлял мой разум.

И вот наконец, по дороге на Байкал выяснилась страшная акцентологическая правда. Ударение в этой вывеске нужно ставить на первый слог. Позная – от блюда бурятской кухни под названием Позы (бур. бууза и монг. бууз). Очень многообещающее название бурятских мантов. 

А венец национальной кухни – суп бухлёр. Всё гениальное просто, поэтому ничего лишнего – куски баранины в густом остром луковом бульоне. Название очень ясно отсылает к целям и задачам данного волшебного блюда: бухлёр прекрасно снимает похмельный синдром, однако же и без аргументированного повода необычайно вкусен.

КОВЧЕГ БАЙКАЛА

Приехали мы на берег Байкала, а там ковчег. В смысле, туристическая база, где нам предстояло жить и наслаждаться эти дни. Замысловатые деревянные домики, срубленные из сосны, и даже бурятские евроюрты. В нескольких метрах под скалами в дымке мифов и легенд плещется долгожданный Байкал. 

Нужно же в нём искупаться?! 

Вода здесь, мягко говоря, не тёплая, а в июне особенно. Девять градусов. Практически лёд. Всё, как по Воннегуту (Лёд-девять – вымышленная модификация воды, описанная Куртом Воннегутом. – прим. ред.) 

Но казанского моржа, нырявшего в феврале в Голубые озёра, этим не испугаешь, поэтому с разбега по булыжникам – в ледяную воду, с брызгами, пританцовываниями и подвываниями. 

Такого не было никогда: если отплыть от берега на любое расстояние и посмотреть в воду, можно различить мельчайшие подробности дна.
 

Вода абсолютно прозрачная и постоянно меняющая цвет. 

Жаль, что играться в этот байкальский калейдоскоп можно недолго. Тает последнее тепло, прячущееся в уголках сердца. Онемевший, довольный и зарядившийся Байкальской праной, карабкаешься на берег, подымаешься по отвесной лестнице на рыжую от старости скалу, где притаилась вечерняя питерская гитара у костра и горсть обжигающих стихов. 

ОЛЬХОН 

На следующий день после завтрака и причудливой языковой практики общения с тремя обитавшими в евроюртах европейцами, которые собирались на «конную прогулку по Большому и Малому морю», мы небольшой казанско-иркутско-московской группой отправились на Ольхон – сакральный и самый главный остров озера. 

Пока шли к переправе через посёлок Сахюрта, стремительно поменялась погода. Нас предупреждали, что Байкал непредсказуем, и он это продемонстрировал, за считанные минуты превратив вполне солнечное утро в свинцовый вихревой дождь. В футболке и шортах стало неуютно. На пароме, на открытой воде, станет ещё ледянее – угрожали мне бывалые члены нашей группы, я лишь бледно улыбался.
 Пришёл паром. На берег высыпали китайцев, японцев и монголов. Вскоре их волна схлынула, и мы взошли на паром, как оказалось, бесплатный, хоть целый день катайся туда-сюда.

К середине плавания колкий дождь приутих, абсолютно серая вода вдруг прошла, и в просвет через Ольхонские ворота затрепыхался совершенно изумрудный Байкал.
 

Высадившись на Ольхоне, мы не пошли на Шаманку и другие легендарные места силы, а начали штурмовать левую сопку над бухтой, куда извивалась горная тропинка.
 

Подъём увенчался такими сногсшибательными видами на золотистый и искрящийся в солнце Байкал, на импрессионистические багрово-лилово-зелёные берега, что захотелось стать камнем одной из многочисленных рукотворных пирамид на вершине и никогда никуда не сползать отсюда. 

Лежать, дышать и смотреть. 

БУХТА РАДОСТИ 

Следующим утром Байкал проснулся в рваных простынях тумана. Протяни руку – и вырвешь из такого тумана хороший клок. 

Через пару часов он начал оседать. Наверху появилось небо. Потом показались самые высокие скалы Ольхона. 

А мы отправились исследовать Базарную бухту. 

Минут через десять скалы закончились, и обнаружился стремительный спуск в травяную долину. Дно Байкала стало песочным, но всё равно вода прозрачная. Гигантские чайки шлёпались в воду, тяжело поднимались и высаживались в траву. Там они упражнялись в звуках. Очень достоверно по-кошачьи мяукали, свистели, хрипели и чисто по-человечески задорно смеялись. Видимо, над нами. 
Грозные и мясистые байкальские быки с презрением пережёвывали траву. А вдоль земляной колеи бесстрашные байкальские суслики выстроились, словно ритуальные бурятские столбы. На нас практически никакого внимания, в норы прыгали, только когда их уже можно было достать рукой. Стальные нервы у этих сусликов. Пройдя бухту, мы опять вышли к скалам. 

Камни побеждала флора. 

От разноцветья рябило в глазах.
 

Байкальское море цветов слегка покачивалось на ветру и стряхивало со стебельков последнее молоко тумана. 

Прорезав огромный естественный пирс, далеко уходящий к Ольхону, в просвете между сопок мы обнаружили ещё одну бухту, редко населённую деревцами. Абсолютно голубая вода, мелкий и яркий, почти белый песок и никого-никого, кроме нас.
 

На яндекс-карте высветилась Бухта Радости. 

Так и было.
 

НЕКОТОРЫЕ УМОЛЧАНИЯ 

Почему я ничего не написал про знаменитого байкальского омуля? Во-первых, потому что я не ем рыбу, а во-вторых, вылов омуля под тотальным запретом. Поэтому омуль есть, но его как бы нет. По секрету шепну, что по кусочку этого деликатеса те из нас, кто хотел его попробовать, попробовали. Выпросили несколько рыбок у местных рыбаков. 

Почему я не написал, что байкальская вода не только очень прозрачная и чистая, но и вовсе питьевая? Потому что не совсем в этом уверен, хотя пил исключительно байкальскую воду, каждый раз набирая её в пластиковую бутыль прямо с берега возле нашего домика.

На Ольхоне за двести рублей я купил миниатюрный подарочный шаманский барабан, который потом в казанском подземном переходе увидел за шестьдесят рублей. Лоханулся. Поэтому и не написал об этом. 
Зато полностью реабилитировался тем, что там же, на Ольхоне, купил волшебную байкальскую траву саган-дайля. О ней с давних времён знали в Тибете, Саянах и на Алтае. Применяют её для бодрости, силы,  долголетия, борьбы с многочисленными заболевани - ями. Называют ещё «Белое крыло», «Шаманский чай», «Чай бессмертия». Теперь вот постоянно добавляю эту травку в чай и всё больше бодрюсь и вечнею. 

P.S.   Теперь я знаю, что Байкал существует. И знаю, что не ошибался в детстве. Байкал – это и ледяной шипучий напиток, бьющий в голову и разрывающий нос, если глотнёшь не в то горло. И мудрый лохматый соседский пёс. Огромный и верный. Байкал – это то, что теперь есть. Целая жизнь.

Галина Булатова

Поэт, переводчик, литературный редактор журнала «Идель». Лауреат международного поэтического конкурса Премии им. Игоря Царёва «Пятая стихия». Организатор и куратор ряда литературных проектов. Автор книги «Сильнее меня» (2017). Стихи и переводы публиковались в журналах «Юность», «Новая юность», «День и ночь», «Сетевая словесность», «Подлинник», «Зарубежные задворки», «45-я параллель» и других российских и региональных изданиях.

БАЙКАЛ

Байкал баюкал и буянил, 
бухтел, бурханил, барабанил, 
многоголосый удэге. 
Спускались горы мыть подошвы, 
а чайки хлопали в ладоши, 
смеясь на нашем языке. 

Небесный омуль плыл высоко, 
вращая умным жёлтым оком
 у переносицы горы. 
И триста рек несли дары – 
доволен батюшка оброком: 
готов калым для Ангары. 

Пока шаманил с бубном кто-то, 
открыв Ольхонские ворота, 
дожди впечатались в гранит.
 И мы карабкались по склону 
непостижимого Ольхона 
до запредельных пирамид. 

Я, месяц мучась со спиною,
 ступила в море ледяное,
 сомкнув его над головой
 три раза, как тому пристало, 
и трижды море цвет меняло – 
зелёный, серый, голубой. 

Не разыгравшиеся нервы – 
а разыгравшиеся нерпы 
чудно крутились на волне. 
И был весь мир потом в нирване: 
туман валил, как пар из бани,
 и я – забыла о спине. 

Забыть ли этих дней теченье,
 любовь камней и трав, свеченье
 прозрачных донельзя глубин? 
О месте силы древней веры
 друг с другом так и спорят ветры – 
сарма, култук и баргузин.