ДЕД МОРОЗ

Новый год вот-вот наступит. Страну уже Путин поздравляет. Все открывают шампанское и ждут момент, когда куранты начнут возвещать о начале года. И я жду. Но не успели куранты возвестить что-либо, звонок в дверь.

Открываю. На пороге Дед Мороз с букетом роз.  
– От кого? – спрашиваю. 

Ничего не говоря, уходит. Дом полон народу, и что я могу объяснить? Просто несу букет и ставлю в вазу. Смотрю: в одной тёмно-красной розе, а все вокруг белые, в этой розе, в бутоне что-то блестит. Достаю – это сердечко золотое: кулончик на золотой цепочке. Надо же! Кто-то преподнёс мне сердце – своё золотое сердце в подарок! Догадываюсь кто, но об этом молчу. 

 А, между тем, уже куранты бьют во всю, и гости все мои чокаются бокалами. Я пью сок белого винограда и бегу в свою комнату и смотрю в окно, у меня окна на лес выходят. Там на улице, у леса, уже пускают фейерверки, присмотрелась: у одной сосны стоит кто-то высокий, в костюме деда Мороза. И я знаю: это он! Мой Дед Мороз, тот, что подарил мне золотое сердце в красном бутоне розы. Но что мне делать? Я даже не могу выйти ему навстречу, просто смотрю из окна на него. И как он нашёл дом, где я живу? Смотрю и смотрю – не могу оторвать взгляда. А гости зовут. Пошла к гостям, а думаю о нём. Где-то с час сидели за столом, шутили, чокались бокалами, смеялись… Зазвонил телефон – мама с Украины поздравляет, поговорили. И снова я посмотрела в окно. О, ужас, он до сих пор стоит на том же месте у сосны. На улице минус двадцать, ой, а если он замёрз там совсем? Что делать? Не знаю, но какой упрямый всё-таки. Показываю знаками из окна, чтоб уходил. Но он стоит, всё чего-то ждёт. 

 Наша компания собралась в лес гулять, и я иду вместе со всеми. Решили угостить Деда Мороза шампанским. И правильно, пусть согреется. Делаю вид, что не знаю его, но сердце разрывается от жалости – о, эта тайная любовь! Пока его поили шампанским, я вложила ему в руку незаметно для всех записку. А в ней я написала, что очень его люблю. Когда мы возвращались, он развернул её, я оглянулась и увидела, как же он счастлив, мой Дед Мороз!

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ВЕЧЕР
 Дед с кряхтеньем из пальто, как из шоколадного кокона, вылезает наружу. Приподнявшись на цыпочки, я заглянула в карман его тёмный. Там мешочек с подарком есть для меня. Раздевается дед в прихожей, тщательно снег обметая с ботинок. Растирая ладони, от холода чуть покрасневшие, ведь ходил без перчаток он постоянно, дед важно направился в комнату, где накрыт уже стол в ожиданье гостей. Нынче праздник. 
Улыбаются все, на столе столько всего наготовили. А дед, между тем, уже сел. Стуло под ним как-то крякнуло сразу, будто приветствовав деда – старое старого встретило стуло. Дед корпусом повернулся к соседке, что-то сказал ей на ухо, та улыбнулась, всем белые зубы представив и взбугривши улыбкою полные щёчки. Стол накрыт кружевною скатёркой, главное блюдо – селезень, бабушка тщательно семеринкой его начиняла, запечённые крылья сверкают золотисто-коричневым цветом, и весь он украшен петрушкой, вот, кажется, крякнет и вылетит в форточку селезень этот. Сели. Бабушка всем говорит: «Почитаем молитву!» И все повторяют за ней, чтобы была пища во благо. Дед не особо старался, на селезня жадно глазами взирая и мысленно уже раздирая утиного мужа на части. Возникла вокруг атмосфера уюта. Я наблюдаю, как из жестов, из кубиков строятся люди. Как они, кто с вилкой, зажатой смешно в кулаке, кто с размахом, кто не спеша, осторожно принялись есть. Жест, с каким дед яблоко резал, или тот, с которым селезня, широким ножом разрезая, кидал на цветастое блюдо, говорят о нём много. Я видела деда героем былин или сказок, незаурядным он был человеком, это уж точно. С улыбкой прищурой ко мне обратился: «Зеленого хрону ты хочешь, Оленко? Смачный вин до селезня буде». Топотошит под столом ногами дедов племянник – весь в нетерпенье: «Где же наливка?» 
– Буде наливочка з вишневого чистого соку! – бабушка, угадав, ему ответила и тут же пошла принесла из погреба холодную наливку в терракотовом разрисованном ярко кувшине. Уютно. Сердечно. Тепло разливается время. И что есть лучше, чем стол, за которым собрались все вместе на праздник.  
Сколько лет пронеслось-пролетело, а помню я это, и в снах мне является даже и дом старый дедовский, и тот ужин рождественский, и за столом все сидят ещё молоды, живы. В памяти живы навечно…
КАК СТУДЕНТЫ НОВЫЙ ГОД ОТМЕЧАЛИ 
Девяностые годы прошлого века, ельцинское время. Я тогда студенткой была. И вот как-то собирались мы Новый год отметить в студенческом общежитии, ну так, чтоб нам никто не мешал. Ну, а накануне, я заехала бабусю Люсю проведать. Увидела она, как я к новогодью собираюсь, и стала про своё рассказывать. 

– А вот мы как отмечали Новый год, ох и весело было!

 Баба Люся родилась в 1915 году, и студенткой она была, стало быть, в тридцатые годы прошлого века. Училась она в Медицинском. Говорят, трудное время было, тридцатые годы, суровое, и всё-таки молодость берёт своё в любых обстоятельствах. 

Итак,30-е годы. Студенты медики собрались Новый год отмечать. 

 – И было у нас тогда, а жили мы коммуной студенческой, всё общее: пальто, бельё, стаканы, чайник, не хватало ничего, и всё-таки мы жили весело. 

– В 30-е-то страшные годы весело? 
–А почему ты так решила – «страшные», военные-то годы страшнее были!

 – Ну, а репрессии там, «чёрные воронки»? 
– Знаешь, мы как-то не думали об этом, да и некогда было думать, то учёба, то соревнования разные, мы все ведь спортом тогда занимались, нормы ГТО сдавали, а ещё самодеятельность студенческая, и особые поручения, да мало ли чего было, некогда задумываться , жили и всё. И верили, что наша страна лучше всех в мире, искренне верили. 

Новый год отмечали лыжными забегами и соревнованиями, ведь традиционный с ёлками и игрушками пережитком считался, «поповскими штучками». Но мы особо и не скучали-то, я-то и в детстве ёлок настоящих не видела, и многие мои подруги тоже. Но тогда, в тот самый запомнившийся мне Новый год – наступал 36-ой – мы, как и раньше, готовились его спортивными состязаниями отметить, и вдруг где-то за несколько дней до Нового года нам сообщают, что теперь всё будет по-другому.

 Мы удивились, мол, как это, по-другому? Неужели нас и спортивного праздника лишат? Тогда люди были готовы к самым неожиданным поворотам, ощущение было такое, будто играют с нами в игру какую, да вроде «Кошки с мышкой»: то блага дают, всё разрешают, как было с нэпом, то вновь всё запрещают, то кого-то возвеличивают и делают героем, то свергают его с вершин и объявляют предателем и «врагом народа». Непонятно было, как жить вообще, поэтому старались не задумываться, жили одним днём, сегодня весело, ну и ладно. И вот, значит, готовимся мы к соревнованиям, лыжи воском натираем. В прошлом году ведь так было, но тут что-то другое намечается, и мы пока не знаем что. Потом студент Оська со старшего курса нам сообщил, что вот в «Правде» недавно статью читал, там про возвращение народу ёлок писали… Мы удивились. Кто писал? Что? 

Принёс он нам газету и стал зачитывать. И вправду, про ёлки писали, некий Павел Постышев – второй секретарь ЦК компартии Украины, первый секретарь Киевского обкома. Он рассказывал о своём разговоре со Сталиным про праздничное деревце – ёлочку, которую когда-то видел при царе. Тогда дети рабочих только с завистью смотрели через окно, как веселились их сверстники из богатых семей и весело кружились вокруг ёлки, и предложил организовать праздник с елкой. «Давайте организуем и нашим детям к Новому году ёлку» – статья так и называлась. Сталин поддержал инициативу, и скоро, даже очень скоро, буквально за несколько дней был организован настоящий Новогодний праздник с ёлкой и даже дедом Морозом и Снегуркой. 

А мы-то как радовались! Хоть уже были и не дети, а всё равно радовались. 

Тут же появились ёлочные базары, на них стали продавать цветные пряники, мишуру и ватные игрушки, стеклянных пока не было, да мы и сами быстро сообразили, чем украсить ёлку, нашили из старых варежек и тряпок зайчиков, медведей и прочее, на что хватало фантазии, а на верхушку ёлочки сделали картонную звезду, ну, будто как в Кремле, значит. 

Не было у нас тогда шампанского, не было никаких деликатесов, и всё равно весело было! 

Мы пели студенческие песни и даже про ёлочку пели, текст песни « В лесу родилась ёлочка» тоже напечатали в газете. Не было конфет, но были пряники, лошадки, зайцы, украшенные глазурью. Их продавали теперь на рынке. 

– Баб Люсь, застегни мне сзади молнию, я новое платье купила, мы тоже будем отмечать Новый год в общежитии. И всё-таки я не понимаю, неужели с пряниками без шампанского вам тогда весело было? 
– Ещё как! Мы ведь не избалованные были праздниками, как вы теперь, и фантазию имели, розыгрыши разные, представления устраивали, шутки шутили… Вот так, например, говорили, чтобы поддержать товарищей:

 Если ты не подготовлен к семинару,
 А профессор вызывает, отвечай, 
Ты смотри ему в глаза,
 Будто это всё буза – 
Никогда и нигде не унывай!

Это мы так переиначивали известную тогда песню физкультурников: 

Чтобы тело и душа были молоды, 
Ты не бойся ни жары и ни холода, 
Закаляйся, как сталь – 
Никогда и нигде не унывай!

– И всё-таки было у вас время такое тяжёлое, я столько про это читала! 

– Мы жили, и всё! И не думали, что это тяжёлое время, нам хорошо было, весело. И влюблялись, и танцевали вечерами, после комсомольских собраний. Интересно было... Любили мы все вместе самоварничать, то есть пить чай за самоваром и беседовать о разном. Кто-то даже патефон притащил, и слушали мы, как пел Утёсов «Легко на сердце от песни весёлой»… 

И мы, правда, любили и умели веселиться. Тогда, в тот новый год, сосиски кто-то достал микояновские, а какие были сосиски – не чета нынешним, всё по стандарту, никаких там вредных добавок. И вот на коммунальной кухне разместились мы, готовим на примусе свою нехитрую пищу и радуемся, звучит гармонь: Оська даже выучил мелодию модного тогда танца падеспань, и мы ну танцевать прямо на кухне, большая кухня была, раньше богатым людям дом принадлежал до революции, а по том его вот в коммунальное общежитие превратили, а позже просто в коммуналку.

 – Не слышала что-то я про такой, баб Люсь, что это за танец? 

– Ну, вроде испанского, зажигательный такой, тогда ещё тогда шутили: 

Жена мужа в Москву провожала 
И сказала ему: «Не скучай!»
 А сама падеспань танцевала– 
Что Москва? Хороша и Казань!

Я подошла к большому плательному шкафу и стала смотреть, что там у бабуси висит, и вдруг ахнула – кожанка великолепная. 

– Баб Люсь – это чудо, столько ей лет и так сохранилась, ой, померяю! 

– А что ты хотела, раньше вещи добротно шили, кожа натуральная, сносу ей нет. Комсомольская это куртка.

 – Да уж, только нагана к ней не хватает и красной косынки. 

– Косынка была где-то, а вот нагана не было, я же не чекистка. 

– Но ведь были и тайные чекистки? Как Мария Климова? 

– А, так ты про Мурку, популярная тогда песня была, « Мурку» все пели, как раз тогда её и сочинили. 

– Даже я знаю: «Там сидела Мурка в кожаной тужурке…» Дай мне надеть тужурочку, ну, баб Люсь!– стала я канючить. Вот прикол будет: на Новый год такая явлюсь к ребятам в общагу и скажу , мол, вы арестованы, предъявите документики! – О, так шутить нельзя, неприятности притянешь. Валька Соловьёв тогда пришёл, так напугал нас, а потом через некоторое время его самого «чёрный воронок» увёз, и больше мы о нём не слышали ничего…

автор: Елена Черняева

фото из открытых источников