ПО НИТОЧКЕ ЗИМЫ

1.    
Охотник прячется за деревьями,
 Боится хрустнуть случайной веткой. 
Храним обрядами и поверьями,
 Переживает, что он не меткий. 
Но не в старательности спасение,
 И вдохновенье, глядишь, обманет.
 Ведь белку в глаз подстрелить – везение,
 И страх ошибки зрачок туманит. 
Так ускользает, как мысль неверная,
По древу мысь – поминай, как звали. 
Поэт молчит: не выходит пение. 
И в этом нет никакой морали.

2.
 Вот день и ночь паук прядëт 
на просветы небес заплаты. 
Не верится, что все пройдёт – 
и, разорившись, лес заплачет. 

Начнётся бедной простоты 
непритязательное время. 
Всë больше света, немоты, 
и обнажён, и понят всеми
 итог метаний и атак –
 всё пожирает равнодушье.
 
А если так, взаправду так, 
ты больше никого не слушай. 
И от крыльца гони гонца, 
и в мутный омут монитора 
не погружай, прошу, лица, 
не совершай, прошу, повтора. 

И уличив себя в родстве 
скорей с игольчатою елью,
 кургузой жестяной листве,
 усыпавшей всю эту землю, 
не доверяй, не проверяй – 
ещë немного – всё исчезнет. 
а мы с тобой шагнëм за край 
и не заметим этой бездны.

3. 
У зимы, бывает, болит душа:
 Как река замëрзшая, не дыша 
Подо льдом, внутри, глухотой полна. 

Тяжела, не вскинется вдруг волна, 
Гладкость вод не вспорят судов винты...

 
Протянувшись, стелется под мосты, 
Как реликт холодный, палеолит. 

И болит, болит.

4. 
От городов, особенно зимой, 
Не много толку, если нет ключей. 
И думаешь: «Куда идти домой?»
 Ты безнадёжен, если ты ничей.

Синицу выпуская из горсти, 
Любимую прощая у вокзала, 
Ты помнишь? Ничего не упусти. 
Ни слова из того, что не сказала.

5.

 Шушуканьям ветра всецело поверив,
 мне дерево мрачною веткой грозит, 
И кончился гостя случайный визит
 не то чтобы ссорой, но хлопаньем двери. 
И снег всё сильнее, и, глядя в окно,
 Куда себя деть, понимаешь не очень –
 Идут бесконечные зимние ночи, 
когда от полудня  чуть-чуть – и темно. 

Напишутся скоро глава и другая,
 И там про любовь и разлуку, а как же,
 И будет редактор в редакторском раже 
Вычеркивать, автора злобно ругая, 
Все-все сантименты и все любованья, 
И штампы «люблю вас» и «вас ненавижу». 
А то, что останется, ровно нанижет
 На нить очень краткого повествованья.
Останутся там только снег и окошко, 
И стол, и холодная в миске картошка.

6.
 Поуютнее местечка 
Будто выдумать не мог
 Спит у нашего крылечка 
То ли случай, то ли бог. 
До чего бывает странно 
И неловко до чего 
Каждым зимним утром рано
 Перешагивать его.

7.   
                                        памяти Л. 
Ты голову задрал, пытаясь разглядеть, 
И я гляжу туда, где вверх по снегопаду, 
Как море, подчинив себе небес громаду, 
Незримая артель вытягивает сеть.
И всё наверх летит – и снеговик и сквер, 
Дом номер двадцать шесть и номер двадцать восемь... 
Но чёрен злой асфальт, как тяжести пример – 
Мы этой черноты давно не переносим.
А мы пока вдвоём, и пляшут провода,
 Стремясь соединить воздушное-земное. 
Меж небом и землёй лишь снежная звезда
 На рукаве моём. Иди. Иди за мною.

8. 

Близорукий взгляд прозревает сумерки.
 Братцы, кто не спрятался, я не виноват. 
А ведь кто не спрятался, те все умерли 
И с небес на нас не глядят.
Почему такой ты весь расхристанный, 
Отчего тревожишься день-деньской?
 Я в тумане этом не вижу пристани 
И ещё не знаю, кто я такой.
Не пора ли нам уже и стукнуться кружками,
 И какая разница, что там плывёт:
 То ли яхта-парусник, то ль корабль с пушками, 
То ли вовсе, например, деревянный плот?..
Хорошо на этом жить берегу, 
А про тот загадывать ни к чему…
 Ты – меня, а я тебя сберегу. 
Пересилим серую эту чуму.