Елена Баранчикова. Пророчество шамана

Чингизу Айтматову посвящается

 

Войско Чингисхана пировало в честь победы. Повсюду виднелись белые знамёна с конскими хвостами, все были веселы, в котлах шипели бараньи курдюки. Чингисхан восседал на золотых подушках на троне из верблюжьих шкур. На нём была чёрная шапка с изумрудом и лисьими хвостами, спадающими на плечи. Рядом с ним были его жёны, которые по случаю празднества украсили свои одежды красными, жёлтыми и зелёными лентами.

Поблизости скакал привязанный за ногу серебряной цепочкой золотой петух. Чингисхан встал с трона, его глаза были прищурены, в этот момент закукарекал петух. Повелитель бросил взгляд на поднос с белым жемчугом, ему тут же его подали. Он резким движением вдруг опрокинул поднос, жемчужины рассыпались, сверкая и искрясь.

Чингисхан обратился к присутствующим:

– Бай-аралла, батар дзориггей! Спасибо, воины! Это награда вам за храбрость, собирайте! Вы заслужили её.

Воины бросились собирать жемчуг. Когда всё улеглось, повелитель продолжил:

– Небо поставило меня каганом. Я, как столб огня и мести, казнь самого Неба, как бич божий, пришёл, чтобы покарать врага, поразить его в самое сердце. Тень моя накроет весь мир! Остановлюсь, когда все сердца вселенной мне покорятся! Моё царство будет такой величины, что от его пупа в любую сторону всаднику надо будет скакать целый год. Буду мстить, приводя непокорных в ужас, их жёны будут визжать звериным криком. Потекут красные, как вино, реки, – он поднял ковш, несколько капель вина вылилось на стол. – Выпьем же персидского вина в честь бога победы!

Безымянным пальцем он слегка прикоснулся к вину и окропил трижды все четыре стороны. Воины встали, выпили, плеснув остатки вина на землю, и затянули протяжную песню.

 

Великий каган – милость Неба!

Он повелитель планет,

Владыка всей вселенной!

Кто его видел, знает, что

Нет никого могущественней,

Нигде на подносе мира нет такого властелина…

Вихрь коней степных ощутишь,

Когда пронесёшься по курганам.

Истинную храбрость багадура увидишь,

Когда пройдёшь в походе за каганом…

Чингисхана сыны оставят после себя огонь,

Кровью и пламенем степь обагрят.

Все враги упадут на колени!

 

Отовсюду доносились крики воинов:

– Воздадим хвалу нашему повелителю! Слава ему! Воздадим ему почесть дарами и песнями.

Заржали жеребцы. Чингисхан прислушался:

– Это наши привязанные резвые скакуны перекликаются, тоже торжествуют! Кумыс, айран, жаркое дикого оленя и кобылицы, степных дудаков сюда. – Наконец по команде внесли золотые блюда, полные яств. – Пируйте, воины! Пусть ваша душа возрадуется, как солнце!

Каган чавкал и выбирал на подносе лучшие куски мяса, клал их в рот тем, кто особо отличился в бою. Танцовщицы изображали ланей, как к ним подкрадывается рысь, которую непременно застигала стрела охотника. Отовсюду разносились пронзительные звуки китайских хвалебных песен, играли флейты и тростниковые свирели.

Чингисхан указал на одного из воинов:

– Скачи на белой лошади, одевайся в белое платье и садись на высшее место, – он величественно поднял руку вверх, будто обращаясь к богам. – Дайте ему всё это! Ты славный воин, а теперь выпей подряд шесть чаш вина за победу! – Воин выпил чашу и тут же упал к ногам повелителя. – Отнесите его с почестями в повозку.

 

Когда закончился пир, Чингисхан остался один в шатре и стал молиться.

– Наш путь лежит к Итилю! Его воды делят поднос мира на две половины – Восток и Запад. Подлунной державой я буду править вечно. Я – мировой владыка, мои законы будут высечены на скалах. Они перевернут весь мир, и он падёт к моим ногам. Все, кто есть на земле, должны служить мне, а всё, что не служит моим победам, выжгу огнём и кровью. Сниму с неба сверкающий месяц, как саблю, никто не уклонится от копыт моих взмыленных всадников... Помогите мне, боги!

Вдруг полог шатра открылся. Телохранитель Мусук завёл воина со связанными руками. Его шлем украшал пучок чёрных орлиных перьев, чёрные косы растрепались по плечам. 

– Оставь нас, – Чингисхан кивнул телохранителю.

Мусук тут же молча вышел.

Лицо Чингисхана нахмурилось и исказилось:

– Слышу гром – рычание богов за облаками, они гневаются! Не верю глазам!  Джамуха? Анда, с тобой мы одного рода-племени. Играли на замёрзшей реке Онон, охотились на сайгаков и волков. – Воин потупился. – Ты ли это, мой кровный брат? Бесстрашный Джамуха теперь стоит предо мной связанный?

Чингисхан стал развязывать ему руки. Тот понуро, как изваяние, стоял перед повелителем:

– Как в небе лишь одно солнце, так и в степи должен быть один владыка. Ты – коневод, а я – пастух.

– Вчера приснился сон, будто подо мной конь весь пятнами, и я скачу, погружаюсь в думы, спотыкаюсь о камни. И тут в небо взметнулся кара-бургут – чёрный орел. Когда я глянул на него, из его глазниц полилась кровь, и пятна на коне стали кровавыми. Я прильнул и стал пить кровь своего коня, пока не насытился. А птица промолвила: «В последний раз являюсь перед тобой…» и полетела прочь. Из моего тела вдруг вылетела тень и унесла меня вслед за ней в небесные просторы… Что значит этот сон, ты знаешь?

– Не скажу, одно лишь знаю, повелитель, никто не уйдёт от вечности, от её чёрного глаза.

Чингисхан был угрюм и задумчив.

– Когда-то мы менялись добытыми у врага золотыми поясами и конями!

– Ай, это были резвые скакуны! Ты и конь всегда под стать друг другу. Не было жеребца, который не смирился бы под твоей рукой.  

– Что человек без коня? На коне ему верится, что он бессмертен.

– Твой Хубе, как ливень, такой появляется раз в тысячу лет.

– И ты пошёл против брата? Ведь мы были в союзе, ты всегда предупреждал меня о приближении противника. Мы вместе бились против меркитов! Что произошло?

– Ни ты, ни я тому виной… нас жизнь связала, Небо – развело.

– Твой род из младшей ветви степных ханов. Желаешь возвыситься и править сам? Скажи откровенно, как брату, не криви душой.

– Хотел себя уравнять с тобой… вот моя ошибка! – голос Джамухи ослаб, казалось, он не говорит, а шепчет. – Не хочу стать на твоём пути, мешать твоим замыслам и планам. Как орёл, ты паришь над землёй, зорко озирая просторы, а я подобен мыши, которая бежит у твоих ног. Оттуда, с высоты, ты волен броситься на меня и растерзать когтями. Всё приму, как должное… Предпочитаю смерть.

Джамуха опустился перед повелителем на колени и поцеловал ковёр между руками. Отцепил от серебряного пояса лисицу с длинным хвостом и положил её перед Чингисханом. Голос того раскатисто гремел, брови преломились и сдвинулись:

– Ты говоришь не о победах? О смерти? Какой ты воин!

– Прими в знак нашей дружбы перстень, он знает все тайны мира. Принесёт счастье и ответит на вопросы, что ты задавал. Когда одержишь 999 побед, вспомнишь меня, на небесах мне будет радостно. Если Небо вечно, то и ты – его посланник – тоже вечный, живи тысячу лет!

Чингисхан задыхался:

– Молчи, не говори об этом! Ещё не поздно, побратим, восстановим дружбу. Возьми, – он протянул металлическую пластину. – Это пайцза – пропуск для проезда по моим владениям. Тебе везде окажут содействие, дадут коней и проводников.

Джамуха ответил уклончиво:

– Не могу взять. Берегись врагов, которые сидят с тобою рядом в одной юрте, бесшумно ступают по твоим стопам…

– Аталык, ты заговорил, как шаман. Да, я хотел бы жить вечно. Пообещай, что приведёшь шамана, который обращает железо в золото и знает рецепт напитка, дающего бессмертие. Отдам тебе все земли на западе, куда только сможет ступить копыто скакуна.

– Хорошо, шаман придёт к тебе, но больше ни о чём меня не проси. Я не смогу исполнить твоей просьбы.

– В последний раз спрашиваю, ты отказываешься выполнить мою волю? Будешь упорствовать – прикажу казнить… Если воин не хочет крепко держать рукоять меча, на него повернётся острый клинок.

– За всё, что совершил, прошу лишь одного – расплаты. Смерти не боюсь, в каждом бою ждал с ней встречи. Убей по древнему обычаю без крови, не запачкав земли. Окажи милость во благо для души, она жаждет неба и должна испытать боль. Небо облегчит трудное.

Чингисхан позвал телохранителя:  

– Эй, свяжи его и закатай в кошму.

Джамуха повернулся к Мусуку:  

– Расчлени по суставам, но сначала сломай пельбваной мой хребет, чтобы не смог подняться с земли.

Он с треском разломил напополам рукоятку плети.

Мусук с силой толкнул его в спину:

– Не учи, сам знаю, не впервой! Пошли.

Чингисхан бросил вслед:

– Анда, ты растопил моё сердце. Вернись, я позабуду дерзкие слова твои. – Джамуха молчал. – Кто приходит под мою руку – тот со мной, кто уходит от меня – мой противник. Скажи свою просьбу, я выполню.

– Позволь спеть предсмертную песнь воина.

Мусук вопросительно посмотрел на Чингисхана. Повелитель кивнул и сделал ему знак рукой:

– Пусть поёт! В песне – наши ветра, стрелы тоже поют, как ветер.

Джамуха попросил:

– Подыграй на хуре по нашему обычаю…

Чингисхан хмуро взял в руки хуру и стал играть. Джамуха запел прерывистым голосом:

 

О небо, услышь стенанья

Воина с каменным сердцем!

Я привязал жизнь свою к мечу и копью

И бросился на врага, как барс.

Когда же мимо меня проскачут кони

И их копыта раздробят моё истерзанное тело,

И когда друзья унесутся вслед за врагом,

Я с радостью буду слушать их затихающие крики.

 

Джамуха допел, Мусук повёл его к выходу. Чингисхан крикнул ему вслед:

– Когда мой конь вынесет меня на курган, буду до боли сжимать пальцы… буду ждать тебя, ведь у тех, кто дал клятву анда, жизнь одна на двоих. Мне будет тебя не хватать…

Через несколько дней утром близ юрты ускакавшего в поход Чингисхана шаман причитал и играл на варгане. Он ходил по кругу, раскладывая камни. Так раскладывали камни на земле в честь умерших.

 

Просохнет камень, политый дождём, 
Но будет камень жить и чернозём.
Уходит дождь за дальние холмы, 
Дожди уходят, как уходим мы.

 

Горло шамана заклокотало, он ударил колотушкой в бубен, взвыл и обратился к небу:

– О, духи! Кружитесь, кружитесь, кружитесь... Вижу движение времени, перемещаюсь по трём мирам… поднимаю завесу будущего… Хотите знать, что будет с Чингисханом? Связь переходит от тела к телу, так наши предки рождены… Один день длиной в тысячелетие… Великие пустынные пространства… Дымный жёлтый океан, степь! Клубится, тяжело дышит, как женщина, дрожит, вздымаема ветрами, стонет, хрипит и плачет… Сына синего волка и рыжей лани ожидает судьба великого правителя, он создаст непобедимую империю. Скачет сюда. Вижу, убил брата, борясь за добычу… Куда ступит его конь, трава не вырастет… Погубит много людей. Шакалы уже почуяли добычу…

Воины, оказавшиеся поблизости, наперебой спрашивали:

– Кто он? Откуда пришёл? Мы не видим его!

Шаман ходил по кругу и едва внятно шептал:

– Все слушайте меня! Передо мной явился… Вот в седле под белым знаменем, гонит сарозеков… Расступитесь! Это Он. Смотрите все!

И тут вдруг появился сам Чингисхан:

– Ты звал меня? Пришёл...

Все в страхе отшатнулись.

– Великий хаган, тебе знак свыше. Облако твоё всегда над тобой, скользит неприметно, как белая тень. Утратив облако, утратишь могучую силу... Жизнь встречается со смертью в потустороннем мире, он над нами…  – шаман указывал рукой вверх, его бубен подрагивал.

Послышался ропот воинов.

Чингисхан приказал всем замолчать:

– Тише! Я как во сне, пелена перед глазами, не могу отодвинуть этот занавес… У всех багатуров одно лицо, пред боем шлемы сжимают виски и скулы, в глазах – звёзды и луна, это сиянье победы. Среди моей белой конницы один белый конь идёт в бой без седока…

Воцарилась гробовая тишина, которую прервал голос шамана.

– Не развязать узла, который завязали. Как только пропадёт облако – Небо отвернётся от тебя…

Видение внезапно исчезло. Шаман стал бить в бубен.

– Люди! Не обрезайте собственного ворота, не разрушайте согласия. У камня кожи нет, у воина нет вечности. Не поможет ни хитрость, ни смелость против того, что написано молниями там, на Небе. Хана положат на девяти белых войлоках, лицо укроют белым хадаком, ноги – покрывалом из соболя. Принесут в жертву взятого от матери верблюжонка. С ханом похоронят и его. Небесный хан улетит на крылатом коне. Через год верблюдица сама найдёт место, где был убит её детёныш, и закричит, по её крику отыщут это место. Верблюдицу заколют и совершат поминовение. Жён и наложниц убьют, чтобы они сопровождали вождя в той жизни. Рабов, что вырыли могилу, тоже.  Пять тысяч лучших воинов, двенадцать лошадей проводят его в последний путь… Убьют всякого, кого встретят на дороге. Все последуют за ним, чтобы там служить ставшему богом. Ай, сколько их убито!

Шаман закрыл глаза, схватился за голову и закружился, как дервиш, будто не слыша ничего, что происходило вокруг:

– Над могилой Чингисхана прогонят лошадей, посадят деревья. Вижу быстроводную реку… Всё затопят водой, чтобы никто не потревожил могилу и нельзя было найти то место. Кара Неба коснётся тех, кто осмелится нарушить Великий запрет – хориг… Высокие хребты, что подпирают небо, леса, изрезанные реками, бездонные озёра будут вечно хранить тайну, пока на земле кто-нибудь ещё жив… Туман клубится над землёй! Ты слышишь, джихангир? Души убитых встанут навстречу Небу. Степи, Голубой Керулен, Золотистый Онон… Сколько воинов втоптали в землю! Призрачными теням суждено подняться… туда, наверх.

Шаман простирал руки вверх снова и снова, обращаясь к небесному божеству Тенгри:

– Умершие встанут в ряды небесных воинов… и там продлится битва…