НЕДЕТСКИЕ СКАЗКИ

Жила-была Жилетка. Она была самой обыкновенной, отличаясь от своих сестёр лишь очень добрым сердцем. Да-да, у неё было сердце – большое и страстное.
Жилетка была красивая, цвета морской волны, с большими медными пуговицами. Лет ей было немало, но в силу живости она казалась совсем нестарой.

Вся округа ходила к ней плакаться: у Вязаной Шапочки Вязаный Шарф заглядывался на Песцовую Шубу из соседнего дома, старые Шерстяные Носки продырявились, и хозяева собирались их выбросить, Трикотажный Джемпер жаловался на старость, у Лилового Замшевого Пальто всегда было депрессивное настроение, а Полосатому Зонту не хватало прогулок под дождём, когда он надёжно укрывал влюблённых... Для всех у Жилетки находилось доброе слово. Нередко после сеансов утешения она сушилась у камина, стряхивая с себя чужие слёзы...

Однажды Жилетка потеряла сразу две пуговицы... Горе её становится более понятным, если сказать, что мода на медные пуговицы прошла, и такие больше не делали. К тому же за столько лет Жилетка так привыкла к ним, что не представляла себе жизни без них... Она постучалась к соседу Зонту, чтобы рассказать о своей беде, но Зонт торопился с хозяевами на прогулку. Трикотажный Джемпер, едва завидев Жилетку, начал кряхтеть о своём ревматизме, который заявил о себе в этот дождь, будь он тысячу раз неладен... Жилетка пообещала Джемперу сейчас же занести грелки. Лиловое Пальто, заглянувшее вечерком к Жилетке на огонёк, грустно талдычило, что вот, снова дождь, а влага ему вредна, как и солнце...

Заплаканная Вязаная Шапочка позвонила чуть ли не в полночь, всхлипывая в трубку, что сегодня Он (Вязаный Шарф) не просто заглядывался на Шубу, а даже погладил её по плечу...
Ночью Жилетка долго ворочалась с боку на бок, ощупывая непривычную пустоту на месте пуговиц... А утром хозяйка с огорчением обнаружила, что Жилетка разошлась по шву – по всей длине. На самом деле это просто не выдержало её сердце.

Соседи хватились Жилетки очень скоро и с удивлением узнали, что её больше нет. Зонт едва-едва припомнил вчерашний разговор с Жилеткой. А Джемпер, похлопав себя по карманам, вынул из них две пуговицы. Он нашёл их вчера возле камина и не мог вспомнить, чьи они, потому и положил в карманы до поры до времени. Это были те самые пуговицы, потерянные Жилеткой...
Вещи погоревали и быстро разошлись. Вязаная Шапочка вспомнила, что собиралась на прогулку с Вязаным Шарфом. Да и у остальных дел хватало. Как и всегда...

ПОД БОЛЬШОЙ МЕДВЕДИЦЕЙ

На балконе последнего этажа старого дома рос вьюнок. Всё было бы обычным, но вьюнок рос из самого балкона. В начале лета, благодаря игривому ветерку, семечко попало в балконную ямку и прижилось. После дождей ямка поила окрестных воробьёв, но, как только вьюнок пустил побег, воробьям воды уже не доставалось.    
Вьюнок рос, оплетая решётку балкона, и однажды зелёный шнур с листиками дотянулся до крыши и зацвёл. Только тогда вьюнок попался на глаза молодой хозяйке, которая долго рассматривала листья, потом принесла и насыпала немного земли. Иногда она поливала вьюнок, он стал для неё чем-то вроде домашнего питомца. Вьюнок окреп. Раньше чахлые листики отдавали всю силу двумя цветкам, теперь и листики стали шире, и белые цветки расцветали каждый день. 
По утрам они тянулись к солнцу и высокомерно оглядывали улицу с высоты своего этажа. Дом был старинный, пятиэтажный, и располагался на пешеходной улице в самом центре города. Вьюнок гордился своей свободой и часто бросал демонстративные жалостливые взгляды на петунии, растущие на четвёртом этаже, и бархатцы, поселённые двумя этажами ниже наискосок. Глубоко внутри он скрывал страх перед будущим: ему не хватало места разрастись корнями. Он рос только вверх, огибая вертикальные пруты балкона и цепляясь за стену с осыпавшейся штукатуркой. Вьюнок искал землю и в поисках её дошёл до крыши. 

Хозяйка маленькой квартиры с балкончиком жила в ней год. Ей разрешили пожить здесь за символическую плату, пока владелец, её друг, был в отъезде. Волшебство – жить под самой крышей и слушать погоду. Вы спросите, как можно слушать погоду? Когда она поворачивается не самой ладной половиной, люди, кляня её на чём свет стоит, бегут под метелью или ливнем. В такие минуты девушке казалось, что в мире она одна. Она вообще не очень любила людей. Ей хватало волшебного уголка, любимой работы и книг, которые она часто приносила в пакете вместо продуктов. В книгах она жила, в них расцветала её фантазия. Сквозь тонкий тюль вьюнок наблюдал, как девушка ужинала пустыми макаронами. Зато эти макароны были настоящими, итальянскими. В отличие от магазинных собратьев, они не ослепляли глянцевой желтизной, а благородно выставляли шероховатый матовый беж.

Малознакомые люди порой судачили о девушке: «Ты смотри, в пентхаусе живёт! А по ней не скажешь». И ничего, что «пентхаус» был без лифта и состоял из комнаты и кухоньки.
В конце лета девушке пришла не самая радостная весть: друг предупредил, что в начале осени квартиру нужно будет освободить.
Накануне переезда девушка долго сидела на балкончике. Иногда она обращалась к вьюнку: «Но ведь дальше будет лучше? Ты смотри, не скучай тут. И не сдавайся. Видишь Большую Медведицу? Из всех созвездий я знаю только её. Она кажется грубоватой, не правда ли? И очень грустной. Но она была до нас и будет после нас. Только она и постоянна в жизни. А мы вот... расходимся». Наутро девушка полила растение и, согнувшись под тяжестью двух сумок, ушла, не оборачиваясь.
Вьюнок тосковал. Цветущие соседи снизу не узнавали его: куда делись его презрительные или равнодушные взгляды! В удачные ночи, когда в городе были видны звёзды, вьюнок жадно высматривал угловатую Большую Медведицу. Ему казалось: пока он помнит о Медведице, девушка, вспоминает и его – своего зелёного соседа...

СКАЗ О СЕРНОЙ КИСЛОТЕ

Жила-поживала злая старушенция Н2SO4 (да-да, её так и звали). Ну, значит, жила она в стеклянном замке. Никто её, кроме Высших существ – людей-химиков, не любил. А за что её любить-то? За странные чёрные глаза, за вредность, которой она сочилась? Все помнили, как она, пообщавшись с новой знакомой, обуглила её лишь прикосновением к голове. Бедняжка Древесина из блондинки превратилась в жгучую брюнетку (а ведь она так гордилась своими золотистыми кудрявыми стружками!..). Естественно, Н2SO4 была так коварна, что специально заводила знакомства и причиняла какой-либо вред для своего удовольствия, мести за всеобщую нелюбовь к ней. А однажды она обманом позвала из графства металлов Цинка в гости (а он не знал её коварства) и отправила его купаться в бассейн во дворе. Как только Цинк нырнул в серную кислоту бассейна, он почувствовал, что слабеет и не может вдыхать, а только выдыхает водород. Собравшись с силами, он покинул навсегда чертог Н2SO4.
В один прекрасный день к Н2SO4 приехали её квартиранты – принцы MgO (фамилия читается «Оксид магния»), и хозяйка обняла их. Тут принцы почувствовали, что прилипли к кислотному остатку, и из их одежды вёдрами течёт вода!

Слухи о коварной Н2SO4 распространились по всей округе, но, видимо, не дошли королевства Основаниолетто де гидроксид А щёлочь. Иначе Его Величество Едкий Натр IV не приезжал бы вовсе в замок Н2SO4. При посещении Его Величеством купальни из неё вышел не Его Величество Едкий Натр, а Сульфатий натрия, и с него тоже ручьями стекала вода!.. Говорят, Едкий Натр больше глаз не показывал в эти края...
Почему-то с Н2SO4 сдружилась Купрумия ОН: как только кто-то созывает бал, она (завсегдатай празднеств, приятельница Н2SO4) является к Н2SO4 и купается в её бассейне. Как вы думаете – почему? Потому что тогда Купрумии ОН не нужно покупать платье, туфли, краску для волос, ведь вся одежда, кожа, волосы, ногти приобретают красивый нежно-голубой цвет.
В теплейших отношениях и с Хлоридиусом Бария Н2SO4, ещё бы, ведь он получает в дар от неё безупречно белый моднейший костюм к любому празднику – ему достаточно окунуться в её бассейн.
Говорят, Н2SO4 теперь раскаивается в своих поступках, да поздно. Теперь Н2SO4 понимает, что, кроме подхалимов Купрумии ОН и Хлоридиуса Бария, у неё никого и нет. Она вымаливает прощение у жителей герцогства Кислотус. Но простят ли её? Поживём, увидим.

СИНЕГЛАЗАЯ

Операция должна была быть несложной, но не всё было так просто: у оперируемой оказалось слабое сердце.
Он по привычке следил за состоянием больной. Бросил взгляд на её молодое бледное лицо. И его ожгло – это была Она, его первая любовь. Красивая синеглазая девочка. Тогда. Теперь это повзрослевшая женщина, ей должно быть тридцать пять... На тридцать пять она не выглядит, слишком юна. А он постарел. Виски уже белые...
Внезапно показатели на приборах изменились: сердце остановилось. В операционной установилась атмосфера сильнейшего напряжения. Раздавался строгий голос хирурга, и слова эскулапа набирали всё большую скорость – время неумолимо уходило...

Он вышел в коридор, сел, устало прислонился к ледяной стене. Перед закрытыми глазами замелькал калейдоскоп: ему семнадцать, ей шестнадцать... Лето. Он целыми днями готовился к поступлению в медуниверситет. А вечерами они гуляли по улицам их старинного города. В ушах зазвучал её мелодичный смех – отдалённый, как эхо. Тогда казалось, что и старые дома тихо улыбались, глядя вслед этой юной красивой паре.

Он поступил в университет. Теперь не каждый вечер озарялся счастьем их встреч. Конечно, ведь он погрузился в учёбу, появились новые друзья, увлечения. Места в его новой жизни для неё оставалось всё меньше и меньше. Ему вдруг начала нравиться яркая Лиана. Яркая, не в пример Ей – скромной, гордой... Она перестала звонить. А он даже не нашёл нужным объясниться. 
Он женился на Лиане. Скорее, он усмехнулся, это она женила его на себе. Про Неё он изредка вспоминал. От общих знакомых знал, что Она вышла замуж, счастлива в браке, у Неё двое детей. А теперь эта семья осиротела. И его вина в этом тоже есть.

По горькой иронии судьбы он обезболивал телесные страдания людей, а теперь сам остро нуждался в анестезии бьющегося в чувствах вины, стыда и горя сердца. Здесь не помогут ни уколы, ни капельница. А может, поделом? Должен же он был когда-нибудь расплатиться за предательство их чистой любви...
Он задремал. Откуда Она здесь? Совсем молодая девчонка, как тогда. В белоснежном платье. И так радостно ему улыбается... Этого не может быть, Она же умерла! Но мёртвые не могут так звонко рассмеяться... Она помахала ему рукой и пошла к концу коридора. 
Ушла... Его синеглазая радость. 
Ушла... Он проснулся. Слёзы текли по щекам.
Ушла... Навсегда.