МУЗЫКАНТЫ

Рассказ

Этот рассказ был написан моим братом, писателем и переводчиком Рашидом Ахуновым (1953-2016) в начале 70-х годов прошлого века, когда он был ещё студентом истфилфака Казанского университета.

По-моему, автор аутентично передаёт увлечения молодёжи и атмосферу тех лет, возвращая нас «Ваck in the USSR»… Я нашла рукопись рассказа в семейном архиве в виде машинописных, пожелтевших от времени листочков с пометками автора. Печатается впервые.

Наиля Ахунова, поэт, засл. работник культуры РТ, рук. ЛИТО им. Гарифа Ахунова

«О–Бэби-лоу-уу»– большой Гришкин рот раскрылся шире круглой дыры в гитаре, которая болталась где-то у колен этого молодого человека и из которой он методично извлекал волнующие душу звуки. Подъездная акустика оживлённо реагировала на сочный голос нашего басиста. Не замедлили себя ждать и первые поклонники его таланта. Сердитая старушенция, опасливо выдвинув из-за двери слезливый глаз и трагически закатив оный, прошептала: «О Боже мой! эти битласы меня в гроб загонят», – чем и засвидетельствовала свои глубокие познания в музыкальной жизни наших дней. Но затем более окрепшим голосом она воззвала: «Вася! Василий!» Вскоре из проёма, задевая его головой и плечами, вышел детина с лыжей в руке. «А ну, бросай струменты!» – посоветовал нам Василий, играя лыжей. Мы согласились и вслед за Гришкой покинули этот негостеприимный подъезд, мечтая, что когда-нибудь и мы научимся так же быстро бегать, как он...
    
Таковы были наши первые скромные успехи в музыке – этой благороднейшей области деятельности человека. В те добрые времена нашими почитателями были лишь пьяненькие мужики, иногда от избытка чувств рыдавшие мутными слезами, да дворовые мальчишки.

А однажды мы увеселяли и более почтенную публику. После одного из подъездных концертов нас забрали в БКД, то есть «боевую комсомольскую дружину», или по-простонародному «бей кого догонишь». В этой организации мы битый час разлагали «боевых комсомольцев» чужестранными песнями, после чего никаких капиталовложений в нашу кассу не последовало. Впрочем, кое-что нам эти добрые души всё же выдали. Ну а нашим привычным задницам, продубевшим, как кирзовый сапог, особого вреда это не принесло.

Я, который состоял в это время при ансамбле козлом отпущения, попробовал было возмутиться, но мне грустно сказали:
«Дам в ухо – клоуна родишь». И я моментально испарился вслед за товарищами по призванию, которые за время этого короткого диалога ушли довольно далеко.

В конце концов эта деловая беготня нам здорово надоела, и ансамбль решил найти подходящее место для дальнейшего развития молодых талантов. И вот как-то раз Сашка, наш ритмач, с радостным гиком обежал всех нас и громко сказал, что управление, где работала его мама, приобретает гитары и прочее. А посему там нужны люди, которые будут играть на этих вещах, и, по мнению его и его мамы, наша группа вполне подходила для этой цели. Мы моментально согласились, и с этого времени наш ансамбль вступил в новую эру своего существования.

Расскажу немного о тех, кто покинул наш дружный коллектив. Гриша, наш бывший басист, в наследство от которого «самая солидная», по его словам, гитара, досталась мне, был незаурядным молодым человеком. О его густые курчавые волосы обломала зубы не одна расчёска, причем он ужасно гордился этим и всегда имел на всякий случай в кармане гребень, на котором сиротливо, как постовые, торчала пара зубьев. Надо сказать, он был страшно волосат, но, несмотря на это, а может быть, именно поэтому его обожали девушки.

Необъятный рот его закрывался только в исключительных случаях, живые тёмные глаза «горели неистовым пламенем», и вообще в его богатырском облике было что-то демоническое. А ещё он был здоров пожрать и поспать, и думается, что с сиими достоинствами ему весело живется там, куда он уехал учиться из родимого города.

Наш солист Петенька был детинушкой двухметрового роста, с короткими торчащими волосами и несколько большим, чем полагается, количеством зубов во рту.

Зубы у него росли почему-то и над основной партией, и, когда мы спрашивали у него: «Петька! А ты сам знаешь, сколько у тебя зубов?» – он беззлобно отвечал: «А смотря в каком ряду считать!»

Человеком он был скромным и добродушным, но для самоуспокоения любил повторять перефразированную пословицу: «Не имей сто друзей, а имей наглую рожу», коей, впрочем, у него никогда не было. Сейчас Петя выполняет почётный долг и обязанность: служит в рядах нашей славной Советской армии и пишет, что уже сколотил там маленькую бит-бригаду человек на двенадцать. Дай-то бог тебе здоровья, друг и товарищ наш!

В это время мы по магнитофону (у Сашки был Айдас-9М, Гришка имел «Яузу», а Петя являлся счастливым обладателем «Филипс»а) подбирали вещи из концертов различных бит- групп Запада – корифеев мирового масштаба «Бич Бойс», «Отшельников Германа» и, конечно же, Битлов. Мы просто млели от «Yesterday», «She loves you», «Lady Madonna» и «Help». Это наше увлечение поистине было какой-то особой, если можно так сказать, заразной эпидемией, и она захлестнула значительную часть молодёжи. Эти юнцы отличались лохматостью, раздёрганностью и вечным бормотаньем одного из множества западных шлягеров. На этой почве возникали целые группы неких бизнесменов, то есть ребят, имеющих несколько пластинок-дисков с бит-музыкой. Желающих переписать было огромное количество, а когда оные страждущие приближались к заветной цели, на их пути возникал юный цербер: «Шесть рваных, – неумолимо провозглашал начинающий делец, – а за «Ваck in the USSR» – червонец...» Однако преклонение перед битом одерживало верх, и любитель музыки моментально раскошеливался. Сами диски шли по 80-100 рублей, если не считать монет, что отводились для посредника...

Бит-группы неумолимо росли как грибы.

«Были бы инструменты – игроки найдутся», – говаривали тогда. Наиболее популярные из них удостаивались пламенного внимания. А как-то раз мы, пришедши на вечер, где играла такая группа, видели нечто потрясающее. Молодая, симпатичная девушка с томными глазами долго смотрела на басиста группы, кстати, очень экзотичного типа с длинными белыми кудрями, а затем в трансе, подойдя к нему, стала мерно лупить его по голове огромным цветком. Надо сказать, зрелище было как в кино, а потому Сашка сказал то, что тут и следовало сказать. «Хи-хи...» – сказал он. Но мы были спокойны и серьёзны как никогда. «Чего только они с нашим братом не вытворяют», – объяснил Гриша. «Эмансипация», – блеснул под потолком знаниями наш детинушка Петя. «Душа их – потёмки», – заключил я, на чём этот содержательный разговор и прекратился. Не стоит делать вывод, что мы немножко придурковаты. Дело в том, что иногда таким способом мы вводили в состояние крайнего недоумения Сашку, который не имел ни малейшего чувства юмора и тем не менее ржал по любому пустяшному поводу чрезвычайно долго и нудно.

Ещё у нас есть Семён, Мишка и я. Семён – ударник, парень с могучим, горбатым и мускулистым носом. У него и фигура соответствующая, и особенно руки. Миша – наш солист и конферансье, а также органист – очень эрудированный товарищ, студент 4-го курса. Любит всё делать с разбегу: петь, есть, вешать пальто. Впечатляющая картина – Миша, сдающий пальто (из вельвета) на вешалку. Он снимает свой вельвет у барьера, отходит на приличное расстояние и тут же бежит обратно. Подбежав, бережно отдаёт пальто и бережно берёт номерок. А я самый молодой, самый маленький и пока самый – ха-ха! – «талантливый» из всех.

Итак, у нас была охота, лохмы и лужёные глотки, но, увы и ах, не было места. Поэтому можно понять нашу радость, когда стало ясно, что нам предоставляется возможность испытать свои способности на деле.

Магазин находился на Баумана, то есть на центральной улице солнечной Казани. Причём транспорт наш – довоенный, но чрезвычайно огромный и скрипучий грузовик – не совсем вписывался в радостный пейзаж. Ну, нам было всё равно. Мы были счастливы даже на этой каталажке…Тормозить она начала километра за два от магазина и всё же метров на двадцать проехала его. Мы сползли с самосвала и влетели в магазин. Сперва нам вынесли саксофон и ударную установку – мы моментально закинули всё это на наш лимузин и, оставив Семёна сторожить, бросились за гитарами. Нам вынесли гитару.

«Му-у-зима», – сказали мы. «Пять-аш-бэ»! – сказал эрудит Миша. – Сольная!» Потом вынесли ещё одну. «Му-у-зима»! – сказали мы. «Рекорд»! – сказал эрудит Миша. – Ритмоовая!» А потом – потом нам вынесли контрабас, и даже эрудит Миша не смог сказать ничего. И моментально скис и полез обратно на лимузин, а остальная погрузка проходила уже без него. Ещё нам купили молодёжный инструмент «Юность», который весил как Илья Муромец в пожилые годы, бубен и губную гармошку.

У нас начались репетиции. Молодёжный инструмент, у которого, кроме своего, обнаружились ещё несколько кодовых названий: органола, ионика и «протчие», оказался здорово горластой штукой, терции на Петиной гитаре ревели, как белые медведи, Сашка тоже не плошал, но контрабас показал себя форменным безобразником. Хулиганил, гад, как говорится, напропалую. Во-первых, меня не было слышно (впрочем, видно меня из-за него тоже не было), во-вторых, мы с ним явно состояли в разных весовых категориях, и из нашего поединка он неизменно выходил победителем. Эта контра валила меня с ног. «Рашид опять весь убитый лежит!» – радостно вопил Сашка, и нас поднимали с пола. А через десять минут всё повторялось сначала. Надо сказать, снаружи это был солидный, блестящий и представительный тип, но внутри – внутри он оказался гнилой и хилый. Время от времени в нём что-то квакало, и тогда самая толстая и самая длинная струна срывалась и разматывалась почти до конца, а колки у паразита приходилось вертеть плоскогубцами. Однажды я взял самые большие кусачки и откусил у контры чуть ли не полструны. После этого он вроде немного успокоился. Но когда у него вдруг начала разматываться другая струна, я не выдержал. Я уронил его на пол, громко крикнул:

«Хватит издеваться! Не старые времена!» – и плюнул прямо на него. Тогда у него сорвалась та струна, которую я откусил, и вдарила мне по коленке. Если вы думаете, что мне было смешно, таки вы ошибаетесь. Мне не было смешно. Я безмятежно поднял его и уронил поновой. И тут проклятая контра треснула от злости, и мы начали искать бас-гитару. В то время найти её в магазине было беспримерным подвигом, но мы совершили его. Переплатив втридорога, мы приобрели новенькую полуакустическую «Музиму», и я сказал контре: «Видал, гроб? Сгниёшь теперь заживо, не вспомним, не вернём!»

Теперь у нас было всё, и мы начали искать «халтуру». Вскоре таковая и нашлась в одном достаточно высоком учреждении. Мы сходили туда заранее, посмотрели афишу, где было написано: «Играет эстрадный ансамбль», к чему эрудит наш моментально добавил: «Цена 60 р.». Посмеялись и ушли. На следующий день вечером мы в первый раз в жизни выступали перед публикой. Был обычный вечер, и мы играли на танцах. В зале собрались почти исключительно пожилые люди, и мы, видимо, не совсем понимали друг друга. «Мэри, Мэри!» – уныло вопили мы, тряся патлами, а они столь же уныло топтались, безуспешно пытаясь подладиться под наш лихорадочный ритм. Короче, вместо 60 р., нам дали всего 40 и отказали в машине, которая должна была отвезти аппаратуру обратно. А завхоз у нас был зверь-человек, и мы попёрли пешком со всем барахлом на плечах.

По пути эрудит Миша поскользнулся и упал на молодёжный инструмент, который в ответ тоже упал на него. «Больно, наверно?» – сочувствовали мы. «Пока я не очень страдаю. Лишь бы так продолжалось и дальше, как сказал один француз, падая с колокольни», – процитировал из-под молодёжного инструмента Мериме эрудит. Он встал, с разбегу поднял ионику, и мы пошли дальше.

Это было единственное светлое воспоминание о нашем первом выступлении. После этого мы опробовали ещё несколько «халтур», и с каждой из них всё больше убеждались, что не все с восторгом относятся к темам наших кумиров.

Частенько нам говорили: «Послушайте, ребята, сыграйте что-нибудь родное, человеческое!» Впрочем, нам самим уже приелись истеричные  ритмы а-ля «Animals», к тому же наступил праздник Октября, и от нас требовалось дать небольшой концерт в родном управлении. Мы с пылом взялись за подготовку. Репертуар у нас состоял в основном из зарубежных мелодий, поэтому попотеть нам пришлось основательно. Ни к одной «халтуре» мы так тщательно не готовились. Репетиции проводились чуть ли не ежедневно. Но когда наступил желанный день, мы встретили его во всеоружии.

Зал постепенно наполнялся народом, а с нас вдруг слетели вся наша самоуверенность и все наше нахальство. Даже эрудит Миша краснел и бледнел, а мы и вовсе ходили как в воду опущенные. Наконец занавес открылся, и мы начали петь.

«Тёмная ночь, только пули свистят по степи» … Пели мы тихо, всё у нас получалось душевно и мягко, и даже ревущая Петина гитара в тот вечер звучала необычайно грустно и взволнованно, тревожно переливался орган и, будто ветер в проводах, шелестели гитары. Мы видели, как погружались в мелодию люди в зале, как старая женщина мяла в больших натруженных руках белый платок, незаметно промокнув глаза… Никогда, ни на одном вечере не было у нас такого ощущения, что мы доставили радость людям, и никогда мы не были так счастливы…
«Эй! Музыканты! – окликнули нас из кабины стоявшего рядом с управлением маленького уютного автобуса, когда мы вышли на улицу. – Заползайте сюда!». «Петька! А за тобой Василий Иваныч лошадь пришлёт!» – заржал эрудит Мишка. И мы дружно полезли в автобус…

РАШИД АХУНОВ