Денис Осокин. Öдя

Получасовой документальный фильм «Öдя» Эдгара Бартенева (режиссёр и соавтор сценария) и Дениса Осокина (соавтор сценария) был создан на базе Санкт-Петербургской студии документальных фильмов в 2003 году. Работа демонстрировалась в программе «Двухнедельник режиссёров» 56-го Каннского фестиваля. В год выхода удостоена приза за лучшую операторскую работу на МКФ в Клермон-Ферране (Clermont-Ferrand). Литературный первоисточник к этому фильму впервые опубликован в журнале «Идель».

ÖДЯ

Öдя живёт на реке Вашка в деревне Пожъя Удорского района Республики Коми. Когда Öде было двенадцать лет, её похитили ворсы – демоны леса, из тех, что свистят и сипло поют в лесу. Треск и скрип деревьев. Стук и плач. Жители деревни, все как один, в том числе Öдины родители, были уверены, что с Öдей случилась именно эта беда. Тогда у самой кромки леса была найдена её одежда и пихтовые иголки, густо рассыпанные вокруг. Вот здесь её подхватили и понесли, – говорили старухи. Через три года Öдя вышла из леса – молча появилась на краю деревни и пошла к себе домой. Говорили, что через несколько дней Öдя родила еловое полено, которое её отец тут же сжёг в бане, а Öдя лежала на пологе, отвернувшись к стене. Сейчас Öде тридцать лет, она живёт одна, никто к ней не посватался, родители умерли давно – вскоре после Öдиного возвращения из леса. Когда Öдя пропала – в деревне её жалели, плакали, оставляли на пнях лукошки с пирогами, чтобы лесные куролесы Öдю отпустили; когда вернулась – стали бояться и втихомолку обвинять в ранней смерти собственных родителей. Но мы её очень любим. Очень любим. Если Öдя нам вдруг приснится – мы просыпаемся в слезах. Öдя невысокая, волосы светлые, короткие, под белым платком. Грудь у Öди не развита настолько, что, можно сказать, отсутствует. Коми сами по себе большие молчуны, но среди них Öдя – первая молчунья. Иногда она поёт, песни её просты:

Кöч, кöч котöртö,

Ньыв, ньыв качайтчö.

Заяц, заяц бежит,

Пихта, пихта качается.

Пища Öди – грибы и растения. Животных она не ест. Летом Öдя купается, и её кусают комары. Осенью много ветра, вода в Вашке становится серой, птицы кричат, деревья шумят особенно сильно. Зимой Öдя сидит дома. Если выходит – подпирает дверь пешнёй. Теперь в деревнях – даже если они по Вашке, Выми и Мезени – не живут просто так. Каждый при деле. Öдя в Пожъе не имеет статуса местной дурочки, слоняющейся задумчиво и живущей чем придётся. Öдя – библиотекарь в клубе. Но что это за клуб и что там за книги? Кто их видел, кроме Öди? Там ничего нет, кроме острого запаха дерева. Мы очень любим Öдю. Мы глядим на неё во все глаза. Нам дорога каждая минута её жизни. Деревня живёт, и Öдя – совсем не главный её персонаж. Пожъя – деревня женщин-икотниц и мужчин с разрушенными зубами, одной дробинкой сбивающих куниц-сеголеток с самых верхних ветвей. Икотницы садятся в лужи и кричат, как выпи. Öдя действует на них до странного положительно. При ней кликуши успокаиваются. Öдя же не делает ровно ничего, только стоит рядом и плотно сжимает губы. Икотницы сами бегут к Öде; если её нет дома – идут к ней в библиотеку. Они не просят книг, но именно с ними Öде приходится чаще всего встречаться на работе. Öдя и две-три икотницы – такой вот читальный зал. Когда икотницы засыпают – родственники уносят их домой. Несмотря на это обстоятельство, ещё никто в деревне не говорил об Öде как о колдунье. Öдя – это Öдя. На ней лежит печать трёхлетнего отсутствия в мире – и это всё. Естественно, о том времени никто никогда с Öдей не говорил. В деревне есть свои колдуны. И в соседних деревнях есть свои колдуны. Кто-то роет землю, кто-то лижет топор, кто-то кувыркается через пни. А Öдя – это Öдя. И то, что с ней произошло много лет назад, – случай хоть и редкий, но не из ряда вон для деревень, утонувших в болотах, окружённых такими лесами.

Мы видим коми деревню и слушаем звуки внутри неё. Мы смотрим на землю и на траву, в глаза убитого горностая. Фигуры народа коми одни за другими выстраиваются перед нами. Ветер дует, комар звенит, расходятся круги по воде – Öдя осторожно заходит в воду и не боится замёрзнуть.

Тема Öди для нас – красная нить, рассыпанные рябинины: она не одна, но она единственная. Мы видим Öдю обычную: она идёт, она стоит, она щурится, пьёт кисель, она спит. Через всё происходящее в Пожъе проходит Öдина повседневность. И видя любой зауряднейший элемент этой повседневности, мы всегда знаем / думаем / помним, что Öди касались демоны.

Бур миян Öдяным,

радейтам ми тэнö,

аддзысьлытöдз.

Милая наша Öдя,

мы тебя любим,

до свидания.

Казань, июнь 2001