ЭММА, ЭМИЛЬ И Я

Альбина Нури (Нурисламова Альбина Равилевна) – журналист, редактор, писатель. Автор трех сборников прозы, вышедших в издательствах Республики Татарстан, и персональной серии издательства «Эксмо» – «За гранью. Мистические триллеры Альбины Нури».
Член Союза журналистов Республики Татарстан и Российской Федерации. Член Союза писателей Татарстана.
Лауреат Республиканской литературной премии им. Г.Р. Державина (2017 г.).

Я знаю, что они все обо мне думают – соседи, коллеги. Были бы родственники и друзья, думали бы то же самое, просто нет у меня ни родных, ни друзей. Есть только Эмма и Эмиль.

Каждое утро, когда я выхожу из дома и сажусь в автомобиль, Эмма выходит проводить меня: обнимает, прижимается губами к моим губам, замирает на мгновение, а потом отодвигается. Улыбка озаряет ее прекрасное лицо, и Эмма говорит:

–Хорошего дня, любимый. Я буду скучать.

Я поднимаю глаза и вижу, что наш пятилетний сын уже проснулся и машет мне из окна детской. Поднимаю руку и машу Эмилю в ответ, а потом сажусь в машину и уезжаю. Эмма стоит на подъездной дорожке, пока автомобиль не сворачивает за угол.

Рабочий день катится как обычно – час за часом, но я точно знаю, что Эмма позвонит мне, чтобы спросить, чего я хочу на ужин. Что бы я ни ответил, какое бы блюдо ни заказал, оно непременно будет ждать меня и окажется вкуснее, чем в самом дорогом ресторане. Эмма великолепно готовит – она абсолютно все всегда делает безупречно.
 
А если я скажу, что хочу сегодня сводить ее в ресторан, то могу быть уверен, что она поддержит мою идею: она поддерживает все мои идеи. К тому моменту, когда я приеду домой, чтобы переодеться, она будет ждать меня.

Как только я буду готов к выходу, Эмма окажется в прихожей, полностью одетая и накрашенная: мне не придется целый час торчать в машине в ожидании, пока она выйдет. Эмма не опаздывает, не копается, не капризничает, не вертится часами перед зеркалом. Удивительно, но она даже одевается и красится, не глядя туда: Эмма терпеть не может зеркал.

Эмиль будет в своей комнате: он такой самостоятельный, что нам не придется приглашать няню. Если мы задержимся, он почистит зубы, разденется и ляжет в кровать. Он самостоятельный, воспитанный, умный и послушный. Именно такими и должны быть хорошие дети, верно?

Если же это будет обычный домашний вечер, то, когда я приду с работы, Эмма встретит меня с улыбкой и любовью во взоре, и мы проведем время втроем. Эмиль покажет рисунки, которые нарисовал для меня, расскажет, чем он занимался днем. Мы съедим приготовленный Эммой ужин, она вымоет посуду и приберет кухню, пока я смотрю телевизор.
Она ни словом, ни жестом не даст понять, что ей не нравятся передачи и фильмы, которые я смотрю. Да и зачем Эмме это делать, если наши вкусы и интересы полностью совпадают? Ей нравится то же, что и мне.

… Итак, как уже сказал, я знаю, что думают обо мне окружающие. Они завидуют мне – остро, до зубной боли.

Не только потому, что я богат. Главным образом потому, что меня, жирдяя с лысеющей макушкой и в очках с толстыми линзами, любит такая красавица, такая великолепная женщина, как Эмма. Потому что у меня, человека, который мучительно краснеет в обществе незнакомых людей, не блещет остроумием, не имеет друзей, есть такая чудесная семья.

А ведь так было не всегда. Еще несколько месяцев назад я был одинок. Работа, карьера – всё, что мне оставалось. Всё, что обычно и остается таким, как я – умненьким, но страшненьким. Тем, над кем измываются одноклассники, кого лупят местные хулиганы.
Я работал как проклятый с утра до ночи, без выходных, и в итоге мои идеи, моя фирма сделали меня миллионером. Зарабатывал я отлично, мог позволить себе и дорогие вещи, и машины, и отдых в любой точке мира, только все больше понимал, что не чувствую себя
счастливым.

Деньги не придавали мне ни обаяния, ни привлекательности. Женщины, с которыми я проводил время, были со мной не потому, что я был им важен, нужен, дорог. Но потому лишь, что я им платил. Вы платили когда-нибудь за то, чтобы другой человек согласился провести в вами время? Если да, то должны понимать, что такая ситуация унизительна для обоих: и для того, кто платит, и для того, кто покупает.

У меня    были мысли о суррогатной матери, о ребенке, которого я мог бы воспитать и
который любил бы меня безусловной любовью. Но мне и в этом не повезло. Пройдя обследование, я узнал, что бесплоден, так что о наследниках можно было забыть.
Однажды я нашел в интернете некий сайт – закрытый, только для узкого круга, с паролем и платным доступом. Попасть туда можно было только за немалые деньги. Как вы понимаете, это не являлось проблемой.

Что было на том сайте? Магия, колдовские ритуалы, выписки из древних книг, советы, как излечиться от недугов, приобрести богатство и стать успешным. Я просматривал этот винегрет, удивляясь сам себе: зачем мне все это? И хотел уже закрыть страницу и забыть о существовании портала, как вдруг наткнулся на способ обрести любовь, устроить личную жизнь. Поначалу все, что я прочел, показалось мне дичайшим бредом. Настолько неправдоподобным, что я решил попробовать.

Не буду описывать детали ритуала. Он многоступенчатый и довольно сложный. Зеркало – большое, от пола до потолка – вот что было ядром, самым необходимым элементом.
А еще нужно было четко сформулировать намерение. Не просто загадать желание стать счастливым, но прописать в деталях, что именно нужно тебе для счастья. Вернее, кто нужен. Что-что, а планировать я умел. И с фантазией тоже все было в порядке. Я сделал, что требовалось, и стал ждать, втайне ругая себя за доверчивость: десятилетиями имел дело с программированием и компьютерными технологиями, а тут вдруг ни с того ни с сего ввязался в сомнительную авантюру, купился на неправдоподобные обещания! Да еще и кучу денег за это выложил.

Клял себя, пока однажды утром, проснувшись, не услышал какой-то шум. Я жил один и, просыпаясь, никогда не слышал ничего подобного, но в тот раз… Из кухни доносились звон посуды и женский голос, а потом зазвенел детский смех.

Я вышел из комнаты, ощутив запах кофе и блинчиков, пробежал по коридору и замер на пороге кухни.

Роскошная, невероятной красоты блондинка стояла у плиты с лопаткой в руке. Кудрявый светловолосый мальчик слетел со стула, подбежал и обнял меня.

– Доброе утро, милый, – улыбнулась Эмма. – Не ходи босиком, ты можешь простудиться. Я пеку на завтрак твои любимые блинчики.

Так началась моя новая жизнь. Квартиру, где я жил прежде, пришлось продать, потому что соседи косились. Но это было к лучшему: я давно хотел купить дом.

Сотрудники на работе ничего о моей личной жизни никогда не знали, так что, если учесть полное отсутствие друзей и родственников, никто не приставал ко мне с вопросами. Я уладил проблему с документами для жены и сына: с помощью денег можно сделать все, что угодно. Первые несколько месяцев были временем полного, безграничного счастья. Я купался в нем, ныряя с головой, наслаждаясь каждым мгновением. Я получил все, что хотел, все, о чем не смел и мечтать.

Однако сейчас… Не знаю, как объяснить то, что происходит, и никому не могу рассказать, что меня тревожит.

Сначала были сны. У меня никогда не было проблем со сном: засыпал я в два счета, стоило уронить голову на подушку, а чтобы нормально выспаться, мне обычно было до- статочно пяти, максимум, шести часов.

Теперь же все изменилось. Засыпаю я по-прежнему быстро, сплю до утра, но сон мой беспокоен. Меня мучают кошмары, которых я не помню, но которые пугают меня так, что просыпаюсь я в слезах. И это не метафора, не преувеличение! Разве взрослый, почти сорокалетний мужчина может видеть во сне нечто настолько страшное, что рыдает от ужаса, как ребенок?

Открыв глаза, я несколько минут хватаю ртом воздух, никак не могу отдышаться: что-то давит мне на грудь. Во всем теле такая слабость, точно я не провел несколько часов в постели, а тяжело работал. Единственное, чего мне хочется, снова заснуть и как следует выспаться, но мысль о том, что мне опять приснится кошмар, заставляет забыть об этом желании.

Кое-как вытащив себя из кровати, словно Мюнхгаузен из болота, чувствуя себя разбитым и вялым, я вливаюсь в дневной ритм, но замечаю, что с каждым днем усилий приходится прикладывать все больше, а энергии у меня все меньше.

Мне сложно сосредоточиться на работе, и это начинает потихоньку сказываться на качестве. Я упускаю важные моменты, хотя прежде был болезненно внимателен; забываю о назначенных встречах, становлюсь рассеянным. Сотрудники косятся на меня, и я все чаще слышу шепоток за спиной.

Неделю назад я одевался, собираясь в офис, и заметил, что брюки сваливаются с меня, даже если затянуть ремень потуже. Я подошел к зеркалу и поглядел на себя, словно впервые увидел. Лицо осунулось, под глазами появились темные круги. Кожа бледная и рыхлая, словно тесто. Я действительно похудел, хотя привлекательности мне это не прибавило.

– Доброе утро, милый! – поприветствовала меня Эмма, а Эмиль бросился ко мне, обхватил пухлыми ручонками.

Я, конечно же, был рад их видеть, но впервые вечная, точно приклеенная улыбка жены вызвала глухое раздражение, которое я попытался подавить.
 
–    Замечаешь, я немного сбросил вес.

–    Тебе это ни к чему, любимый. Ты всегда выглядишь прекрасно, и я люблю тебя, – ответила она. Ответила именно то, что я хотел бы услышать еще недавно, но теперь ждал немного иного.

–    Я плоховато сплю, устаю в последнее время.

Улыбка ее ничуть не померкла.

–    Давай я приготовлю на ужин что-то особенное. И твое хмурое настроение мигом улетучится!

Аппетита у меня не было, я не стал завтракать и поспешно вышел на улицу. Ежедневный ритуал с проводами на работу не радовал, даже наоборот, я поспешил сесть в машину и уехать. Состояние моего здоровья по-прежнему тревожило меня, и три дня назад я прошел обследование. Втайне боялся, что дурной сон и снижение веса могут быть симптомами какого-то опасного заболевания, но врач уверил меня, что ничего страшного не происходит.

–    Очевидно, вы переутомились. Отсюда и проблемы со сном. То, что снижается вес, на мой взгляд, вам только на пользу. Больше гуляйте, отдыхайте, старайтесь не нервничать.

Это немного успокоило меня, я постарался выкинуть из головы дурные мысли. Доктор выписал мне таблетки, я стал принимать их и, кажется, почувствовал себя лучше.
Вчера была отличная погода: наконец-то началась настоящая весна с благодатным теплом, золотом солнца, сумасшедшим чириканьем воробьев и первыми цветами мать-и-мачехи. Я предложил Эмме с Эмилем прогуляться по парку, и они с восторгом согласились.
Мы с Эммой шли по аллее, Эмиль носился вокруг нас как заведенный. Парк был недалеко от дома, и я сказал жене, что теперь, когда стало тепло, можно бывать тут почаще, не сидеть взаперти, как зимой.

–    Конечно, милый. Когда у тебя будет время, можем гулять все вместе.
 

Навстречу шла старушка, которая вела на поводке маленькую лохматую собачонку. Я и не смотрел на них, занятый разговором с Эммой, но вынужден был обратить внимание, потому что, поравнявшись с Эмилем, собачка вдруг завыла, поджала хвост, припала к земле всем телом и стала пятиться, стараясь оказаться как можно дальше от мальчика.
Чем ближе подходил Эмиль, тем громче она выла.

– Дуся! Ты чего это? – Хозяйка была обескуражена. – Никогда такого не было. Обычно она детей любит.

Тем временем подошли и мы с Эммой. Собака дрожала всем телом, скалила зубы и завывала. Мы со старухой посмотрели друг на друга: пожилая женщина в стареньком пальто и толстый мужчина в очках. В глазах женщины плескался страх, мне и самому было нехорошо. Безупречно красивые Эмма и Эмиль безмятежно улыбались, глядя на заходящегося в истерике песика. Ни его, ни ее не волновала реакция животного. Они словно и вовсе не замечали ничего необычного.

Я взял Эмиля за руку и потащил прочь.

–    Эмма, идем же! – крикнул я, и она послушно двинулась за мной.

Старуха подхватила свою любимицу и чуть не бегом тоже кинулась прочь.

–    Почему собака так испугалась Эмиля? – Я хотел добавить «и тебя», но промолчал.
–    Это же животное. Кто знает, что у них на уме, – спокойно ответила жена.
Дальше мы шли молча. Прогулка по весеннему парку утратила для меня всякое очарование. В голову полезли мысли о том, что я уже видел похожую реакцию на появление Эммы и Эмиля.

Собак у наших соседей не было, но несколько раз я видел, как от моей жены шарахались кошки, случайно забредавшие к нам на участок. Я не придал этому значения – подумаешь, глупая кошка!

Как-то в супермаркете мы подошли с Эмилем к аквариуму, где плавали огромные рыбины. Стоило ему приблизиться к стеклу, как рыбы забились, заплескались, будто бы желая отплыть от него подальше. Но места там было немного, и они бестолково метались, натыкаясь друг на друга и молотя хвостами. А Эмиль смотрел и хохотал, пока ему не надоело.

У мальчика не было друзей, как у других детей, но его это ничуть не беспокоило. Эмма не выказывала желания общаться с кем-либо, кроме меня, однако теперь это добровольное затворничество перестало радовать, казалось неестественным и потому пугающим.
Вроде бы все осталось таким, как прежде, но мое отношение изменилось, я смотрел на свою семью другими глазами. И то, что видел, мне не нравилось.

Когда мы вернулись домой, Эмма отправилась готовить ужин, а я заперся в ванной, пытаясь успокоиться.
Я ведь всегда знал, что Эмма и Эмиль не такие, как все обычные люди. Стоит ли удивляться, что животные чувствуют разницу? Не обязательно же это ощущение опасности. Возможно, просто реакция на нечто иное, незнакомое.

– Дорогой, обед на столе! – позвала жена, и я, нацепив улыбку, пошел на зов.
Во время трапезы я внезапно обратил внимание на то, как ест Эмиль. Прежде мне нравилось наблюдать за ним, но сегодня я видел все иначе.

Эмма положила мальчику в тарелку большую порцию, почти как себе и мне, и он ел так, точно выполнял некую работу: полностью сосредоточившись на еде, методично орудовал ножом и вилкой. Отрезал кусок, отправлял в рот, пережевывал, брался за следующий. Словно машина, Эмиль утрамбовывал в себя еду, при этом не разбрасывал ее, не размазывал по тарелке, не выискивал кусочки получше, как это обычно делают дети. 

Когда он закончил, посуда была безукоризненно чистой, такая же чистота была и на столе.

–    Спасибо, мамочка.

–    Хочешь добавки? – неожиданно для себя спросил я, и Эмиль немедленно согласился.

Эмма улыбнулась и пошла к плите.

Все началось заново: кусок за куском вторая порция аккуратно перекочевала из тарелки в рот. Все происходило механически, точно Эмиль ел не потому, что ему нравился вкус (кажется, вкус и не имел особого значения), а потому, что я предложил добавку. Разве он не чувствует сытости? Неужели все еще голоден, хотя столько съел? Я почувствовал, что меня тошнит, аппетит пропал начисто.

–    Тебе не понравилось? – огорчилась Эмма.

–    Ты не думаешь, что он ест слишком много? Жена посмотрела удивленно.

–    Но ведь ты всегда считал, что у ребенка должен быть хороший аппетит. Он не должен капризничать и ковыряться в тарелке, должен есть, что дают, и просить добавки.
Эмиль поднял голову и улыбнулся во весь рот. Он вел себя так, как я от него ждал. Все исполнялось в точном соответствии с моими пожеланиями.

Отодвинув свою тарелку, я вышел из-за стола. Наступил вечер. После душа я сидел в нашей спальне, слушая, как Эмма читает Эмилю сказку на ночь. Мне казалось, что стены надвигаются на меня, что я заперт здесь, в этой уютной, дорого обставленной комнате и медленно схожу с ума.

Эмма вошла и сказала:

–    Хочешь, посмотрим фильм на ночь? Я промолчал.

Она присела на край  кровати и провела ладонью по моей щеке.
– Ты устал. Хочешь, я помогу тебе расслабиться?
Ее игривый тон был совсем некстати. Неужели она не видит, что мне не до этого? Впрочем, нет, конечно. Не видит.

–    Давай лучше спать.
–    Конечно, – легко согласилась Эмма, не выказав и тени обиды. – Не забудь принять свои таблетки. Принести воды?

Кукла. Заводная кукла, вот она кто. В ней нет истинной жизни, потому она и не способна возразить, рассердиться, разгневаться.

«Разумеется, нет. Ведь она такова, какой ты хотел ее видеть. Какой ее создал… Кто?» Это было дико и неправильно, но я впервые задумался (точнее, позволил себе задуматься), кто они такие – Эмма и Эмиль? Откуда пришли в мою жизнь?

На этот раз уснуть не удавалось. В доме было тихо, но в этой тиши не чувствовалось спокойствия. В ней было растворено (а может, мне так лишь казалось?) что-то похожее на ожидание. Так бывает, когда стол накрыт, а гости все не идут: в воздухе разливается нетерпеливое предвкушение.

Против обыкновения я долго ворочался без сна, моя жена лежала рядом тихо, как мышка, и я думал, что она спит, но в какой-то момент посмотрел на нее и, в свете луны, увидел, что глаза ее открыты и что Эмма, не моргая, смотрит в потолок.
Остатки сна как рукой сняло.

Волей-неволей я то и дело тихонько оборачивался к ней и видел одну и ту же картину: застывшее тело, поднятое к потолку лицо, широко распахнутые глаза. Было три часа ночи, когда я встал и вышел из спальни.

–    Ты куда? – спросила Эмма. Голос звучал чисто и звонко. Ясное дело, она ведь не спала.
–    В туалет, – грубовато бросил я и вышел. Но пошел не ванную комнату, а в детскую.
Мне хотелось убедиться, и я убедился. Мой сын (один Бог знает, что за существо я все эти месяцы называл сыном!) лежал на боку. Я подошел ближе и убедился, что глаза его открыты.

Выходит, сон не нужен этим созданиям. Они не спят, чтобы отдохнуть и восстановить силы. А что тогда им нужно? Ответ был очевиден.

Остаток ночи я просидел в гостиной. При мысли о том, что происходило в спальне, стоило мне заснуть, меня начинало мутить. Вот она, причина: отсюда и кошмарные сны, и слабость, и противное чувство, что из меня, точно через соломинку, вытягивают энергию и саму жизнь. Я создал Эмму и Эмиля – и я же был их источником питания. Перед внутренним взором мелькали картины того, как они стоят возле меня по ночам, смотрят немигающими взорами. Как расплываются в алчных улыбках их рты, как они подходят ближе к кровати, склоняются надо мной все ниже, ниже, жадно припадая к моему телу, чтобы…

Меня била крупная дрожь, ладони холодели, а в голове была гулкая пустота. Лишь к утру я смог взять себя в руки и принять решение.
На следующий день, всеми силами стараясь сохранять внешнее спокойствие, я отправился на работу. Когда мальчик подбежал ко мне, чтобы обнять, я едва не отшвырнул его от себя, содрогнувшись от отвращения. Эмма улыбнулась винегретной улыбкой и сказала, что кофе уже готов. Я поблагодарил ее, с удовлетворением отметив, что голос мой не дрогнул.

Эмма и Эмиль в среду всегда ходили в бассейн, так что, дождавшись, когда они выйдут из дома, я тотчас вернулся и собрал все необходимое – немного одежды, документы, кое-какие мелочи.

Да, я решил сбежать. Мне казалось, что это единственный способ спасти свою жизнь. Придя на работу, я объявил, что до конца недели предоставляю всем оплачиваемый отпуск. Требовалось обдумать, как быть дальше, где жить и что делать, чтобы Эмма и Эмиль не смогли найти меня.

Я снял маленькую квартирку на окраине города и заперся там, впервые за несколько дней чувствуя, как напряжение постепенно отпускает меня. Почувствовав голод, я заказал еду и купил бутылку коньяка.

«Все не так плохо, – говорил я себе, наслаждаясь едой, к приготовлению которой не приложила руку Эмма. – Все наладится».

К вечеру я был основательно пьян, так что заснул прямо в кресле, и мне привиделся кошмар. В углу комнаты, возле окна, стоял большой неуклюжий шкаф-купе, одна из раздвижных дверей была зеркальной.

Поверхность зеркала напоминала гладь темного пруда, и чернота была такой густой, что поглощала свет, как черная космическая дыра. И лунный свет, и свет фонаря проваливались в эту бездонную мрачную глубину, не отражаясь, не оставляя бликов на поверхности. Смотреть туда было странно – тебя постепенно затягивало в воронку. Я сидел в кресле и вместе с тем летел куда-то во мглу, и от этого кружилась голова.

Спустя некоторое время я уловил движение – сначала смутное, потом все более отчетливое. Зеркальная гладь задвигалась, покрылась рябью, словно это и вправду была вода, а после некая темная субстанция стала вытекать прямо на пол!

Вязкая, как смола, она выливалась из зеркала густой волной, но не растекалась, не расплывалась, как обычная жидкость. Она была словно живая, пульсировала и двигалась, а потом очертания ее стали меняться. Несколько мгновений – и передо мной появились две темные фигуры, большая и поменьше. Дальнейшего я не помню, потому что, увидев их, не то провалился еще глубже в сон, не то потерял сознание. Очнувшись поутру, но еще не открыв глаза, я сразу вспомнил тот сон, а следом за этим…

Аромат кофе, звон посуды, детский смех, женский голос.

Меня подбросило в кресле, и я завертел головой, не обращая внимания на то, что она гудит с похмелья. Держась за стену, выполз в крохотную кухоньку.

Они были там. Эмма стояла возле плиты. Эмиль сидел за столом, но, увидев меня, вскочил, подбежал, обнял.

–    Доброе утро, милый, – с ласковой улыбкой проворковала Эмма. – Ты немного перебрал вчера. Не стоило этого делать, нужно беречь себя. Выпей аспирин, тебе станет легче.
Она протягивала мне стакан, в котором была растворена шипучая таблетка. Я выбил стакан из ее руки, он упал на пол и разбился. Рванувшись в ванную, я еле добежал до унитаза и меня стало рвать.

Позже, бледный, с всклокоченными волосами, я вышел в коридор.
–    Стакан разбился, но ничего страшного. Я все прибрала и налила еще.
–    Откуда вы тут взялись? – прохрипел я. Метнулся в комнату, думая, что Эмма отстанет, но она пошла следом. Остановилась в двух шагах – взгляд был так же невозмутим. Эмиль подошел к ней и взял за руку.

–    Я думала, ты видел ночью. Ты ушел, мы последовали за тобой. Ведь мы семья. Мы должны быть вместе. Ты сам этого хотел.

Она говорила уверенно и четко. Ни тени сомнения не отражалось на гладком лице. Слова сыпались из прекрасно очерченного рта, как разноцветные горошины.
Я прижал ладони к вискам.

–    Кто вы такие?
–    Те, кто тебе нужен. Те, кого ты ждал и желал.

Потусторонние твари стояли и смотрели на меня. За красивыми фасадами лиц таилась тьма, которая скоро утянет меня за собой.

–    Я хочу, чтобы вы ушли, – прошептал я. Улыбки стали еще шире.
–    Прости, дорогой, но ты сам не знаешь, что говоришь. Ты вызвал нас, и мы не можем уйти обратно, пока ты жив.

Несмотря на улыбку, говорила Эмма не так ласково, как обычно. Скорее, как строгая учительница, которая отчитывает двоечника:

–    Ты знал, на что шел, когда призывал нас, был предупрежден обо всех рисках, верно?
–    Да я просто не поверил!
–    Ты хотел верить. И принял решение. Получить женщину и ребенка, которые будут любить тебя и вести себя так, как ты пожелаешь, было заманчиво, и ты согласился на все условия, принял их. Но, милый, нельзя заключить с нами договор, а потом взять и отказаться от своего слова! Мы выполняем свою часть сделки – стали для тебя семьей, о которой ты мечтал. Ты должен выполнять свою часть: питай нас, давай нам энергию и не пытайся сбежать. Тем более что это невозможно.

Эмма подошла вплотную и поцеловала меня, словно желая смягчить свои слова. Эмиль тоже приблизился и обнял нас. Счастливая семья.
–    Все не так плохо, милый. Мы любим тебя, готовы сделать тебя счастливым и всегда будем рядом.

В этот момент я бросил взгляд в зеркало. Недаром Эмма не выносила зеркал и не позволяла мне повесить их в ванной комнате, спальне или где-либо еще, ведь она отражалась в них такой, какой была на самом деле.

Рядом со мною, стискивая меня в объятиях, прилипнув ко мне телами, извивались отвратительные червеобразные твари. Силуэты их лишь отдаленно напоминали человеческие фигуры, конечностей было не четыре, а шесть, как у мерзких насекомых. Длинные и тонкие, как плети, они опутывали меня, вжимаясь в мою плоть. Бесформенные черепа были бугристыми, глаз не было вовсе, а в том месте, где должен находиться рот, виднелись вытянутые вперед присоски-хоботки.

Таковы они были – мои прекрасные жена и сын. Они присосались ко мне, как клещи, приникли, как рыбы-прилипалы, день за днем выпивая мою душу.
Я хотел закричать и не смог.

***

Май в этом году выдался теплым: некоторые особо отчаянные уже ездили купаться. Но в день похорон резко похолодало, небо с самого утра потемнело, серые тучи, набухшие влагой, повисли над городом.

Когда гроб опускали в могилу, полил ледяной дождь, и люди, раскинув над головой крылья зонтов, ежились, переминаясь с ноги на ногу. Церемонию пришлось сократить, пока земля не превратилась в кашу.

Народу собралось много, все стояли со скорбными лицами, но никто не плакал. Никто не был настолько близок покойному, чтобы его уход причинил настоящую боль, стал «невосполнимой потерей», как сказал один из организаторов похорон. Коллеги, сотрудники, партнеры были опечалены. Усопший был хорошим человеком, да к тому же теперь неясно, что будет с компанией: умрет она вместе с хозяином или кто-то все же встанет у руля.

Печальное действо закончилось, и собравшиеся стали расходиться.
–    Как такое могло произойти? – качая головой, проговорил сухопарый мужчина в дорогом плаще. – Умница ведь был, талантливый.
–    С ним в последнее время творилось что-то. Сам на себя был не похож. Как будто подменили человека, – вздохнула Нина Сергеевна, секретарша и по совместительству кадровик.
–    Да болел он, смертельно. Ясно же! Вы видели – похудел в два раза, высох! Был толстый, а стал как полвесла! – громко сказала круглолицая пожилая женщина из бухгалтерии. – А иначе с чего ему в петлю лезть?
–    Тише вы, – шикнула на нее Нина Сергеевна. – Имейте уважение!
–    Да я со всем уважением, – пожала плечами та. – Просто сама подумай, чего ему не хватало? Денег полно, домище как Зимний дворец, фирма своя. Живи не хочу. А он – вешаться!

Неожиданная смерть начальника потрясла всю компанию. А уж то, как он умер… Откуда просочилась информация, теперь и не скажешь, но в первый же час новость облетела все кабинеты: гендиректора нашли висящим перед большим зеркалом. Совпадение или нет, но он был повернут лицом
К нему, как будто смотрел на себя, умирая.
Самоубийц не отпевают, поэтому в церковь гроб не заносили.
Дождь усилился, и люди  прибавили шагу, спеша до- браться до стоянки.
–    На поминки все идут? – спросила Нину Сергеевну бухгалтер.
–    Наши – все, – ответила та, имея в виду коллег.
–    Бедняга, – вдруг с неподдельной грустью сказала бухгалтер. – Такой одинокий был. Не хотела бы я, чтобы меня и похоронить было некому, кроме подчиненных.
Проходящая мимо пара, услышав это, замедлила шаг.
–    Он в соседнем доме жил. Жена у него была и сын. Может, приемный, не знаю, – проговорила женщина. В голосе звучали азартные нотки заядлой сплетницы. – Они зимой переехали. Эмма эта красивая была, как картинка. А я как увидела их вместе, сразу подумала: неспроста это, чтобы такая красотка и с таким… – Муж ткнул ее в бок, и она осеклась, а потом добавила виновато: – Он ведь не очень видный мужчина был. А такие девицы на кошелек смотрят.
 
–    Не знаете, куда она делась? – спросила Нина Сергеевна.
Шеф свято оберегал свою личную жизнь, так что она почти ничего об этой Эмме не знала. Видела, как и все остальные, один или два раза.
Но когда дело дошло до похорон, никто не объявился, чтобы заняться организацией.
Соседи синхронно пожали плечами.
–    На прошлой неделе я ее видела. И мальчик во
дворе играл.
– Наверное, бросила его, вот он и решился, – предположила не чуждая мелодраматизма Нина Сергеевна.

Переговариваясь и строя различные догадки, люди дошли до стоянки и стали рассаживаться по автомобилям. Вскоре машины разъехались,
И    площадка опустела.

Возле могилы тоже никого не было, и только дождь все лил и лил. Капли падали на большую фотографию, прислоненную к одному из венков, и медленно стекали по
ней, отчего казалось, что изображенный на снимке мужчина плачет.

Рисунки Лилии Косолаповой