Илья Рубинштейн. Прости меня, кипер... (рассказ)

С детства я не любил чай с лимоном, творог с изюмом и московское «Торпедо». Причём последнее я не любил с того самого дня, когда впервые попал на стадион. Отец объявил мне об этом за завтраком, уткнувшись в газету. Помню, что в ту же секунду понял – пока ещё мифическое «Торпедо» отныне мой кровный враг до конца дней. Поскольку знал, как болеет отец за «Спартак». Знал и видел дома. Глядя на отца во время трансляций матча. Когда на полтора часа он превращался во что-то молчаливо-скалоообразное, окутанное клубами сигаретного дыма, временами издающее стоны различных оттенков. Именно стоны, а не крики. Потому что жили мы втроём в однокомнатной квартире, и при мне с мамой болеть наотмашь отец себе не позволял. Хотя очень даже умел. В чём, к своему удивлению, в тот самый день я убедился самолично.

Пестрота на три четверти заполненной противоположной трибуны и ударивший в нос сигаретный дым – такими были для меня первые ощущения, когда в сентябре семьдесят третьего я, держась за отцовскую руку, вышел из полумрака бетонного лужниковского холла навстречу моему первому живому футболу. «Спартак» – «Торпедо». Один – ноль. Гол забил Александр Минаев. Забил из явного «овса». Это всё, что осталось в памяти непосредственно от матча. От происходящего же вне поля – гораздо больше. Грозно-неразговорчивый отец превратился вдруг в прыгающего пацана с газеткой, зажатой в триумфально машущей руке в честь единственного нечестного гола, забитого нашим «Спартачком» зиловским крепышам в белых футболках. А ещё после финального свистка плакал дядька лет сорока. И отец его утешал, хоть и не был с ним знаком, убеждая, что его торпедовцы обязательно выиграют в следующий раз. Не у «Спартака», понятно, а у других. Обязательно выиграют. А лавочкой ниже другой дядька на полном серьёзе парил мозги затащенной на матч супруге, что одиннадцатый номер спартаковцев Михаил Булгаков и есть автор полузапрещённого «Мастера и Маргариты». Но самым отрадным в тот день стала для меня собственная смелость. Когда в конце матча я сам вдруг вскочил с лавочки и крикнул, как показалось мне, на весь стадион: «Давай, «Спартак»! Чтобы спустя час слушать клятвенные заверения одноклассника Харитона, смотревшего футбол по телеку, будто крик этот мой он слышал. А значит, слышала и вся страна...

Жалко всего из того футбола семидесятых, что не дожило до третьего тысячелетия. Никак не могу смириться с тем, что на трибуне рядом со мной не сидит старичок, заставший ещё Бутусова с Канунниковым, и не записывает со слов диктора в потрёпанную тетрадочку составы команд. Будто в завтрашнем «Советском спорте» этот состав не опубликуют. Вместо старичка с записной книжкой сегодня рядом со мной сидит кто-то другой. Чужой. Из нового времени. Даже не безбашенная фаната́, знающая лишь приблизительно, какое место в таблице занимает сейчас «Спартачок». Для этого чужого футбол является не всей жизнью, а лишь небольшой её частью. Ещё очень жалко, что вместо отца по другую руку от меня сидит теперь сын, с потухшим взором бубнящий, не глядя на поле, что «Реал», «Барселона» и «Челси» круче «Спартачка». Моего и умершего папы, не заставшего появления на ТВ спортивного канала, где его внук каждый день может видеть «настоящий, а не отстойный футбол» с Зиданами, Зейдорфами, Рональдиньо и Шевченко. И в чём-то сын конечно прав. Я понял это после того, как в один из наших футбольных походов в «Лужу» к нам подъехал мент на лошади и, склонившись, попросил предъявить меня документы. По предъявлении паспорта с законной московской пропиской поскакал себе дальше. Сын же, глядя ему вслед, подколисто заметил: «А если бы у тебя прописки не было, он что – посадил бы нас на лошадь и довёз до отделения?» Сегодня сын без всяких проверок паспортного режима смотрит футбол дома по спортивному телеканалу.

Жалко, что никогда не вернётся тот день, когда пятнадцать лет спустя мой «Спартак» приложил ненавистных торпедовских земляков со счетом 5:0. Тогда к московскому «Торпедо» мой гамбургский счёт футбольного эстета вырос до астрономических размеров. Зацепить очёчко, а если повёзет, то и все три, пиная мячик поперёк поля в ожидании ошибки соперника – этого я чёрно-белым простить не мог. И что самое обидное – виртуозный, бескомпромиссный мой «Спартачок» почти никогда ничего не мог поделать именно с таким «Торпедо». Ещё вчера «напихав» «Реалу», «Нанту» или «Астон Вилле», сегодня с серенькими автозаводцами спартачи оборачивались беспомощными игрочишками, не понимающими, что делать с мячом. Просто заколдовка какая-то наваливалась на гениального Черенкова, умницу Гаврилова, фартового Шмарова и непроходимого Бубу… Но день расплаты всё же наступил. Москва. Лужники. 5:0. Это был не просто праздник, а торжество футбола. Те пять безответных голов сняли проклятие с моего «Спартачка». Была у этого матча еще одна интрижка. Торпедовский кипер к моменту матча имел за спиной рекордную для наших чемпионатов «сухую» серию. Что-то около шестисот или семисот минут. Тренеры сборной называли ещё вчера средненького вратаря в числе кандидатов в национальную команду державы. Но в тот победный день всё встало на свои места, и киперу бездарно-ненавистных чёрно-белых сборная сделала ручкой. После пяти пропущенных от родных моих спартачей «баночек» «поплыл» киперишка, и в конце первого круга был переведён в дубль и забыт даже своими болельщиками на века…

А девочка-гимнастка умирала в ЦИТО от тройного перелома позвоночника. После того, как на командном сборе не докрутила сальто при соскоке с перекладины. И не видела девочка матча, где в ворота её жениха под дружный рёв спартаковских болельщиков влетали один за другим туго накачанные мячи. Суженый девочки видел всё, кроме того, что происходило на поле. Поскольку целую ночь накануне матча провёл рядом с любимой. Держа её за руку и что-то непрерывно нашёптывая в закрытые глаза. А потом его отозвал доктор, и они вместе вышли в коридор: девочке оставалось жить в лучшем случае до вечера следующего дня. Того самого, когда я сорвал свои голосовые связки, отмечая вместе с красно-белыми соплеменниками пять голов в ворота ненавистной команды. Правда, узнал я об этом через три года. Но это не важно. Важно то, что сегодня я болею за две команды. За родной «Спартачок» и когда-то ненавистное родное «Торпедо». Поэтому в каждом чемпионате теперь бывает у меня два чёрных дня. Когда мои играют с моими. В эти дни на стадион я не хожу. И не смотрю трансляцию по телевизору. Узнав же вечером из новостей счёт матча, я залпом выпиваю в одинаре законную «сотку», закуриваю и вот уже десять лет выдыхаю: «ПРОСТИ МЕНЯ, КИПЕР…»