Наталья Вердеревская. «Но билась в висках обретённая нами свобода…»

БАЛЛАДА О РЕЧКЕ ДАРЬЕ

Памяти предка моего, татарина Салхомира, который в XIV веке 
вышел из Золотой Орды в Рязанское княжество 
и стал основателем русского рода дворян Вердеревских.

                Как за речкой да за Дарьею
                Злы татарове дуван дуванили.
                Доставалася тёща зятю.
                (Старинная русская песня)

В каком то посаде – быть может, в Рязани –
Татарские конники пленников взяли.
За Дарьей-рекой, где стояли кибитки,
Делили добычу: рабов и пожитки.
И нукер седой, не последний в набеге,
Законную долю грузил на телеги.
Мальчишка безусый захвачен в походе,
Да женщина в возрасте; сил на исходе.
Годна по хозяйству, для помощи жёнам,
Ходить за ребёнком, недавно рожоным.
Прясть шерсть вечерами, доить верблюдицу.
Старуха, а где-то ещё пригодится.

И вот над Итилью, под солнцем играя,
Зажглись наконец минареты Сарая.
Толпа разноликая. Груды товара.
Щемящие звуки зурны и дутара.
Дворцы над водою и юрты на взгорье.
И вот уж она на татарском подворье.
На кошмах играет хозяйский малайка.
Летящей походкой подходит хозяйка.
В одежде чужой, непривычной для глазу
(Их жонок ещё не видала ни разу).
Но только откинула та покрывало –
Рабыня любимую дочку узнала.

Не сказано в песне, когда разлучились,
Как долго в невольной разлуке томились,
Как шла та девчонка с косичкой льняною
Тропой полонянок – дорогой степною,
И как ей в неволе судила судьбина
Стать милой женою и матерью сына.
Глядят друг на друга с надеждой и страхом.
По воле Христа или воле Аллаха,
По воле Вершителя судеб земного
Они, разлучённые, встретились снова.

«Кровиночка, дочка, ужель не узнала?»,
И дочка к ногам материнским припала.
«Ах, матушка, мати, не грёза ль ночная?
Ужель наяву тебя вижу, родная?
Я ветры степные молила ночами,
Чтоб малую весточку к дому домчали,
Чтоб дочкина доля – не солью на рану,
Чтоб ты не терзала себя неустанно.
Ты ноги в тяжёлом пути натрудила.
Присядь, чтобы я их водою омыла.
Вот сыр, и лепёшка, и гроздь винограда.
Вот дыни чарджуйские – сердцу услада.
Бери узорочье и жемчуг, и лалы.
Бери серебро, чтоб нужды ты не знала.
Вернёшься на Русь – в том мне муж не откажет –
Так скоро, что снег ещё дома не ляжет.
Обратно поедешь в покое и неге
По тихой Итили – не в тряской телеге.
С ветрами попутными плыть вам недолго.
Итиль, моя матушка, – это же Волга».

Прижала к себе, как девчонку когда то,
«Не плачь, моё чадо, не надо, не надо.
Мы вместе опять, так к чему нам разлука!
Утри же глаза. Покажи-ка мне внука.
На что мне теперь все сокровища мира!
Я бабка ему. Мне и нянчить батыра…»

Старинная песня. В ней много печали.
Века, когда мир разрубался мечами,
И смерды в лесах хоронились, страшася
Чужого ли хана, соседа ли князя.
Когда и Орда на Орду восставала
И с древнею Тверью Москва враждовала.
Но в эти туманом повитые годы
Не только сражались – дружились народы.
Рождались скреплённые браком союзы,
Семейные связи и кровные узы
В ордынских шатрах и московских палатах,
В татарских баитах и в русских балладах...

 

ТРИ ПЛОЩАДИ

 

                Спасение в том, что сумели

                Собраться на площадь…

                        Белла Ахмадулина.

 

Болото застоя. Не слышно противного слова.

Свинцовые грузы уже повезли из Афгана.

На площадь Таганскую все приходили без зова:

певцы и поэты уходят бессмысленно рано.

 

Спасение в том, что сумели собраться на площадь.

Шли молча – как жили – но падали шоры запретов.

Доверившись сердцу (его не опутаешь ложью),

Москва провожала ненужного власти поэта.

 

А после молчанье опять, но молчанье иное:

молчанье страны, ожидающей первого слова.

И взрыв перестройки. И гласность с экранов волною.

И в кипы газет погружаемся снова и снова.

 

Был месяц восьмой девяносто какого-то года.

Надежд и лукавых химер нам с избытком хватало.

Но билась в висках обретённая нами свобода 

и в час испытанья на площадь людей собирала.

 

И люди пошли угрожающим танкам навстречу. 

И флаг-триколор подымался над зданьем впервые.

Здесь волю вершило свою старорусское вече.

Так площадь у Белого дома спасала Россию.

 

Немало несчитанных лет с той поры пролетело.

Детишки успели родиться и взрослыми стали.

И думали мы: от России осталось лишь тело,

а душу её олигархи давно промотали.

 

Но вот подступило: и встала Болотная площадь, 

десятками тысяч голов ощетинившись грозно.

Здесь самые разные стяги по ветру полощут.

Здесь самые разные люди, а мыслят не розно.

 

И дело не в том, победили иль не победили, 

попутные ветры для нас или встречные ветры.

Гораздо важнее, что пройдены новые мили.

Не мили – так вёрсты. Не вёрсты – так дециметры.

 

Достаточно долго играли мы в «веришь – не веришь».

Мы много узнали за годы, но сделали мало.

А нас убеждают: достаточно хлеба и зрелищ, 

да здравствуют триллеры, шоу и сериалы.

 

Но людям, увы, недостаточно зрелищ и хлеба.

Им важно сознанье, что жили они не напрасно.

Россия – огромная площадь под сумрачным небом: 

скудна, неохватна и так бесконечно прекрасна.

 

АВГУСТ

 

Наклоня упругие ветки,

Ждут сады уборки иль ветра.

Август движется незаметно,

И зима ещё далека.

Но уже холодеют зори,

Всё в рябинах Камское море,

И шиповник в алом уборе

Завлекает нас на луга.

 

Ещё будут ветер и стужа,

Дождь устанет стучать по лужам,

Но сегодня уже жемчужен

Даже пасмурный небосвод.

Но цветут георгины пышно,

Дозревает поздняя вишня

Совершается, нам неслышно,

Вечной жизни круговорот.

 

Золотые краски заката

Душу рвут и зовут куда-то.

Нива летняя полусжата,

Тёплым золотом залита.

Дни не коротки и не длинны,

И глядит сквозь прорезь рябины

День последний – память Марины,

Холодеющая плита.

 

МАРТ

 

Снег, снег, снег…

Был или будет ещё?

Март весне

подставляет своё плечо.

Снова листаем букварь

обретений и новых потерь.

А позади февраль.

А впереди апрель.

Душу мучит опять

льющийся с неба свет.

Что нам ещё принять?

Как нам себя понять

на переломе лет

и на исходе лет?

Мартовские лучи,

теплы, но не горячи,

едва касаясь лица,

врачуют наши сердца.

Скоро оно придёт:

время светлых ночей.

Иволга запоёт

в сплетенье зелёных ветвей.

Грянет солнцеворот.

Эхом откликнется даль.

Март начинает год –

так говорили встарь.