Илгиз Ахметов. Путь к истине

Роман

 

– Не едь туда, сынок, убьют тебя там, – говорила одна башкирская бабушка, разложив карты. – Дальний путь, а дальше нет дороги… крест стоит…

– Как же, бабушка, ведь там сыночек мой. Сказали, туда увезли…   

– Боже всемогущий, – баба Нюра повернулась к иконе, – прости, за грех не прими, святое дело сына найти. Позволь мне помочь…

Когда она повернулась, я увидел её лицо вмиг постаревшим: во впалых глазах было столько боли и чего-то ещё, я недопонял тогда… Уже потом узнал, что много лет назад она тоже потеряла сына. Он просто исчез без следа. Вот тогда она впервые и взяла в руки карты. До сих пор ищет…

– Жив, жив твой сыночек. Недалеко он. Иногда ты совсем рядом с ним бывал, да разминулись видно. А может, не позволяли…

– Так он в неволе?

– Да нет, свободен. Сам он, по своей воле…

– Как? Он ведь без документов.

– Ему они и не нужны. Скоро сам всё узнаешь…

 

Время для меня остановилось 21 июля 2001 года, в тот самый миг, когда исчез сын. Эх, вернуть бы то время, да ошибки исправить…

 

Я продолжал поиски. Тщетно. Слова тех мальчишек, с которыми я разговаривал возле кафе «Отдых», почему-то у меня подозрения не вызывали. Спустя год найти очевидцев, запомнивших, как Ильнур садился в кабину, причём, к чеченцам, невозможно… Видно, утопающий за соломинку хватается. Для отца, потерявшего сына, нет больше ничего, кроме судьбы своего ребёнка…

 

План поездки в Чечню разрабатывался на ходу. Гасан, мой старый друг ещё с Дальнего Востока, был тогда большим человеком в Дагестане. Он сразу сказал, что поможет. Обещал людей дать – проводника и прикрытие. Был у меня и запасной канал: двоюродный брат другого друга Машади (мы его Мишей звали), заместитель начальника МВД Республики Дагестан.

По карте проложил максимально удобный маршрут: Оренбург – граница Казахстана, Актюбинская развилка, дальше строго на юг. Там на Гурьев выйду. Паром-челнок через Каспий два раза в сутки ходит. Тронусь в обед, жене скажу, что Александровский спиртзавод проверю – раньше там знакомый сына по кличке Белый наркотой промышлял. Его, правда, уж полгода в живых нет: двинул копыта от передоза. Когда я первый раз разворошил это осиное гнездо, тамошний участковый за голову схватился. Наверное, до сих пор хранит мою дубинку. Я тогда двенадцать человек лицом к земле положил…

В этот мартовский день с утра разыгралась настоящая пурга. Как будто сама природа была против поездки. Закончив уроки (я тогда директором школы был), поспешил в гараж. Всё давно приготовлено: запас еды, топлива, оружие.

 

…Я нёсся по заметённой дороге, как глиссер по волнам. Обгонял тех, кто полз кое-как, объезжал увязших, оставляя за собой снежное облако. Впереди стоял КамАЗ, почти полностью перегородив проезжую часть. Водитель упорно старался меня остановить. Даже подозрительно. Я взял левее, нагло объехал со скоростью около 60 километров в час. Выражение лиц двоих, стоявших перед машиной, до сих пор вспоминаю с усмешкой. Предчувствие меня не обмануло: сквозь снежную завесу я вновь заметил грузовик, стремительно приближающийся ко мне.

Здешние дороги я знал наизусть. Следующий поворот налево – мостик через ручей. Его сейчас не видно – всё под снегом. С улыбкой на лице, предвкушая удовольствие, я повернул налево раньше поворота – наперерез через гладь снега. КамАЗ, двигаясь по моему следу, накрепко сел в русле ручья…

Это только начало. Впереди – многокилометровые степи Казахстана с их капризами и непредсказуемостью погоды. Ладно, машина надёжная, движок сам форсировал: блок расточил под максимальный размер 82 мм. Гильзы хромом покрывал. И коленвал хромированный, так что КПД на грани мечты. Да ещё присадка с молибденом и фторопластом в моторном масле. Багажник – и тот был сделан с двойным дном. Всё выполнено в заводских условиях, на заводском оборудовании, просто так не и обнаружишь. Удобное, кстати, место для хранения оружия. Один недостаток – низко очень. Весь конденсат, вся грязь внизу собирается. От влаги я нашёл простой гениальный способ – на скорости она сама через шланг уходит.

 

Мысли, мысли… Сотни, тысячи километров водители наедине со своими мыслями.

На объездной дороге Оренбурга меня тормознул молодой лейтенант. Представился, спросил документы.

– Куда путь держим?

– В Чечню, блин, – усмехнулся я. Лейтенант расхохотался:

– Оружие хоть есть, чеченец?

– О чём базар, дарагой, – шутливо отвечая с горским акцентом, я достал из бардачка пластмассовый игрушечный «вальтер» и протянул ему. Он опешил – игрушка была точной копией боевого оружия. А настоящий лежал совсем рядом – только руку протяни.

– А на самом деле цель поездки?

– Да сына я ищу, пропал. Уж все ближайшие города… Как сквозь землю – да прости меня, господи… – проговорил я обрывками, проглатывая чувства.

– Может, я видел? Фото есть?

Из нагрудного кармана я достал несколько снимков.

– Вроде нет. Ну, кто его знает, сейчас молодёжь все на одно лицо. Что сказать, держись… И верь!

Уезжая, я спиной чувствовал, как он меня вслед перекрестил.

Эх, парень, знал бы ты, что я мусульманин. Хотя бог-то у нас один. Только пути-дорожки разные. Вообще, сама жизнь – и есть путь. И каждый его проходит по-своему. Как ни крути, это путь к истине…

           

До границы доехал быстро, легко нашёл спрятанные доски, без труда перекинул их через траншею – и всё! Я уже в другой стране! Дороги там, конечно, намного хуже…

В темноте недолго и заблудиться. Знаков нет, спросить некого, по обе стороны дороги – снежная целина. Около восьми вечера впереди замелькал одинокий огонёк…

От огромной деревни остались три жилых дома, стоявших отдельно у самой дороги. Я постучался. На пороге появился дед с охотничьим ружьём.

– С чем пожаловал, путник запоздалый?

– Дорогу спросить хотел. Да и устал очень…

Дом, хоть и маленький, оказался уютный.

За чаем дед объяснил, как до Актюбинска добраться – оказывается, уже почти доехал. Рассказал про обстановку, перечислил опасности… В общем, за какие-то полчаса сложились самые тёплые отношения. Может, моя беда сближала… Отпускать не хотели.

– Вернись, сынок, живым и здоровым. Обязательно заедь на обратном пути…

 

Буран немного поутих. Через пару километров выехал на трассу. Скорость за сто, приятно ехать. Впереди слева замигали огни города. Скоро мой поворот направо. Ага! Вот и он! Только слишком много народу почему-то. Машины стоят дорогие. В основном, иномарки. Сходняк или стрелка? Кто-то попытался меня остановить.

Часть груза – пустые канистры и две с бензином, я так же, как и колёсные лопасти, оставил у деда. Так что налегке – уйти сумею. Делая вид, что не заметил, проезжаю мимо.

Следом хвост. Да такой огромный – просто страшно вспоминать. Полупьяные любители острых ощущений стремительно приближались ко мне. Стрелка спидометра дрожит, коснувшись ограничительного штифта. Скорость бешеная. Ну, держись, мой конёк-горбунок, вытяни меня из этой беды! Ведь бывало и пострашнее…

Эх, пополнить надо было запас ёжиков. Поленился ведь, часа два поработал бы, сварил с болтов М 6, да и самих болтов было хоть отбавляй – целых полведра! Вари, пока не надоест. Хоть тысячу штук. На шаблон три болта положил, электродом прикоснулся – основа есть. Перевернул, приварил ещё один – вот и готово чудо злодеяния. Как ни кидай – упадёт на основание. Так что один из болтов всегда «остаётся на посту». До встречи со своей резиной.

 

Как-то раз ребята машину под заказ пригнали. «Мерс» штучного изготовления.

– Может, опробуешь? Другой такой на свете нет!

Не устоял, да и перед ребятами пасовать не хотелось. Изысканно-спортивное убранство салона, прекрасно сочетавшееся с роскошностью, будоражило душу, ноги сами хотели давить на педали. Улица, к нашему счастью, была пуста. Я перевёл рычаг коробки-автомата, вытянулся с наслаждением и нажал на акселератор. Машина устремилась, как выпущенная из лука стрела… Рёв мотора, визг резины… Стрелка спидометра за секунды проскочила половину шкалы. Чудовищная сила вдавила нас в сиденья. Ребята орали…  Я отпустил ногу, стал тормозить. Участок дороги в пять километров вмиг остался позади. Салон заполнился криками восторга и счастливого удивления. Бортовой компьютер показал максимальную скорость 320 километров в час. Страшная цифра. При 196 грузовой самолёт с земли отрывается…

 

Мои преследователи стали отставать. Крутой, слишком крутой поворот налево. Вот почему они сбавили ход!

Не впишусь! Слишком поздно тормозить! Конец… Да будь что будет!!! Не торможу – наоборот! На газ! До предела! А-а-а-а-а-а-а… Оторвавшись от земли, продолжаю давить на педали. За секунды перед глазами успевает промелькнуть вся жизнь. И вдруг… Такая глупая мысль… Я, кажется, лопату снеговую забыл в гараж занести… Разве сейчас о лопате надо думать, когда через мгновение машина врежется в мёрзлую землю…

 

Нет более страшной тишины, чем тишина заглохшего мотора. Дверь не открывается. Зажало снегом. Опустив стекло, выползаю из машины. Изо всех сил, оперевшись, надавливаю плечами – машина встает на колёса. Скорее! Оружие в руки! Ставлю увеличенный магазин, передёргиваю затвор. Только тогда догадываюсь – свет не выключен. Поздно! Уже заметили. Машины одна за другой останавливаются наверху, на трассе. Насчитал более пятнадцати человек. Допустим, кого-то не заметил. Прикинем на двадцать. В обойме четырнадцать патронов. При такой дальности поражение до 30 процентов. Значит, около 60 выстрелов… Ствол перегреется! А автомат достать я просто не успею…

Наверху голоса. Казахский, очень похожий на татарский, я отлично понимал. Вперемешку звучала и русская речь.

– Что церемонитесь? Дай очередь, да поехали! Не жилец! Так кувыркнуться!

Дотянувшись, щёлкнул выключатель усилителя.

– Не балуй с огнём! А то сам первый ляжешь! – крикнул я в микрофон и длинно матернулся на татарском. Максимальная громкость рупора под капотом сильно их удивила…

– Ты кто такой? Лопочешь по-нашенски – свой что ль?

– Кончай его! Поехали!

– Опусти ствол! Даю предупредительный! Дальше бью на поражение!

Нажимаю курок – короткая очередь моего «вальтера» уходит в темноту.

– Ну-ну! Тихо! Всем тихо! Стволы вниз! Кто ты, смельчак?

– Имя моё тебе ничего не скажет. Илгиз меня зовут. Свои Физиком кличут…

– А откуда ты? И куда едешь?

– Из Башкирии еду в Чечню. Сына искать.

Наверху разгорелся жёсткий спор.

– Физик такой в Татарии был. А ты кто – самозванец?

– Это я и есть. Меня знают от Сахалина до Балтики. Хотите уточнить – спросите у Фрола Бугульминского.

– Ладно, поверим. И проверим. Всё равно другого варианта нет. Если это тот самый физик – его и дьявол не одолеет.

– Тот, тот. Другого нет на свете! Я не хотел никого беспокоить, просто случайно получилось. Я бы оторвался. Не люблю хвостов.

– Наслышаны мы, как ты хвосты обрубаешь! Считай, повезло нам всем! И как теперь? Может, вытащить?

– Справлюсь…

Через несколько минут после целого ряда пустых необязательных слов вдруг:

– Так, про сына… Что же случилось?

– Пропал он… Пропал! Просто исчез! Второй год ищу, не найду… Сказали, видели, как с чеченцами уехал. Туда и еду…

– Ты не горец, одному нельзя. Может, дать кого?

– Не надо. Справлюсь. В Дагестане друг встретит. Раз меня знаете, значит, и про него слыхали. Гасан его зовут.

– Как мир тесен… Айда, поможем, вытащим.

Да шут знает, что у них там на уме. А вдруг где-то залёг снайпер и ждёт терпеливо? 

Попрощались. Одна за другой уехали крутые машины. А я остался один. На богом забытом повороте. Холодно. Ох, как холодно.

Стоп! Мне холодно, значит, и снайперу не тепло. Да ещё ветер там, наверху. Значит, терпит из последних сил. Вот-вот сорвётся. Помочь ему надо. Дотягиваюсь, достаю из кармашка сиденья фальшпатрон – универсальный термитный факел. Привязываю к запальному кольцу шнур метра два – шнурки с ботинок взял, шелохнуться лишнего нельзя. С размаху швыряю влево – если он там есть, инстинктивно вильнёт стволом, вот тогда я его и замечу… Факел догорел. Как долго тянулись эти пять минут. Я внимательно смотрел вверх, на дорогу. Никакого движения.

…Мне повезло – машина завелась с первой попытки. Катаю её вперёд-назад, трамбуя снег для разгона.

Поехал. Кругом темно. Ориентиров никаких. И звёзд не видно, как назло. Небо светилось, как после Чернобыльской аварии. Радиоактивность – страшная вещь. От неё не скроешься, не спрячешься, иммунитет не выработается, она не исчезнет, пока не выработает своё… Пока не изуродует и не убьёт.

 

Помню, выполняли мы как-то лабораторную работу. Задача стояла простая: могла ли Чернобыльская АЭС взорваться или это была диверсия. Как только не издевались мы над реактором: и температурный режим сбивали, и перегрузки запредельные давали, и некачественное топливо пробовали. Бесполезно – не выходит из режима и всё тут! Только начинается перегрузка – стержни замедлителя тут же её сбивают. Мы и автоматику стержней отключать пробовали. Бериллиевые кассеты просто отрывались в верхней части и падали. Реактор наш заглох…

А потом случилась беда. Когда рабочие завезли аварийно-утилизационный контейнер, чтобы разгрузить печь, нечаянно зацепили отвод водяной рубашки. «Тяжёлая» вода стала заполнять полы нижнего яруса. Ребята, их было четверо, кинулись стягивать хомут на место утечки. Мы с Анваром были на третьем ярусе.

– Отсос! – крикнул он сзади, когда я щёлкал последние тумблера.

На улице, прямо за стеной, на площадке стояла тележка с агрегатом вакуумной откачки. Он уже стоял со стремянкой в руках.

– Лезь!

Стремянка до окна не доставала, Анвар поднял её на плечи. Я полез. Какой он молодец! Свой ремень пристегнул к самому верхнему крючку стремянки. Вот я и на подоконнике. С размаху ударил по стеклу и закричал от боли.

– Не поддаётся!

– Стремянкой! Стремянкой бей!

Подняв стремянку за ремень, я ударил. Только после третьего удара пробил первое семимиллиметровое стекло. А ведь ещё наружная рама есть! Но с ней я разделался намного быстрее.

Стремянку опустил вниз к Анвару, он схватился, я стал поднимать. Лестница согнулась в середине. Быстро перебирая руками ступеньки, он приближался. Вот-вот разорвётся алюминиевая конструкция…         Успел! Последний рывок – и он рядом со мной.

В следующее мгновение мы уже были возле прицепа с агрегатом. Расстояние – около сорока метров! Как же мы вдвоём дотолкаем громадину в четыре тонны?

– Боже всемогущий! Помммогиии!!!

Крик Анвара совпал с моментом, когда мы оба приложились к протекторам.

Сначала медленно, потом всё быстрее стала двигаться огромная конструкция. Вдруг стало полегче: оказывается, на звон стекла к нам прибежали два дворника, что подметали возле ворот…

Дальше – все как по нотам. Присоединили веерные щётки к рукаву и стали опускать в проём окна. Один за другим наращивали рукава, но вместе с ними росло и сомнение: вдруг не получится?

Беду мы предотвратили. Только вот ребята успели получить смертельную дозу радиации. Не уберёг я своих пацанов… Никогда не забуду их лица. Лица без единого волоска… Брови, ресницы – все выпали до последнего…  

На следующий день было подписано заключение. Аварии на АЭС такого типа быть не могло. Ни теоретически, ни практически. Следовательно, остаётся последний вариант: диверсия. Вот и думай после этого про заокеанские козни…

 

– В Гурьев как проехать? На побережье…

Два полупьяных идиота в странной униформе, с невпопад застёгнутыми пуговицами смотрели на меня, как будто предвкушая удовольствие. Я не знал, что оказался на казахско-узбекской границе…

– Заходите, там скажут.

– И покажут, – добавил второй с явной насмешкой.

Перешагнув порог, я попал в тёмный тесный коридор, откуда меня нагло втолкнули в спортзал. Я кубарем скатился по ступенькам вниз. Пистолет с оперативки вылетел. Ударившись головой, я потерял самоконтроль и преимущество.

Через несколько секунд всё стало ясно. Ко мне приближался не человек, а, скорее, чудовище, напоминающее Кинг-Конга. Я оказался в роли спортивной груши. С каждым его шагом публика скандировала, накаляя обстановку. Он протянул руку, будто поздороваться. Я, дурак, в ответ. Он схватил меня за кисть, резко дёрнул и, прокрутив в воздухе над головой, швырнул вглубь зала. Силён, однако… Полы были устланы матами, я упал удачно. Меня подняли и толкнули к нему. Пальцы затрещали. Бой пошёл на смерть. Резко дёрнувшись к нему, правой свободной рукой я успел схватить врага за кадык раньше, чем он меня метнул. И он метнул… Самоубийца…  

Падая, я попал на каратиста, потерявшего бдительность при виде крови, брызжущей из разорванной глотки сумоиста. Раздался хруст шейных позвонков. Я мягко приземлился на обмякшее тело с вывернутой головой. Прыгнув с кошачьей ловкостью в сторону двери, сразил ещё нескольких. Точно выполненный удар «кобра» не оставлял у них ни единого шанса.

Вдруг – жгучий удар в колено… Кто-то ударил трубой или монтировкой… Коленная чашечка разбилась вдребезги… Я потерял сознание…

 

Кто-то всегда первым совершает зло. Оппонент отвечает злом. Зло множится. А совесть молчит. И нет никакого оправдания этому молчанию. Скольких я сразил? Не хочется сказать «убил». Хоть и защищался только. Я ведь жизнь у них отнял… Пусть даже врагов…

 

Первый раз такой страшный поступок я совершил много лет назад, в восемьдесят седьмом. Афган. Семь грузовых самолётов. Туда – оружие, назад – раненые. В первые два самолёта – груз 200. Дальше – трёхсотые. В наш уместились почти двести раненых. Большинство – тяжёлые. Тут обстрел начался.  Душманы наступали, как облако саранчи. Стреляли отовсюду… Жуткая картина. Не мог я бездействовать. В лучшем случае – убьют, в худшем – нас ждут плен и унижения.  Но с чем дать последний бой? У нас, летунов, кроме пистолета, только голые руки. Оглядываюсь по сторонам. Смотрю – на базе пикапа «шилка» стоит. Четырёхствольная автоматическая зенитная установка. Далековато, конечно. Почти триста метров я пробежал, как неуправляемый. Кручу рукоятки, вдруг слышу:

– На ноль не спустим, он – зенитный! Задрать перед надо!

Это какой-то сержант за мной следом, оказывается, бежал.

Через мгновения мы уже стояки откручивали.

– Заводи!!! Мордой – на бугор! Скорей!!!

Я в кабину – ключа нет!

– Ключи!!!

– На козырьке!!!

Секунды. Эти секунды уносят жизнь ребят… Подсевший аккумулятор еле-еле крутит… Не подведи, конь железный! Выручай! Во имя Отечества!!!

Завелась! Услышал, видно… Вперёд! На горку щебня!

– Дерржжииись!

Машина остановилась, немного поднявшись на горку.

– Заряжаю второй!

Я поднял третий, за ним и четвёртый магазин.

– Есть четвёртый! Стреляй!!! Я готов!

Я нажал на гашетку. Сержант, прижавшись к окулярам, уверенно крутил маховички. В один момент магазины под полста кило стали пустыми. Сплошной поток смертоносного металла ушёл в сторону противника. Затворы захлебнулись, выплюнув последние пустые гильзы. Дымились перегретые стволы пулемётов. Солоноватый запах порохового дыма разъедал глаза. А я до сих пор будто трясся в такт с пулемётами…

Сержант что-то говорил и улыбался, но мои уши ещё не могли слышать: их заложило грохотом выстрелов. Мы замерли в крепких объятьях. В бинокль было видно, что мы натворили своим ураганно-кинжальным огнём. Закружилась голова, затошнило... Земля была залита кровью. Трупы лежали повсюду…

Я – убил… Я убил более ста человек. А может, и тысячу. Пусть врагов. Но кто назначил их врагом? Они ведь на своей земле… Одно оправдание – столько жизней спасли.

 

…Пока я лежал бесчувственный, свора меня пинала, как только могла. Всё тело было в переломах… В пустоте появилась тёмная фигура. Это Смерть. Сейчас она заберёт мою душу…

                                   

Я видел пустые глазницы Ея

И понял, что это кончина моя…

 

Наверное, били долго, пока тело моё подавало хоть какие-то признаки жизни. Потом бы выбросили, наверное, в степь. Шакалам на растерзание…

Но тут появился Человек. Звали его, если моя пострадавшая память не ошибается, Фарит. Может быть, единственный татарин на сотни вёрст кругом. Он подошёл к машине, там ещё играла татарская музыка, поднял с сиденья тетрадь с моими стихами… Не знаю, как ему удалось справиться с толпой, но он меня спас.

– Ты не должен умереть. Ты – сын моего народа. И должен выжить. Я помогу. И сделал мне укол в вену. 

 

Тут морфий по жилам

Поплыл огоньком,

Я, сонный, не помню,

Что было потом.

Как правили пальцы,

Смывали с груди

Застывшие сгустки

Кровавой струи…

              

…Я уже столько лет пытаюсь вспомнить подробности этого дня. Смутно помню, как оттуда уехал, как останавливался и пытался дрожащими руками попасть в вену, чтобы вколоть очередную дозу, как упал… Я не помню, как мимо Актюбы проехал… Дальше – бездна. Потерял сознание.

…Едкий запах нашатырки вернул меня в реальность. Странно, ничего не болит. Так легко, наверное, никогда не было. Будто тело не моё.

– Эх, бала, бала…

Возле меня на краю кровати сидел дед. Тот самый, у которого я совсем недавно останавливался. Уже потом я узнал, что рано утром он запряг лошадь, взял вилы, аркан, термос и вместе с бабкой поехал за сеном на дальние луга. Далеко, у самого горизонта от лобового стекла моей машины отражались лучи восходящего солнца. Уже не до сена было – они помчались ко мне. Нашли моё бесчувственное тело сразу – я пытался вколоть дозу, но дрожащие руки не слушались.

Дед и бабка, учуяв неладное, гнали лошадь, как только могли. Положили меня на сани, собрали рассыпанные лекарства в аптечку, помчались домой. Привели фельдшера.

Укол. По телу побежал живительный огонёк. От нашатырки вернулось сознание. Пока лежал, меня перевязывали ласковые руки бабушки. Вытерла влажной тряпкой засохшую кровь с лица. Да так нежно, с такой любовью и заботой она это делала…

– Мне… скорее… ехать… пока доза действует…

– Куда? Тебе лежать надо!

– Дома отлежусь… Поеду… после четвёртой ампулы мне хана… Успеть надо…

– Ампул ведь больше?

– Если вколоть пятую – зависимость пойдёт… наркоманом стану…

– Хоть поешь немного.

Тут прозвучал командный голос деда:

– Заверни ему перекусить! И чаю покрепче, с сахаром. С собой возьмём. Я с ним поеду. К свату зайду. Он меня назад и привезёт. К вечеру, бог даст, буду…

 

Я дотянул-таки до объездной Оренбурга. И по чистой случайности остановился возле того же самого гаишника, который меня накануне тормознул. И он, переложив меня на заднее сиденье, привёз в больницу, где работала его невеста. Наконец мой организм получил первые дозы холинолитиков. Не знаю, что именно кололи: это мог быть атропин, метацин. Именно они являются первыми средствами для снятия интоксикации производными морфия. И конечно, обильное питьё. Потому и меняли системы – одну за другой.

Медсестра, спасительница моя:

– У вас множественные переломы. Сломаны три ребра: мы их зафиксировали. Левая нога под панцирем, кость раздроблена. Понадобится операция на коленной чашечке. Ближайшие дни резких движений делать нельзя. Потеря крови большая, но не критическая. Вы сильный человек, раз выжили после такого…

Было почему-то душно. Видимо, я температурил. Обливался холодным потом. Организм боролся практически на уровне невозможного. Ведь наркотик – это жуткий соблазн. Знаешь, что нельзя, что с каждой дозой затянет глубже, а организм просит. Требует! Если идти на поводу у этого соблазна, потом будет требовать ещё настойчивее.

– Ты выдержишь! Возьми себя в руки! Будь сильнее!

И я держался.

Во имя высокой цели.

Ради сына.

 

Спустя добрых пятнадцать лет, уже оправившись от былых увечий, я съездил в эту деревню в степях Казахстана. Доехал и до границы, где узнал, что таможня та – узбекская.  Только Фарита не смог отыскать. Очень хотелось отблагодарить своих спасителей. Не знаю, что правило мной, но я был как одержимый. Вёз гостинцы, вино своего производства. Так хочется сказать, своего творения. В общем, вёз я литровую бутыль, наполненную ароматом, силой и духом родной земли. Хотел обрадовать стариков...

На месте деревни я увидел несколько криво торчащих столбов. На одном из них качалась на ветру осиротевшая калитка... Невольно опускаюсь на колени, глаза наполняются слезами. Сколько прошло времени, не знаю... Холодно стало...

Я поднял голову, увидел парня, стоящего возле джипа. Он удивлённо смотрел на меня. Молчал. Видно, не хотел прерывать мои мысли.

– Что случилось? – спросил он на русском с сильным казахским акцентом.

– Здесь... меня спасли дед с бабкой... – воздуха не хватает, я судорожно расстёгиваю воротник...

– Наверное, уже лет пять, как деревню снесли. Последние жители умерли за год вроде до этого...

Так я и не смог деду с бабкой сказать спасибо за своё спасение. Так они и не узнали, что сыночек мой жив...

 

…Дальше проводили в посёлок Северный, а они эстафету Бугульме передали. Хоть и больно было, я терпел. Сумел воздержаться от дозы. Даже бывалые ребята – и те удивлялись. И везде меня – на кушетку, системы с гемодезом, опять холинолитики… Бугульминские мне навстречу выехали – встретили на Акбашевском перекрёстке. И прямо в железнодорожную больницу. Был я тогда, как кукла. Не помнил имена, память пропала. Сказать «забыл» не подходит, я просто ничего не помнил.

Постепенно мой мир оживает. Ощущение, будто в огромной библиотеке на абсолютно пустые полки каждый заносит и ставит книги. Кто-то маленький, но очень важный листочек, а кто-то огромные стопки томов…

Это состояние зомби до сих пор не прошло полностью. Как полнолуние – ко мне приходят все: погибшие ребята моей группы, тот страшный сумоист, каратист-недоросток, душманы в чалмах, мальчишки с Афгана… И с каждым полнолунием седых волос становится всё больше и больше…

 

…Очередная поездка планировалась очень дальняя: через Москву, Питер, дальше на север. Там, не доезжая Мурманска, ребята обнаружили заброшенное предприятие оборонки, в котором вроде никого и быть-то не должно, а оно электроэнергию потребляет, в мороз пар поднимается. В общем, там есть люди. Предположительно невольники. Они оттуда не выходят, их самих никто не видел. Может, там…

Как однообразны дороги, как запутана жизнь…            Думая о возможных вариантах предстоящих поисков, невольно вспоминаю эпизоды из прошлого. В небольшом городе после закрытия единственного крупного предприятия пошла деградация. Взрослое население к бутылке пристрастилось, среди молодёжи наркотики становились образом жизни. Чего мы только с участковым не видели! Полуголые, а иногда и абсолютно голые тела совсем ещё молоденьких девушек, даже школьниц в состоянии наркотической отключки… Кругом грязь, шприцы, блевотина, горы пустых бутылок… По всей стране так. Уничтожают нашу молодёжь. Невидимым оружием – наркотой…

 

Или вот ещё случай. Заброшенный, почти разрушенный военный городок недалеко от Барнаула. Рядом с городком – тоже разрушенные ангары. Дальше небольшой лесок и открытая местность. Посреди этого поля почему-то стоит туалет. К нему из самого посёлка тянется тропинка. Утоптанная, будто сотни людей за день проходили. Странно: туалет за пять километров от жилых домов?

В бинокль вижу – вот один зашёл. Время идёт, а он всё не выходит. Ещё один идёт! За ним ещё двое! И никто не выходит! Прямо Бермудский треугольник! А попробую-ка я тоже. Пока не увижу своими глазами, всё равно ничего само собой не прояснится. Выскакиваю из укрытия, спускаюсь к тропинке. Под ногами поскрипывает последний снег уходящей зимы. С каждым неудобным шагом ноют мои увечья. Но ничего, одолею – я на всё ради сына готов. Вот и туалет этот. Чем ближе, тем тревожнее. Открываю дверь… А там ступеньки. Лестница вниз. Вход в подземный мир. Надо идти туда, куда и все.

А там, оказывается, вполне уютно. Почти как в подводной лодке. Видимо, здесь раньше убежище военного городка было. Раздевалка, сушилка… Спальные отсеки по купейному принципу соорудили, прямо как в железнодорожном вагоне. Иду дальше – впереди большой зал. Освещение хорошее. Рядами стоят столы. На них швейные машинки, а за ними кого только нет: вьетнамцы, узбеки, русские… Шьют всё: спортивные костюмы, рубашки, пуховики… Они здесь живут, работают. Свободно выходят, свободно возвращаются.

– Могу я поговорить со старшим?

– Как ты сюда попал? Сюда нельзя посторонним…

– Вообще-то, я вхож в любые двери. Пока никто против не был…

– Как сказать, как сказать…

– Я сына ищу. Может, узнаете? – показываю снимки.

– А сколько лет?

– Восемнадцать с плюсом.

– Призывной возраст. Таких нет, это точно. Здесь всё проверяется. И ты просто так отсюда не выйдешь.

– Как сказать, – усмехнувшись, повторил я его слова.

За спиной уже стояли два шкафа с эбонитовыми дубинками. Тот, что был ближе, поднял свой аргумент и размахнулся. Только он опоздал. В одно мгновение я оказался у него за спиной, и удар пришёлся по коробке электрощитка. Посыпались искры, задымились провода. В момент этого замешательства я ударил охранника сзади под колено. Он согнулся и упал прямо на искры.

– Не дёргаться! Стреляю без предупреждения! Спрашиваю в последний раз! Видел ли кто это лицо? – в левой вытянутой руке я держал фотографию, в правой – «вальтер» в боевой готовности.

Все молчали. Ясно, никто никогда не видел.

Не понимают, когда нормально спрашиваешь. Только силу и признают, сволочи.

– Помогите ему встать. А ты – веди меня к старшему, – я вильнул стволом в сторону второго охранника. – Расходимся по рабочим местам, товарищи, расходимся. Продолжаем работать.

Я демонстративно всунул пистолет в оперативку. Все успокоились – проявление силы и власти всегда действует безотказно.

Мы прошли вдоль длинного коридора вглубь сооружения.

Старший оказался в прошлом десантником. Общий язык нашли сразу. Я на всякий случай оставил координаты: адрес, номер телефона. Дал и спутниковый, но предупредил: на этот номер звонить только в экстренном случае. На что он ответил:

– Если встречу сына твоего – это и будет тот самый экстренный случай!

Боевое братство не ржавеет. И присягу нашу никто не отменял…

 

…А между тем дорога дальняя. Проехал-то сегодня всего каких-то пятьсот с небольшим… Уж сколько вёрст намотал – а она, дорога эта, всё ещё только начинается…

 

До Казани километров сорок осталось. В свете фар снежинки кружатся в сказочном хороводе. На остановке стоит молодёжь, мальчишки в возрасте сына. Может, и мой Ильнур где-то вот так стоит, мёрзнет…

– Куда?

– До пригорода возьмёте? Мы в Аракчино.

Поехали. Километры, один за другим, остаются позади.

– Что это за дерьмо? Ты это слушаешь?

Сзади чья-то рука тянется, включает музыку. Добавляет громкость на полную.

Я что-то сказал, они что-то спросили, я ответил. Теперь я им должен оказался. С каждым словом сумма становилась всё больше. А снег шёл. Буран не утихал.

– Хоть фары протру.

Остановились, вышел, протёр фары, лобовое стекло. Встал перед фарами, расстегнул куртку, да так, чтоб всем было видно, вытащил из оперативки вальтер, передёрнул затвор. Открыл водительскую дверь, руку с пистолетом положил на неё:

– По одному выходим, строимся по важности. Без лишних движений и слов. Предупредительного не будет. Стреляю на поражение…

– Ты чё, отец, хоть знаешь, с кем базаришь? Мы со стоянки…

– Да хоть с преисподни! Руки! Первый, два шага влево! Второй, на шаг! Третий, на месте. Четвёртый, шаг вправо! Снять куртки!

Кто-то пытался возразить, но с выстрелом вниз от асфальта посыпались искры. Претензий не стало.

– Сами напросились, засранцы. Физик сказал – баста! Дёрнетесь – порешу! Живо! Разделись до трусов! Обувь оставляем! Обувь надеть, я сказал! Бегом марш в сторону города!

Я понимал, жестоко, конечно. Но как иначе? Момент воспитания родители прошляпили. Должен же пацанов кто-то образумить. Вещи кинул на заднее сиденье, тронулся. Звук из рупора напугал сорванцов не меньше, чем ствол.

– В темпе! Шаг держать! Ждать на вашей стоянке буду! Не отставать!

А ведь ещё больше пяти километров! Не замёрзнут?

Вот и стоянка. Заранее связал всю их одежду их же поясным ремнём, ножи и кинжалы, а также один поджиган сложил в пакет. Остановился так, чтоб можно было экстренно уехать. Связку с одеждой в левую руку, всё остальное – в правую. Остальное – это пистолет, накрытый шарфом, и пакет с трофейными тесаками.

Справа от ворот – будка, поднятая метра на три на столбах. Связку бросил возле ступенек и наверх! Открываю дверь – а там за столом с десяток полупьяных мужиков в карты на деньги режутся. Сходу бросил пакет на стол:

– Здесь арсенал вашей мелюзги. Пришлось их успокоить, а то шустрые больно.

– Где они? Что ты с ними сделал?

– Спокойно! Без резких движений! Стреляю без предупреждения! – и приподнял шарф. Все ли заметили, не знаю, но главный увидел.

– Да мы тебя сейчас…

– Хорошо, вместе уйдём. Одному скучно, пожалуй, будет, – левой рукой из кармана достал гранату, зубами выдернул кольцо и плюнул его на середину стола. –           Ф-1. Шансов нет, господа…

– Здесь решения принимаю я. Как я решу… – он неуверенно замолчал.

– Ты – решишь, а я – порешу. Не буду повторять.

– Да ты блефуешь! Муляж…

 – А ты попробуй. Могила будет братской. Братская могила братвы… – я слегка усмехнулся. От этой улыбки шёл холод смерти.

– Похоже, серьёзно. Ну, поговорим. На тот свет всегда успеем.

По братве прошёл напряжённый шум, но никто не проронил ни слова.

– Чего ты хочешь? – у главаря было прямо ангельское терпение.

– Люблю деловой подход. Ваши пацаны сейчас спортом занимаются: бегут в сторону города. В трусах и ботинках. Не шуметь! Я говорю! А то не успеете – сосульками станут. Их раздел я. За наглость. Они – ваши. Вы – в ответе.

Главный покорно кивнул, но промолчал. Я продолжил:

– Сейчас отправим двоих – один всегда сомнителен…

Толпа опять недовольно зашумела.

– Тихо! Он прав! Говори дальше.

– Одежда ихняя внизу – у ступенек…

– Всё предусмотрел. Серьёзный. И бесстрашный. Ты кто?

– Не всё сразу. Отправь двоих. Чем раньше – тем лучше…

– Так, – он приподнялся, я шевельнул правую руку, делая знак сесть. – Вы двое… На моей машине. Пацанов – сюда. И без глупостей!

Двое ушли. Наступила оглушительная тишина.

– Отвечаю на вопросы. Я – Физик. Может, кто и слышал. У меня беда. Я сына ищу. Ради него я на всё готов. Сложить горы… из трупов…

– Я так понимаю, остальные здесь лишние. Пусть выйдут?

– Одобряю. И так сильно напугал. Выпускай по одному. И без глупостей.

Я смотрел каждому выходящему в глаза. И во всех видел пустоту.

– Теперь одни. Говори.

– Уже сказал – сына ищу. По трассе ваших посадил – наглеть стали. Дальше сами расскажут. Приврут, конечно. Но ты опыт имеешь, разберёшься. За наглость надо платить. За неоправданную наглость.

– Правильные слова. Сколько? Да опусти ты ствол… – он закурил с наслаждением, даже глаза светились.

– Сколько, говоришь?..  Да по пятнадцать на рыло.

– Однако…

Мы оба молчали. Главарь, приподнявшись, взял чайник сзади с тэнов, служивших обогревателем, разлил по кружкам. Он думал. Я не хотел мешать.

– А ты… Не Бугульминский? Не ты разыскивал варваров, что Брумеля?

Я не успел ему ответить. Он всё понял. Вот о чём он думал!

На улице сквозь вой ветра послышался звук подъезжающей машины. В дверях появился пацан с накинутой на почти голое тело шубой и заорал:

– Убью! Разорву! – а дальше вереница слов без падежей…

– Цыц! – главный резко встал. – Знать надо было, на кого хвост поднимаешь!

Наступила тяжёлая тишина. Вошедшие мальчишки стояли на коленях, вторым тесным рядом стояла братва.

– Скажите ему спасибо, что не бросил вас, а сюда пришёл. Сдохли бы! Хоть знаете, кто это? Вы шапку перед ним снимать должны, когда здороваетесь! За вас я отдаю ему эти деньги. А вы – отрабатывать будете, за жизни ваши! Каждый по пятнадцать кусков! – его пальцы указывали на гору купюр на столе. – Мы чай допьём. Не мешайте, стойте тихо.

Ароматный крепкий чай со смородиновым вкусом приятно ласкал нос…

– Кстати, про Брумеля, – сказал главный.

– Другом был. Приблудный нарк – его трубой по кумполу… В Самаре нашли… через цепочку его золотую… – слова мои выходили обрывками, уж слишком тяжёлыми были воспоминания.

Оказалось, и они искали убийцу. Да так получилось, что именно моей группе повезло. С другой стороны, мы ведь по науке работали: и отпечатки пальцев, и опрос свидетелей, сбор и анализ данных. Хорошая следственная группа, где каждый знает своё место и дело. Если бы можно было всё объединить…

Пора ехать. Проводили как близкого.

– Ты хоть фотки сына покажи, вдруг чего…

– В Казани его точно нет. Уже проверяли. На всех уровнях.

           

Поехал. Снег перестал, хорошо-то как! Во Владимире, перед Москвой, отдохну. Усталым заезжать в огромный город – дело рискованное. Когда-то давно здесь я впервые завернул направо от поста ГАИ и остановился возле круглосуточного кафе. Место тихое, спокойное (мне показалось). Машину закрыл и пошёл к дверям. И тут вспомнил – деньги-то в машине забыл!

Возвращаюсь – а там уже один старательно в моём замке ковыряется. Руки сами к пистолету потянулись. Резкий удар рукояткой по шее легко обезвредил вора. Смотрю: ко мне бегут ещё двое, в руках – то ли биты, то ли палки. Увидев направленный на них ствол, исчезли. А мой как раз в этот момент начал шевелиться. Крепко пнул – опять распластался. Выдернул за ногу в открытое место, а он, дурак, бежать вздумал. Мой кошачий прыжок настиг его в одно мгновение.

– Бежать вздумал? Пуля догонит.

– Отпусти, дяденька, больше не буду.

– Отпущу, отпущу… В камеру.

Толкнув дверь телом своей добычи, я зашёл в зал: 

– Ментов вызывай, добре молодец! Вора с поличным поймал.

– Отпусти его. Я здесь участковый. И здесь я решаю, – из-за стола поднялся полупьяный старлей с недопитым бокалом пива в руках.

– Как ты стоишь перед старшим по званию! Что ты себе позволяешь?!

– А шо, я ведь после работы…

– Позор! Вылетишь, как пробка из бочки своей пивной!

Левой рукой я схватил стул, дёрнул к себе, а малец, поднятый за шкирку, на какое-то мгновение оторвался от пола и прокрутился в воздухе несколько раз.

Ох, в какой прекрасной форме я был в те времена! Ни кровоточащих свежих ран, ни переломов, ни увечий. И не устал ещё от бесконечных поисков…

Мальчишка грузно «пристулился». О! Какое слово я придумал! А ведь точнее и не скажешь, судя по его промокшим брюкам.

Не сдержался, дал по шее. Ударился об край стола. Из носа кровь пошла. Мальчишка зарыдал.

– Отпусти его, я тебя прошу. Не тронет он больше.

Беседа продолжалась ещё несколько минут. За это время мы нашли общий язык.

– Твою машину здесь больше никто не тронет. Я обещаю.

– Ты что, крышуешь их?

– Ну, не совсем. Присматриваю. Они живут здесь, питаются, дворы подметают. Беспризорники же…

– Так я… сироту ударил… Грех-то какой…

– Не вини себя. Побочный эффект нашей профессии… Только всевышнему ведомо – что грех, а что праведно…

Он поднялся, тяжело подошёл к мальчишке, погладил по голове:

– Хоть вы не позорьте меня! Я за вас поручился… А вы… Утром все ко мне. Наказывать буду. А теперь – марш отсюда!

Оставшись одни, мы продолжили беседу.

Я рассказал ему про сына.

– Может, мальчишки что знают?

– И у них, и у коллег спрошу. Ты хоть в розыск подавал?

– Да, но что-то не телятся…

– Усталый ты. Здесь у меня комната. Как от жены ушёл, кантуюсь. Зайди, поспи. Только поешь сначала. Что-то и я проголодался.

 

М-да… Который раз я сюда заезжаю? Уж со счёту сбился. Мой старлей за этот год успел с семьёй помириться, а я до сих пор сына ищу… И никакого просвета. Никакой зацепки. Это уж точно «надежда умирает последней». А если умрёт – что со мной будет?

 

Я, выхватив пистолет из-под подушки, соскочил с кровати: это со скрипом открылась дверь…

– Спи. Ты всего полтора часа проспал. Поел хоть?

– Не успел…

– Пойдём тогда перекусим.

Уже за столом старлей начал:

– Сына твоего никто всерьёз не ищет. Там отметка стоит такая, будто искать необязательно.

– Не понял.

– Да что тут непонятного, ребята сказали, так делается, когда кого-то за нос водят. Враги у тебя есть?

– Как у всех. Сколько угодно.

– Может, ты дорогу кому перешёл?

– Уж не знаю, что и думать. Разве что наркодилеры…

– Не смеши меня! Они просто убивают. Не заморачиваются так… Ты когда-нибудь волков ловил?

– Я грыз глотку волка в тайге… Не знаю даже, как сумел…

– Так вот, прежде чем начать охоту на волков – флажки ставят. Волк за флажки не заходит. Так его в западню и загоняют. Может, и тебя кто-то пытается загнать? Ты ведь не просто волк – волчище. К тому же, одинокий. Похоже, тебя пытаются использовать. Прислушивайся к жене. Подслушивай. Может, сын вовсе и не пропал… Я не удивлюсь, если тебе в пищу галлюциногены добавят.

– Запутал ты меня!

– Тебя запутаешь, пожалуй. Думай, ты ведь – аналитик!

– Чего?!

– Не делай невинный взгляд, я покопался. По бумагам ты чист, как стёклышко! Не служил, рядовой. А ты – с боевым опытом. Капитана минуя старлея получил. Заслужил, значит. И про спецподготовку твою знаю. Засекретили в девяносто первом.

– Откуда знаешь?

– Неважно. Соловей напел. Под подписку на десять лет. Теперь вопрос: кто ещё знает об этом твоём прошлом? Где-то произошла утечка. Во сне не разговариваешь? Может, гипноз… Или по пьяни нечаянно. Что-то ведь было перед исчезновением сына?

– Он условно… на год за угон. И ещё прилагалось – за то, что машину повредил, за побег и за то, что дрался при задержании… Я документы собрал. Вроде как УДО… Хотел, чтоб в институт… Только сняли судимость, через день исчез.

– Говоришь, ничего… Поподробней, пожалуйста, с самого начала. С момента, как что-то не так пошло. С рождения! Ты и сам отлично знаешь: в своих проблемах трудно разобраться. Со стороны всегда виднее. Доктора ведь сами себе диагноз не ставят!

Я начал рассказывать…

 

Продолжение следует