Алёна Каримова. Дождаться зелёной травы

***
памяти Л.

Ты голову задрал, пытаясь разглядеть, 
И я гляжу туда, где вверх по снегопаду,
Как море, подчинив себе небес громаду,
Незримая артель вытягивает сеть.

И всё наверх летит - и снеговик и сквер,
Дом номер двадцать шесть и номер двадцать восемь...
Но чёрен злой асфальт, как тяжести пример -
Мы этой черноты давно не переносим.

А мы пока вдвоём, и пляшут провода,
Стремясь соединить воздушное-земное.
Меж небом и землёй лишь снежная звезда
На рукаве моём. Иди. Иди за мною.

***
Не смей сочинять, конструировать, плакать, ломать,
Мешать в голове языки, заплывать за буйки -
У нас тут зима, хохлома, и желание спать,
И нет океана и моря, и холодно тело реки.
И даже топиться не тянет, как выйдешь на Каменный мост - 
Пред небом свинцовым твои огорченья - пустяк.
До воли и счастья полжизни ты рос - не дорос,
Попробуй и дальше протУлиться как-нибудь так...
Какие там танцы, коленцы, свой гонор, давай, урезонь,
Душонку неловкую чувством вины обуздай,
Гроза пронесётся и в легкие хлынет озон,
Дыханьем глубоким себе за тревоги воздай.
Пусть крутится-вертится мир вкруг твоей головы,
Расчисленный напрочь, отвергнутый и дорогой - 
Дождаться, дождаться, дождаться зелёной травы, 
На самом-то деле ведь ты не такой. Не такой.

***
у кошки и правда четыре ноги
и доброе слово приятно ей
но ты все равно не гони пурги
не лезь из кожи не лей елей
первая жизнь второй не чета
девятая жизнь у восьмой в долгу
однажды кончается суета
себя обнаружишь на берегу
и некто в курсах что мне скучно без
но до ватерлинии снег да снег
и больше не ждут для себя чудес
ни кошка ни мышка ни человек

***
Н.Г.
«Привечай меня! - говорит золотая муза, - 
я тебе воздам анапестом и хореем», 
а во мне распускаются лепестки аруза 
да иная речь истомленное сердце греет - 
это солнце Азии колет в глазу соринкой, 
поднимается войлочной юрты тяжёлый полог.
Там, где время движется медленно, по старинке, 
там, где ночь холодна, а день непривычно долог,
пусть закат торжествует, горит, отворяет вены,
но все дальше - навылет - в степи, уходя от жажды, 
совершается жизнь законно и откровенно. 
Расскажи мне про город, где я родилась однажды.

***
Заколачивают сваи, 
будут строить дом.
Ты с готовностью киваешь - 
стройку обойдём.
Но расчисленый заране
не исправишь быт...
Кто же там в подъёмном кране
в вышине сидит?
Гугл-гугл, дай ответ нам - 
не дает ответ.
Кто, раскачиваем ветром,
смотрит в белый свет?

***
Опускается небо низко -
ну, какие ему высоты? -
расширяется область риска, 
зябнут мокнущие высотки. 
В ноябре лишь глинтвейн и книга - 
друга два, и прекрасно спится. 
Не врубаясь, в чем там интрига,
пере-пере-листнуть страницу. 

Никаких приращённых смыслов, 
никакого жонглёрства, правда. 
За стеной только дождь, неистов, 
холодеет на грани града. 
Все на свете темно и зыбко, 
и капризничать неприлично; 
засыпай, моя крошка, рыбка, 
хочешь - котик, а хочешь - птичка.

* * *
Когда-нибудь случится, как ни пошло,
Смещенье вех – еще, пока, уже –
Картинки жизни будущей и прошлой
Смешаются в единственный сюжет:
Смолы сосновой запах одичалый
И ветер по верхушкам и дождит.
Однако же рыбак спешит к причалу,
И у него вполне довольный вид.
 
Когда ответим на мильон вопросов
И отдадим долги календарю,
Мы будем жить в том домике у плеса,
Смотреть в окно, дивиться октябрю.
Пусть журавлей нестройные цепочки
На небе чертят свой извечный путь.
Прихрамывая, ты пойдешь за почтой
К компьютеру, а не куда-нибудь. 
 
Да, предпочтительнее бестелесность –
И безопасней, и куда честней.
Но рыбка вот, и вот крючок и леска...
Давай с тобой обнимемся тесней.
Обнимемся, ведь мы пока из плоти,
Она тепла, ее не втиснешь в чат.
А журавли пускай себе в полете 
Зазывное без устали кричат.
 

***
В надежде спастись от потопа
Старательно строить ковчег:
Работа, работа, работа
И ужин, и краткий ночлег.
Молчанье, молчанье, молчанье -
Кому не прискучит нытьё?
Дыханье, вздыханье, звучанье -
Вот бедное время моё.
Неловкое время навырост -
Никак его не обойдёшь,
Пронзительна серость и сырость,
И дождь. Обязательный дождь. 

***
Злости тонкая игла 
как предвестье поражения.
Неба мокрая зола,
светлое реки скольжение.
Отпустить бы нас домой -
горько плакать и виниться.
Сколько можно, боже мой,
проводить во тьме границы.
Только где он, милый дом,
на каком клочочке суши?

Дорогая, ты о чем?
Карфаген давно разрушен.

***
Не могу рассказать – только блики, обрывки, осколки...
Память прячет улики, заводит в простенок, в тупик.
Это все ничего. Мы ведь рядом. И много ли толка
Заводиться – пластинка уже не поет, а хрипит.
Где-то в детстве, где живы и молоды мама и папа, 
где промерзлые санки уткнулись в подножье горы,
Нас оближет собака дворовая, скажешь: «Дай лапу!» –
И даёт, ожидая за милость такую дары.
Рафинад из кармана – кривой и запачканный, серый –
Разгрызет и опять норовит облизать тебе нос.
Этих кадров немного, им нету, наверное, веры –
Что-то помню, а что-то и сверху потом нанеслось.
Я люблю тебя, сын. Здесь хрущевки одни да высотки.
Мы на горку с тобою уже не ходили сто лет.
Но у встречной собаки бывает по-прежнему кроткий
Взгляд и вид. И несешь контрабандой ты пару конфет.