Этим летом на улице холодно и свежо

Этим летом на улице холодно и свежо.

Сбитый кафель на лестнице, найденные ключи.

По природе, конечно, ты тот ещё форс-мажор,

да не мне тебя пересчитывать и учить.

Кое-что разбивается в трепетной тишине:

не сумею я это заметить и удержать.

Твоя вера кому-то достанется, но не мне —

я слетаю, как птица, с десятого этажа.

По природе зелёной рукою проводит бог,

и задумка его в принадлежности нелюбви;

у тебя чуть веснушчатый и загорелый бок,

у меня мелкий бисер на леске и глупый вид.

О привычках и случаях шёпотом говорят,

пусть даже мысленно стоило промолчать.

Моё пыльное лето колотится, и снаряд

порывается важное выломать у плеча.

До ключиц не дошло. Только воздух приник к плите,

будто сотни конфорок горят у тебя в глазах.

Ты – мой выбор угла в пятиутренней пустоте,

когда всё, что ты можешь, – с тоскою глядеть назад.

Я травинка в кармане, от края наискосок,

и над лунными фазами я с тобой не пойду:

отпечатки сквозь лапы вытряхивают песок.

Ни тепла мне, ни зелени… Сивером – да по льду:

путь размыленных звёзд на поверхности отражён,

невозможно поэтому нам его получить.

Этим летом на улице холодно и свежо.

Божья цвель на ладонях, потерянные ключи.

                                                                                                                                                                  ***

Я не стал бы тебе ни сыном, ни другом, ни старшим братом.

Я вообще бы не стал – только участь предрешена.

Хорошо наблюдать: в планетарном масштабе атом

хоть чуть-чуть дорастает до зёрнышка от пшена,

ведь, с одной стороны, это жизнь в её проявленье:

иллюстрацию в книге углём я нарисовал.

А с другой – и рога как лосиные, пятна оленьи,

и копыта на самом деле – почти овал.

Если сверху глядеть – бурый камень на тонких ножках.

Он идёт по болоту, по клюкве, по нашим льдам.

Он забавно сопит, оступается понарошку,

тихо требует соль, будто я ему не отдам.

Я не стал бы тебе ни другом, ни братом, ни младшим сыном.

Просто так уж сложилась судьба, переплёлся путь. Жаль, у сумерек нет разделительной полосы, но

что сибирским деревьям – отстанут когда-нибудь.

Хоть чуть-чуть, да растает весна в мерзлоте упругой,

из пшена изготовит узорчатый каравай.

Я не стал бы тебе ни братом, ни сыном, ни лучшим другом.

Нарисуй мне рога, тронь за нос меня и отдай.