Логотип Идель
Литература

Рауль Мир-Хайдаров. Тайная миссия в Тбилиси

В 60-70-х годах прошлого века Грузия была представлена в высшей футбольной лиге двумя командами: тбилисским «Динамо» и кутаисским «Торпедо». «Торпедо» особых лавров не стяжало, только однажды в Кубке СССР дошло до полуфинала, потому что, когда появлялся яркий игрок, его тут же переводили в главную грузинскую команду.

Отрывок из мемуаров «Вот и всё…я пишу вам с вокзала»

(в сокращении)

 

 

В 60-70-х годах прошлого века Грузия была представлена в высшей футбольной лиге двумя командами: тбилисским «Динамо» и кутаисским «Торпедо». «Торпедо» особых лавров не стяжало, только однажды в Кубке СССР дошло до полуфинала, потому что, когда появлялся яркий игрок, его тут же переводили в главную грузинскую команду. Так поступили с Гиви Нодия, братьями Мачаидзе, вратарём Урушадзе, полузащитником Ревазом Рехвиашвили. В какой-то год «Торпедо» оказалось на нижней строке турнирной таблицы, спасти команду могла только победа в последнем туре на своём поле, иначе – вылет во вторую лигу. Конечно, внимание всей Грузии, руководителей республики, федерации футбола, кутаисских высших чинов, огромной армии болельщиков оказалось приковано к этой важной игре. К матчу готовились серьёзно, кто только не встречался с командой, чего только не обещали игрокам за выигрыш! Но никто не мог дать гарантии победы. Сопернику, москвичам, тоже нужны были очки, в случае победы в Кутаиси они получали бронзовые медали первенства СССР. Был известен и состав прибывающей судейской бригады из Москвы. Вот тут-то гарантия казалась кое-кому понадёжнее, чем все другие варианты вместе взятые. День игры приближался, команду уже неделю не выпускали с базы, с утра до вечера тренировки, отработки стандартных положений, включая пенальти – кажется, предусмотрели всё, что могло случиться на поле.

Усиленно стали искать подходы к судьям, но нужный человек не находился, хотя обзвонили чуть ли не всех грузин Москвы, имеющих отношение к футболу. Но за день до прилёта соперников и судейской бригады из Москвы нужный человек всё-таки нашёлся в Кутаиси, звали его Ираклий. С ним побеседовали очень серьёзные люди и тоже требовали гарантий, и Ираклий поклялся, что всё будет, как надо. Посредник встречал судей в аэропорту в ранге чиновника, отвечающего за спорт в Кутаиси, чтобы не бросалось в глаза, что он будет общаться с судьями. Поселили гостей в лучшей гостинице города, в номерах «люкс». В тот же вечер судей пригласили на ужин, который плавно перетёк в банкет, начали впятером, а заканчивали уже вдесятером. Утром в день игры Ираклий встретился с первыми лицами города и успокоил их − судья благосклонно принял деньги, весьма внушительную сумму, и заверил его, что хозяева обязательно останутся в высшей лиге.

Вечером на стадионе в ложе для руководства появился Ираклий с гордым видом спасителя и команды, и высших лиц Кутаиси. Власти Грузии не простили бы футбольным чиновникам потерю места в высшей лиге.

Для тех, кто далёк от футбола, надо сказать, что никто, включая команду и тренера, о договорённости с судьёй не знали, знали об этом только пять-шесть человек, включая Ираклия. У судей есть десятки вариантов влиять на игру, которые очень трудно доказать. Например, не заметить офсайд или, наоборот, признать офсайд у противника; можно дать пенальти, а можно и не дать. Можно засчитать гол, забитый с нарушением, а можно не засчитать и чистый гол, причин для этого много. Можно свистками сбить любую атаку, штурм чужих ворот. Однажды в Алмалыке в игре местной команды «Металлург» с ташкентским «Стартом» я видел потрясающую судебную предвзятость в течение всего матча. Судья из Ташкента так нагло давил местную команду, что её капитан Джумбер Джешкариани в отчаянии крикнул судье: «Дорогой, дай хоть раз перейти на чужую половину поля!» – маленький стадион молодого города хохотал минут пять.

 

Но вернёмся в Кутаиси. Игра началась атаками хозяев поля, непрерывный штурм чужих ворот шёл минут двадцать. Гол витал над штрафной площадкой гостей. Стадион ревел не умолкая, торпедовцы играли выше всех похвал, всё получалось, кроме гола. Гостей постоянно выручал вратарь, мяч просто не шёл в ворота, такое случается в футболе. Игра радует всех, ложа для руководства ликует, Ираклий гордо оглядывается назад – мол, смотрите, я же вам обещал. Остаётся минут десять до перерыва, игровое преимущество у «Торпедо», но… единственная атака гостей прямо по центру поля заканчивается голом, и над стадионом повисает гробовая тишина, с тем команды и уходят на отдых. В перерыве в ложе в задней комнате накрыты столы для избранных, приглашают туда и Ираклия. Кто-то осторожно интересуется у него – в чём дело? На что посредник отвечает уверенно: «Наверное, тактика такая, для убедительности, всё решится во втором тайме, наши забьют два гола, судья – надёжный человек».

Начинается второй тайм, гости осмелели, стали чаще атаковать, бить издалека, Ираклий занервничал, время шло, а обещанная победа не просматривалась. Остаётся двадцать минут до конца игры, и москвичи забивают второй гол, стон раздался не только на стадионе, но и в ложе, секретарь горкома схватился за сердце. Ираклий побледнел, понимая в какую ситуацию он влип. Как ему дальше жить в родном городе? На секунду он представил, что его попросят вернуть деньги, от этого его бросило в ледяной пот. Мелькнула и более жуткая мысль – ведь могут подумать, что он денег судье не передал, а присвоил в надежде, что «Торпедо» само выиграет. От этих мыслей он словно протрезвел и, не находя выхода из ситуации, не дожидаясь конца матча, встал и поспешил из ложи к полю. Надо было спасать свою честь, о проигрыше команды он уже не думал. И вдруг его осенило, словно кто-то свыше подсказал ему ход. Он вышел с затихшего стадиона и поехал в гостиницу, откуда ещё вчера ночью выходил ликуя, что спас любимую команду. В гостинице он зашёл в ресторан, выпил подряд три рюмки коньяка «Варцихи» и окончательно успокоился, план у него созрел.

Ираклий знал, что сегодня вылет самолёта на Москву из-за игры отложили на час, чтобы команда и судьи могли улететь домой. Команда прямо со стадиона уедет в аэропорт, а судьи должны вернуться в гостиницу, чтобы забрать свои вещи и отужинать, и их потом отвезут прямо к трапу самолета. В этот краткий момент возвращения Ираклий и собирался выяснить отношения с судьёй, решить судьбу денег и свою собственную судьбу.

Финальная сцена такова. Когда тройка судей спускалась со второго этажа в холл по лестнице, покрытой роскошной ковровой дорожкой, у них на пути вдруг появился из-за колонны бледный Ираклий и резким рывком вырвал из рук главного судьи небольшой чемоданчик, тот даже не успел понять, что произошло. Чемоданчик оказался закрыт на ключ, и Ираклий с силой грохнул его о мраморный пол холла. Крышка отлетела в сторону, в развалившемся фибровом чемоданчике на виду у всех лежали тугие пачки сторублёвок в банковской упаковке, кокетливо стянутые шёлковой лентой. Обезумевший от радости Ираклий гордо поднял над головой деньги, словно победный кубок и, истерично хохоча, пошёл к выходу сквозь расступившуюся и аплодирующую ему толпу. Всем стало понятно − почему судью ограбили прилюдно.

 

Ещё одна небольшая история, связанная с грузинским футболом. 11 августа 1979 года произошла трагедия, вошедшая навсегда в печальную статистику мирового футбола. Команда Узбекистана «Пахтакор» летела в Минск на календарную игру, и высоко в небесах по вине авиадиспетчеров произошло нелепое столкновение двух воздушных лайнеров. «Пахтакор» лишился в один день семнадцати игроков основного состава, погиб и капитан команды, мой приятель − Михаил Ан, уже привлекавшийся с Владимиром Фёдоровым в сборную СССР. Миша из-за травмы не должен был лететь в Минск, но долг капитана позвал его в дорогу, игра имела важное значение для «Пахтакора». Дома у него осталась жена, ждавшая ребёнка, на сороковины у него родился сын. Вот так сплелись общая и частная трагедии.

В те годы почти каждая из 15 союзных республик была представлена в высшей лиге футбола, но из неё часто и надолго выпадали прибалтийские команды, «Молдова», таджикский «Памир». «Пахтакор» считался крепким орешком и имел постоянное место в высшей лиге. В команде всегда появлялись заметные игроки, которых сманивали в известные клубы: из Ташкента перешёл в киевское «Динамо» защитник С. Доценко, ЦСКА увёл вратаря Ю. Пшеничникова, московское «Динамо» − моего соседа С. Стадника, московский «Спартак» − Берадора Абдураимова, но он там долго не задержался, перешёл в ЦСКА. За Геннадием Красницким охотились абсолютно все команды, но он был верен «Пахтакору» до конца жизни, он и погиб в Узбекистане.

Федерация футбола СССР уже на другой день после трагедии собралась на экстренное совещание и вынесла беспрецедентное решение: восстановить «Пахтакор» в новом составе в течение месяца. Разрешили переход любому футболисту, желающему играть в Ташкенте. О снятии команды с чемпионата не было и речи, только переносилось несколько матчей на более поздние сроки.

Узбекская футбольная федерация в те дни работала в авральном режиме, руководители сутками не уходили домой, заявки от футболистов со всей страны поступали десятками в день. Разумеется, всё находилось под контролем Шарафа Рашидова, который в футболе знал толк. Каждый день к нему на стол попадал список желающих играть под знаменами «Пахтакора». Списки приносил в ЦК сам председатель Федерации футбола Г. Пулатов, сыгравший огромную роль в формировании новой команды. И вот в какой-то день Рашидов спросил Пулатова: «Нельзя ли переговорить с Давидом Кипиани, который всего два месяца назад оставил большой футбол?». Надо отметить, что грузинский футбол в ту пору очень любили в Ташкенте, наверное, поэтому, когда две команды, московское «Торпедо» и тбилисское «Динамо», набрали в первенстве СССР 1964 года одинаковое количество очков, и между ними должна была состояться личная встреча на нейтральном поле – таков был регламент чемпионата, именно тбилисцы предложили поле «Пахтакора», и наш стадион 18 ноября оказался счастливым для грузин. Динамовцы за всю свою историю только дважды становились чемпионами СССР – в 1964 г. и 1978 г.

Был ещё трогательный факт, о котором, конечно, не мог не знать Рашидов. Один известный узбекский врач, живший в Старом городе, дружил с Михаилом Месхи. И каждый год, когда тбилисское «Динамо» играло в Ташкенте, приглашал всю команду вместе с дублирующим составом, руководством, врачами, массажистами к себе домой в гости – полный «Икарус», человек 35-40, ежегодно, пока играл Миша Месхи. В этот приём вкладывалось всё узбекское гостеприимство, поверьте − в Ташкенте умеют принимать гостей не хуже, чем на Кавказе или в Казахстане, знаю, о чём говорю.

Встречали приезд гостей всей махаллёй карнаями и сурнаями − это музыкальные инструменты, похожие на инструменты трубадуров на королевских приёмах. Жарились на вертелах и в тандырах молодые барашки, угощали шашлыками из перепёлок и из пудовых сырдарьинских сомов, подавался тончайше нарезанный нарын, самса с мелко порубленными рёбрышками полугодовалых баранов, вручную крученный лагман – в общем, настоящий лукуллов пир. Об этих встречах динамовцы напоминали мне всякий раз, когда я прилетал в Тбилиси или встречался с ними в Москве. Жаль, никто не догадался заснять эти встречи в ташкентской махалле, сегодня мы бы увидели кумиров тех лет молодыми, счастливыми, за богатыми узбекскими дастарханами, а главное − почувствовали бы дружбу и тепло, связывающие два народа, принадлежащих к разным религиям. Повторю, это был частный приём, приём частного лица. Государство с его идеологией не имело к этому никакого отношения.

Два слова о Михаиле Месхи. Играл он в нападении, на левом крае, обладал невероятной скоростью, запомнились его стремительные проходы прямо по бровке. Казалось − надо чуть-чуть сместиться вправо, чтобы мяч не ушёл за линию, но он никогда не страховался, мяч словно прилипал к ноге, сегодня такое владение мячом мы видим только у Лионеля Месси. Ещё одна важная характеристика мастерства Месхи: он обладал не только скоростью, но и феноменальными «тормозами», как у «Порше» − говорил об этом его качестве Слава Метревели. На любой сумасшедшей скорости он мог остановиться, как вкопанный, а преследовавший его защитник терял равновесие, а чаще − падал под хохот трибун.

Но вернёмся к просьбе Шарафа Рашидова. Пулатов, вернувшись к себе в спорткомитет, тотчас спросил у подчинённых – у кого в Ташкенте могут быть выходы на Кипиани? Кто-то назвал мою фамилию. В ту пору я ещё работал в строительстве и находился в Фергане, там меня моё руководство и отыскало, и я первым же рейсом вернулся в Ташкент. В аэропорту меня встречали люди из спорткомитета. С Пулатовым я общался часа полтора и вышел оттуда с командировочным удостоверением и билетом в Тбилиси на завтрашний день, потому что через день тбилисское «Динамо» принимало дома московский «Спартак», и лучшего места для встречи с Кипиани нельзя было придумать, такой матч он не мог пропустить. Я попросил Пулатова заказать мне гостиницу, не хотел загружать Славу Метревели, вопрос гостиницы в Тбилиси такой же трудный, как и в Москве. Из ЦК партии мне забронировали номер «люкс» в гостинице «Иверия» на Шота Руставели.

Разработал я у Пулатова и легенду своего неожиданного визита в Тбилиси, не мог же я прилететь и сказать Метревели: «Организуй мне, пожалуйста, встречу с Кипиани, его Шараф Рашидов видит капитаном обновлённого «Пахтакора». Впрочем, я позвонил Славе домой и сообщил, что завтра прилетаю в Тбилиси и хотел бы встретиться с некоторыми игроками, потому что заканчиваю книгу о знаменитых футболистах, мне осталось дописать только о тбилисском «Динамо», и спросил, сможет ли он организовать мне такие встречи. Метревели ответил, что послезавтра они принимают московский «Спартак», и всех, кого надо, я смогу увидеть, все ветераны сидят в одном секторе.

Слава встретил меня в аэропорту, отвёз в гостиницу, сказал, что через час за мной заедет наш общий друг Гурам Цховребов, бывший правый защитник «Динамо», прокатит по городу, а к обеду он будет ждать нас в ресторане на берегу Куры.

Тбилиси напоминал мне древний Рим в день решающей битвы гладиаторов. Всё жило, дышало футболом, даже шуршание проезжавших мимо машин казалось мне шумом переполненного стадиона перед началом матча. Я попал в Тбилиси именно в такой день – принимали легендарный «Спартак». Даже в Барселоне в день игры гранатово-синих во главе с Месси с мадридским «Реалом» я не ощущал такой мощной футбольной энергетики, как некогда в Тбилиси.

К тому времени, когда мы подъехали, стадион уже почти заполнился. Первым, кому меня представил Метревели, оказался Борис Пайчадзе, знаковая фигура в истории грузинского футбола, а точнее сказать − союзного масштаба, он стоит рядом с такими корифеями футбола, как Бобров, Федотов, Ильин. Он в 50-е гремел в московском «Динамо», позже вернулся в Тбилиси и там достойно закончил карьеру. До начала игры Слава успел познакомить меня с бывшим центрфорвардом Зауром Калоевым, блестяще игравшим головой, он забил около двухсот голов. Утверждают, что в советском футболе именно Калоев впервые стал забивать мяч головой, не прямо отправляя его в ворота, а используя отскок от земли, чем ставил вратарей в тупик − не угадаешь, куда отскочит мяч. «Заур играет головой, а не только подставляет голову под мяч» – как пошутил Слава о Калоеве. Когда я заканчивал беседовать с Калоевым, появился Миша Месхи, он, конечно, стал расспрашивать о Ташкенте, Старом городе, а тут и свисток на игру раздался.

Разговаривая с Пайчадзе и Калоевым, я пристально вглядывался в ветеранский сектор и всё никак не мог отыскать Давида Кипиани, хотя его партнёры, братья Мачаидзе и Гиви Нодия, сидели невдалеке. Продолжал я высматривать Кипиани и по ходу игры. От Славы утаить мой интерес не удалось, он спросил: «Кого ты так пристально высматриваешь?» Я ответил: «Хочу встретиться с Кипиани, его очень любят в Ташкенте». Слава огорошил: «Здесь ты его не встретишь, он уже третий месяц большой начальник, стал неожиданно председателем общества «Динамо». Он сейчас где-то рядом с командой, с тренерами. После игры мы отсюда большой компанией поедем в ресторан на Мтацминде, ты там бывал. Тогда вволю наговоришься с моими коллегами, но боюсь − Давид не сможет приехать, хотя мы его туда и пригласили. Он должен проводить «Спартак», возможно, отужинает вместе с судьями, уладит формальности, подпишет протоколы матча и т.д.». Видя мою растерянность, он спросил: «Тебе очень нужно встретиться с ним?» Я ответил − да, очень. Слава ничего не сказал, но перед окончанием первого тайма сообщил: «Я постараюсь организовать тебе встречу, в перерыве схожу в раздевалку, где он будет обязательно, и постараюсь переговорить с ним».

Слава отсутствовал долго, появился в секторе только со свистком на второй тайм, сияющий, и протянул мне листок в клетку, где Кипиани чётким каллиграфическим почерком написал адрес, свой телефон и время встречи, близкое к обеду.

Вечер на Мтацминде удался на славу. Тамадой в застолье оказался гигант Джемал Зейкеншвили, из того поколения, что в 1964 году добыл в Ташкенте «золото» для Грузии, человек отчаянной храбрости, неуёмной энергии и острословия. Втайне я всё-таки надеялся, что Давид появится на Мтацминде, но он так и не приехал. Вернувшись в гостиницу далеко за полночь, я всё же нашёл в себе силы сделать какие-то записи, уж очень интересные, редкие по фактам, возникали разговоры, упоминались такие фамилии, случаи – в ту ночь я понял, что рано или поздно я должен написать книгу о футболе.

Проснулся я поздно и оценил мудрость Кипиани, назначившему мне время встречи вплотную к обеду. На приём решил пройтись пешком, в Тбилиси я уже хорошо ориентировался, не в первый раз жил в «Иверии». Шагая по тенистым улицам, я мысленно выстраивал разговор, о Кипиани я знал немало: родился в интеллигентной семье, на «отлично» закончил спецшколу, прекрасно владел английским языком, юрист по образованию. Очень организован, ответственен, наверное, поэтому его рекомендовали на столь высокий пост по тем временам. Для начала я хотел преподнести ему сюрприз – подарить редкую фотографию.

Когда я вёл колонку футбольного обозревателя в газете, то дублирующий состав команды гостей всегда размещали в секторе для прессы. Однажды, когда Кипиани только начинал в дубле, он с друзьями сидел неподалёку, и я неожиданно для самого себя попросил Сашу Лопатина, известного фотографа, работавшего на киностудии «Узбекфильм», сделать несколько снимков не известных мне футболистов. Снимки много лет хранились в пакете, и я вспомнил о них, только получив задание Ш.Р. Рашидова. На одном из снимков Кипиани с Володей Гуцаевым оказались на переднем плане – юные, красивые, они радостно чему-то улыбались. Скорее всего, они даже не заметили, что их снимают. Тогда и фотографы, и журналисты, и поклонники − всё у них было впереди. Вот такой снимок я нёс на встречу.

Не успел я появиться в холле старинного особняка, как ко мне подбежал молодой человек и учтиво спросил – вы из Ташкента, писатель? И я понял, что меня ждут. Кипиани встретил меня радушно, извинился за то, что вчера не смог заехать на Мтацминду. Я отдал ему фотографию, которой он искренне обрадовался и сказал: «Я всегда сожалел, что у меня нет ни одной фотографии, снятой на выезде, а тут даже в дубле и рядом с Володей, которого я по-братски люблю». Такое начало сняло с меня напряжение. Кипиани вызвал секретаршу, попросил кофе и, улыбнувшись, сказал: «Я готов отвечать на ваши вопросы, вот даже шпаргалку заготовил», − и продемонстрировал мне пять-шесть страниц, написанных от руки. И тут я признался, что прибыл в Тбилиси с тайной миссией по очень деликатному делу, и касается оно прежде всего его, Кипиани.

− Вы меня интригуете, трудно футбольные дела назвать деликатными, − он от души расхохотался. Этот смех окончательно раскрепостил меня, и я рассказал ему о том, что Шараф Рашидович высоко ценит его игру и видит его не только капитаном обновлённого «Пахтакора», но и тем человеком, который сформирует из 50−60 имеющихся предложений команду на своё усмотрение.

− Но я уже, как видите, не играю, − пытался возразить Кипиани.

− Шараф Рашидович знает об этом и уверен, что вы ещё сможете играть два-три сезона.

Если бы Кипиани знал, что через месяц он оставит этот кабинет, вновь выйдет на футбольное поле и будет играть до 1981 года, пока не сломает ногу, то он наверняка бы улетел со мною в Ташкент. Может, и судьба его сложилась бы иначе, не будем гадать, пути Господни неисповедимы.

Реплику Кипиани о том, что он «повесил бутсы на гвоздь», я ошибочно принял за интерес, и тут же поторопился ошеломить его условиями перехода. Четырёх-  или пятикомнатная квартира из резерва ЦК в лучших районах города в день приезда с правом продажи после ухода. «Волга» по цвету на выбор с правом продажи через два года и приобретением новой, мебель на выбор во все комнаты, допуск к приобретению одежды и обуви для всей семьи со складов «Горторга». Зарплата, премиальные по особому договору. Такое предложение вряд ли кому делалось по тем временам, и Давид, конечно, оценил фантастическую щедрость Рашидова.

Кипиани посмотрел на часы и, словно потеряв интерес к беседе, предложил:

− Давай поедем пообедаем в одно интересное место, уверен, ты там ещё не бывал, и выпьем за здоровье Шарафа Рашидовича.

Поехали в пригород Тбилиси, в небольшой закопчённый духан, окружённый вековыми платанами. Только тут, в духане, я понял, что Давида здесь ждали и обед заказали заранее, оттого и время встречи совпало с обедом, он, конечно, понимал, что после бурной ночи на Мтацминде мне следует опохмелиться. Во дворе под деревом нас ожидал накрытый стол с закусками и глиняный кувшин литра на два с отполированной до блеска ручкой, и я подумал, что уже тысячи и тысячи гуляк лет сто пили из этого старого кувшина, и вот настал мой черёд, от этой мысли я растрогался. Давид, разливая вино, сказал:

− Кахетинское, лучшее, давай выпьем за здоровье Шарафа Рашидовича. Никогда не думал, что моя игра и я сам волную такого человека. И за приглашение спасибо, передай ему. Хотя нет, я сам напишу ему письмо с благодарностью.

Выпили, закусили, Кипиани продолжил:

− Я знаю, такого предложения до меня никто не получал, да и после меня вряд ли кому такое внимание окажут. Поистине, он щедр, как восточный хан. Я понимаю, Ташкент нам, грузинам, не чужой город, грузины на вашем поле «золото» добыли, помнят, как вы встречали, как болели за нас, но я не могу принять столь лестное и выгодное для меня предложение по одной причине – народ не поймёт, скажет, Кипиани за большими деньгами погнался, − потом он, тяжело вздохнув, сказал весело:

 − Давай, дорогой Рауль, выпьем за упущенный шанс, я его никогда не забуду. Когда уйду на пенсию, я обязательно расскажу грузинам, как я чуть не стал капитаном «Пахтакора» и любимчиком Шарафа Рашидовича. Когда мы возвращались в город, Кипиани вдруг встрепенулся:

− Послушай, я совсем не подумал, может мне кое с кем следует переговорить? Я к вашим услугам. У нас футболистов на экспорт − сколько хочешь, в «Динамо» всем места не хватает.

Я ответил:

− Спасибо, не нужно, у меня персональное приглашение только к вам.

Я хотел сойти где-нибудь в центре, но он сказал:

− Давай заедем на работу, я должен написать Шарафу Рашидовичу письмо, он меня поймёт. В кабинете он вдруг вспомнил:

− А я ведь тебе подарок приготовил, и тоже фотографию, − и показал большого формата снимок, где он после победного матча заснят без футболки с голым торсом и держит в руках заветный кубок СССР по футболу. Его команда завоевала этот трофей в 1976 году, в первый и последний раз.

Подписывая фото, он спросил:

− Твоё имя пишется с мягким знаком?

Я не понял, что речь идёт о падеже и сбил его с толку, сказав – да. Он и подписал – «Раулью от Давида Кипиани. 18 августа 1979 г., Тбилиси». Фотография эта находится в моём музее на родине, в Казахстане. Письмо для Ш.Р. Рашидова я передал Г. Пулатову. Больше с Кипиани я не встречался, но о его гибели в автокатастрофе мне позвонили в тот же день. Погиб он 17 сентября 2001 года, возвращаясь из Кобулети на своём внедорожнике «Мерседес», на высокой скорости не вписался в поворот и врезался в могучее ореховое дерево. Смерть оказалась мгновенной. Причина – разговор по мобильному телефону. Пусть земля будет вам пухом, великий и благородный Давид Кипиани.

 

Отель «Амирандес», Крит, сентябрь, 2012 г.

 

На фото знаменитый футболист Берадор Абдураимов и Рауль Мир-Хайдаров.

Из личного архива автора

Теги: спорт литература

Следите за самым важным и интересным в Telegram-каналеТатмедиа

Нет комментариев