Андрей Прошаков. Рассказы красного коня

На своей малой родине Андрей Прошаков – личность практически легендарная. Он живет в Иловлинском районе Волгоградской области. Пробовал себя в разных сферах деятельности, но со временем вернулся в родной хутор и занялся сельским хозяйством, как его дед и прадед.
 

Стихи и рассказы Андрей Павлович начал писать еще в школе, публиковался в областной газете «Молодой Ленинец».
 

Основа его творчества сейчас – это рассказы-миниатюры о современной сельской жизни. Андрей Павлович пишет о своих односельчанах с иронией, болью и одновременно с большой любовью. Он не только рассказывает о жизни на селе, но еще и помогает своим землякам, являясь идейным вдохновителем и организатором множества социальных и культурных мероприятий. Одним из ярких событий последних лет стала международная акция «Каравай мира» (2017), куда фермеры из 30 стран и 70 регионов России привезли в х. Широков зерно, вручную перемолотое в столетних жерновах, а из «международной» муки испекли в русской печи, сложенной прямо в поле. Хлеб впоследствии разъехался по всем уголкам земного шара, объединяя людей и разрушая границы. 

Недавно автор стал лауреатом конкурса «Дни казачьей литературы» Союза писателей России в номинации «Проза». Это именно о нем русский прозаик и публицист Борис Екимов сказал: «Такие разносторонне одаренные люди редко, но иногда рождаются».
 

РАССКАЗЫ КРАСНОГО КОНЯ 

Я родился на реке Иловля, чуть ниже того места, где купали красного коня.
 Обитаю в ареале Волгоградской области, размножаюсь на сельской территории. Пытаюсь на жизнь заработать сельским хозяйством. А в остальном, в принципе, я – нормальный человек. 
Я живу на хуторе, знаю 101 способ дойти до края вселенной. Хожу туда каждое утро покормить черепах и китов. Как дойти до медицинского обслуживания, газификации, интернета, почты… НЕ ЗНАЮ!

*** 
Возможно, даже вы не знаете, но все начинается в деревнях. Перевернутая пиала неба, заполненная чистым воздухом, соединяется с гормонами любви. И все валятся пластами, даже нет сил сопротивляться. Только шквалистые порывы эмоций перекатывают тела с летней травы через осеннюю листву на серебристый снег и, изваляв в грязи проталин, обмывают в июньской росе. И уже нет равнодушного существа. Эмоции, как снег, попадают в рукава пальто и живут так в форме человека. А мы уж тут, в степном хуторе, еле-еле успеваем связываться со своими представительствами в районных городках, областных центрах и мировых столицах, чтобы скоординировать скорость распространения счастья.
***
 Боже, храни тайны нашего райцентра! Окна, заклеенного газетой, где старость пьет кофейный напиток в выцветшем шелковым платье апельсинового цвета, старика в наколках, который фальшиво играет на аккордеончике городские романсы, легко заменяя Реквием Моцарта в органном зале, безупречно подпитывающих мое воображение десятки мадам Грицацуевых и чёрных кошек, разыскивающих своего Бендера или Жеглова. 
Хотя, пожалуй, Всевышний, не отвлекайся. Ты же знаешь, у нас здесь такое... Даже если ПРИСТАВИТЬ лестницу, невозможно взобраться на вершину смысла. А как без этого разгадать тайну?
*** 
Между Волгой и Доном чабрецы и ковыли, 
Я люблю тебя, родная, и в тюльпанах, и в пыли. 
С суховеем, с урожаем, с балкой, что хранит ключи,
 Всё в тебе я принимаю, принимай меня и ты. 
И зачем цветет кагальник, как мамаевы костры – 
Я и это понимаю, понимай меня и ты. 

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ
 Соседка Раисы Кузьминичны – Любовь Павловна тоже родилась в этом хуторе. Ходили в одну школу, летом работали на току и плантациях, в один год вышли замуж, в 92 году ушли на пенсию из женской тракторной бригады, копейка в копейку заработали пенсии и по медали "Ветеран труда".

А теперь Люба вот уже с полгода каждую неделю стала ездить в станичную церковь. Ездит и ездит. Кому какое дело? Только вот машину нанять в воскресенье из хутора в станицу дешевле тысячи ну никак невозможно. А это 4-5 раз в месяц, не считая праздников. Да еще на свечки надо. В общем, как ни крути, даже для ветерана труда – дорого. 

– Райка, – говорит Любовь Павловна, – давай ты будешь со мной ездить в церковь. 

– Зачем? – удивляется Кузминична. – Я же неверующая... 

– Как это зачем? – отвечает Пална и приводит резоны: – Во-первых, это в два раза дешевле будет, а если ты Валерку Курышева уговоришь, то вообще поездка будет обходиться в 333 рубля 34 копейки. Во-вторых, каждому верующему полагается по ангелу-хранителю. Помнишь, как бухгалтерша Нинка у заведующего совхозным молзаводом Коли Дранишникова? Только в мужском обличии, – поясняет Любка.
 

– И, в-третьих, – подводит рассказ к кульминации, – кто прожил жизнь тяжелую и скверную, после смерти попадет в рай. То есть будет получать всякие надбавки, льготы и пособия в загробной жизни. 

Рассказала, выпила чаю, положила в карман конфет из вазочки и ушла. 

Раису Кузьминичну сначала визит соседки развеселил. Практичность Любки не удивила: хоть прелой соломы, хоть побитый морозом арбуз с чужого поля принесет домой. С пустыми руками ноги не идут, всегда с выгодой, на семи сидела – восемь вывела. Ангел-хранитель? Так всегда был. Вначале одноклассник, а потом муж Петя. Хоть и неказист и рано полысел, запойный так, что утопил в пруду грузовик с зерном, всегда битый и не пропустивший ни одной драки, с апреля по октябрь не признающий рубашек и обуви, кроме галош. Дома был покладист. В это никто не верил, и все жалели Раю. А Петя за всю жизнь не сказал ей бранного слова, подметал, стирал, доил, гладил, пек блины. Три года его уже нет, а дров ей наготовил – еще лет на пять хватит. Крышу перекрыл, половинками кирпича дорожку к водопроводной колонке в аккурат за неделю до своей смерти выложил. Стало быть, чтобы по грязи не волочить ей ноги. Даже наперед заботился. Чем не ангел-хранитель? А вот про лучшую жизнь после земных мучений как-то непонятно и тревожно стало Раисе Кузьминичне, так как считала она, что жизнь свою земную прожила, да и сейчас живет счастливо: голода не знала, два раза получала новые трактора, пять раз ездила в санаторий, один раз в Москву на выставку, свой дом, если выйти на бугор, где были фермы, можно всегда дозвониться, в телевизоре больше 20 каналов, хлеб три раза в неделю привозят, можно нанять машину и поехать к врачу, а уж дров ей Петя наготовил на годы. «Это что же тогда выходит? – думала она. – Если у меня все хорошо было, то после смерти будет плохо?» Раиса Кузьминична забеспокоилась, боль лизнула её сердце, как кот шершавым языком руку. Стала себя успокаивать: 

– Чертова Любка, всегда что-то напутает. Потом оделась, взяла ведра и пошла за водой. Хотела набрать по полведра, как советовала районная докторица, но потом вспомнила, что у неё есть ангел-хранитель, и представила Петю с всклокоченными жидкими крыльями, синяком, в похмельном настроении и поджатыми губами. Уже уверенно набрала полные ведра воды и захрустела по снегу, ясно понимая, что если её Петя здесь не обижал, то уж там-то за неё тем более заступится.

*** 
Придет время, и мне нужно будет отвечать за все... За сбитые с травы росинки, обломанную сирень, невыученные уроки. Перед десятками, а может, и сотнями различных "интеллектов" за то, что был с ними грустен-весел, невнимателен или назойлив. Они будут сводить со мной счеты, а мой жизненный опыт вобьет мне гвозди в руки и ноги. А завершит дело мой кот, который вцепится мне в кадык за то, что я не дал ему украсть сегодня кусок мяса.
*** 
Узкие улочки-переулки Волгограда созданы для случайных встреч, от которых твой вид приобретает вопросительно-глупое состояние. Причем такой глубины, что даже равнодушные и интеллигентные птицы города, потеряв инте рес к памятникам, начинают тебя утешать: "Не ожидал, что с такой улыбкой и искряще-черными глазами тоже стареют?" 

*** 
Счастье прижилось в двухкомнатной квартире пятиэтажного дома на улице с беспокойным названием Буденного. Своего счастья жильцы стесняются, лишний раз не беспокоят – экономят. Но оно само нет-нет да выкатится 37-копеечным маленьким резиновым мячиком, который спрятало когда-то беззаботное детство в пыльный угол под диваном рядом с ножкой, пустившей корни в линолеум еще в 70-х... 
*** 
Когда станет не по себе, и ты уходишь на край Земли, чтобы побыть одному. А там на кромке уже написано губной помадой "Все будет хорошо".  И что самое интересное, по цвету и на вкус помада точно такая, как у той девчонки, которой ты много-много лет назад подарил первый букет....

ПОРТРЕТЫ 

За то время, которое я помню этот по-бабьи ухоженный флигелек, снаружи изменилась разве что антенна. В семидесятых жила в нём тетя Лида Дегтярёва с дочкой Викой. Лидия Петровна была женщиной обречённой красоты и независимым революционно-поэтическим характером бригадира молочной фермы. Была матерью-одиночкой, но, как это ни удивительно, в отличие от других, про неё на хуторе не рассказывали ни одной возникающей в таких случаях истории.

 В доме было всё как у всех: трюмо, сервант, диван, за шифоньером у печки – кровать, на стене между окон – портрет Александра Блока.

 В восьмидесятых хозяйкой стала Вика с дочкой Снежаной. Всё оставив на прежних местах, как при матери, лишь черно-белый портрет Блока заменила на цветной портрет Боярского. 

Сегодня в доме хозяйничает Снежана с дочкой Лидой – говорят, как две капли похожа на прабабушку. И только глянцево-гламурный портрет патриарха Кирилла, сменивший затертый портрет Боярского, даёт надежду, что время здесь не застыло. Хотя, может быть, и застыло, ведь все авторитетные для этого флигеля портреты родом из Санкт-Петербурга и Ленинграда...

***
 У нас в Междуречье тёрн зацветает самым первым. Нетерпелив. И упрям: сбрасывает листву самым последним. Если зимой его ягоды, оставшиеся на ветках, мысленно соединить серебряной нитью (ну, например, вот эту, вон ту и еще вот эту), то получится созвездие Большой Медведицы. А если вон те и ту, то – Андромеда. Самая крупная, конечно же, Сириус. 

Морозным днем птицы с веток, а ты из банки на теплой кухне, пропахшей блинами, запиваешь вкус Галактики чаем. Банка пустеет, а на душе остаются звездно-терновые шрамы.

ЖИЛИ-БЫЛИ 

Григорий Никитич Фатин работал при совхозном МТС аккумуляторщиком. Умер в середине семидесятых. Умер и умер. Но вот по прошествии стольких лет и событий стал сниться Анастасии Андреевне – жене, больше известной в хуторе как бабка Фáтина. Снился беспокойным, все тревожился, что он зарядил, исправил, подготовил аккумуляторы для машин, а за ними никто не приходит. Посылал её к Петьке Маслакову: 

– Иди, – говорит, – посмотри, как он собирается людей с хуторов свозить на центральную усадьбу. 

Она ему не успевает ответить, что Петьки уже 15 лет нет, автобус его сдали в металлолом, а от хуторов одни кладбища остались. 

А Григорий Никитич требует, чтобы сбегала к Витальке-молоковозу, мол, доярки с флягами молока ждут, а молокозавод простаивает в райцентре... А где те доярки? Из молокозавода, люди баят, спиртзавод сварганили. А с Виталькой на одном кладбище лежите – сам и спроси. 

Вот так все ночи и беспокоится, что не приходят за аккумуляторами ни из больницы, ни из ветлечебницы, ни из заготконторы, ни из начальной школы. Но больше всего его тяготит (даже посылает бабку в район жаловаться) то, что стоят у него 137 аккумуляторов от совхозных машин. Хлебá убирать надо, а никто не приходит из совхозных шоферов.

Извелась бабка. Не дает ей спать ночами Никитич, как много-много лет назад, когда они только получили от совхоза этот дом. Но те бессонные ночи только придавали сил. 

Первой заметила, что стала хиреть бабка Фатина, соседка – молодая учительница, снимавшая комнату в соседнем доме. 

– Можно, конечно, и весь дом, но зачем, – говорила она, – когда ребенку четыре года, а муж на вахтах? 
Вот и все, что слышала за два года от Учительши бабка Фатина, кроме дежурных «здравствуйте». А тут, в пять минут выслушав все проблемы Анастасии Андреевны, Учительша за час насоветовала, что нужно делать и как делать. 

– Первое дело – помянуть, – сказала она. 

–Так дома отвести помин я уже не в силах, а столовая уже сколько годов не работает. 

– За это не волнуйтесь, бабушка. Завтра в 14.00 приедет глава района с отчетом, людей соберут много. А вы купите конфет и раздадите на помин души… 

– Григория Никитича, – подсказала бабка. 

– Да, его. И идите в школу, собрание там будет. Зима в этом году затяжная, а клуб не отапливается. Так что пораньше выходите. А потом закажите в церкви поминальную службу, – продолжала юная соседка, – когда приедет батюшка. А он приедет, а он приедет… – Учительша начала что-то про себя высчитывать. – Господи, да что же я? Вот как пенсию получите, Анастасия Андреевна, так в следующее воскресенье он и приедет. Потом быстро метнулась в дом, вернулась с молитвословом и, показав в книге нужные соседке тексты для прочтения утром, в обед и вечером, пригласила на «Пусть говорят» и чай.
 

На следующий день бабка Фатина с пакетом конфет сидела на последнем ряду в актовом зале школы. На сцене за столом председательствовали глава сельского поселения, главный врач района и глава районной администрации. Сидящие в зале с любопытством разглядывали старушку, поскольку все были бюджетниками и знали, что по собственной воле на такие собрания уже давно никто не приходит. Глава сельского поселения тоже судорожно стал вспоминать, по какому поводу здесь бабка Фатина. И, предположив, что у неё, наверное, юбилей и её будут награждать районной грамотой, успокоился. 

Начался отчет. Говорили о грандиозных успехах. Анастасия Андреевна всё крепче и крепче сжимала пакет с конфетами. Она слушала, но ничего не понимала: только час назад она шла мимо фундаментов развалившихся и растащенных на кирпичи ферм, закрытых и давно не работавших клуба, больницы, аптеки, заготконторы, почты, столовой, пекарни, колбасного цеха, порушенных стройцеха и гаражей, мимо пустующих домов… А тут говорят, что всё хорошо, все аплодируют и даже говорят «Спасибо!» Хотя результат созидательного труда в хуторе был один – новая церковь, да и ту местные жители на свои средства построили. 
Пакет с конфетами бабка принесла домой нетронутым. Ночью она мучилась и хотела объяснить Григорию Никитичу, почему не раздала конфет на помин его души. 

– Они тоже, как и ты, Григорий Никитич, ничего не знают и не видят. Думают, что всё хорошо у нас тут. А значит, так же, как и ты – покойники. Но в эту ночь Григорий Никитич ей не приснился… 
Через четыре дня этими конфетами поминали Анастасию Андреевну, аккурат в первое воскресенье после пенсии.
*** 

Весь день жители хутора ловят солнечные лучи в корзины, огромные клечатые сумки, мешки. А вечером выпускают их дома, экономя дрова, электроэнергию. Остатки разливают по чашкам и пьют с грушевым вареньем.
*** 
Запахло дождём, даже появилось желание поехать на бал к соседу-помещику. Закружиться в вальсе, взбрыкнуть в падепатмнер, падеспань, падекатр и блеснуть pas couru в мазурке. Но тут на электронную почту пишет продавец ухвата для чугунка: "Я вас не дождалась, простите". Свечи в канделябрах оплавятся теперь без меня. Остаётся только надежда на ливень и порывистый ветер.