Логотип Идель
Литература

Сергей Кудряшов. Избранные стихотворения

«Сергей Кудряшов удивляет своей зачарованностью культурой, типичной для авторов 1970-х годов, но редкой для представителей его – более молодого – поколения… Автор знает о невозможности спастись стихами, но постоянно настаивает на том, что ими можно хотя бы утешиться». Никита Васильев, литературный критик

«Сергей Кудряшов удивляет своей зачарованностью культурой, типичной для авторов 1970-х годов, но редкой для представителей его – более молодого – поколения… Автор знает о невозможности спастись стихами, но постоянно настаивает на том, что ими можно хотя бы утешиться».

Никита Васильев, литературный критик

 

 

* * *

 

Всего лишь миг, недолгий и нерезкий,

один из многих, канувших из рук.

Но обрати внимание, мой друг:

о как сквозит! как дышат занавески! –

хотя б затем, чтобы понять: о как

тревожит дух, доселе спавший в теле,

гуляющий по комнате сквозняк!

И не забыть потом заделать щели?

 

Ирония? Скорее, горечь тут.

Запить её, чем с вечера осталось.

Такая, понимаешь, в теле вялость,

что думаешь: виной ли ей фастфуд

иль вообще нехватка витаминов

в преддверии весенней кутерьмы.

Окинув взором, отличаем мы

 

себя от тех, кто взором нас окинув,

себя уже не может опознать

по макияжу и татуировке.

А мы с тобою божии коровки

и там на небе встретимся опять

назло предубеждению, что визу

не выторговать в ангельский покой.

И стоит ли слоняться по карнизу,

изящно балансируя рукой.

 

* * *

 

Не говори: да будет свет. Он хлынет так: потоком в устье

зрачков, и двойственный налёт с преобладанием в нём грусти

покроет плёнкою люмен поверхность каждого предмета;

не говори: да будет день – он отзывается на это,

бесстрастно выявив фрагмент из неподвижного сплетенья

усталой мебели и лент декоративного растенья,

и лишь фарфоровый олень и бра пластмассовая клипса

отбросят ломаную тень на бюст философа из гипса.

Мудрец, венчающий буфет, один не выглядит нелепо,

из темноты на этот свет смотря насмешливо и слепо.

 

Он знает, что тщета речей и сотой части не оплатит

забавы, стоящей свечей тому, кто тратил их и тратит.

 

* * *

 

нелётный серый день и серенький пейзаж

который не обнять крылом аэроплана

испытывая лень графитный карандаш

привычен обтекать картин такого плана

чем вызван этот трюк тяжёлой головой

мельканием полос на зебре перехода

семь вёрст тебе не крюк по мокрой мостовой

для бешеных колёс и псов того же рода

воздвигнем сей вердикт как уникальный прут

для умных обезьян в тени гашишной будки

по счастью наш реликт и даром не сопрут

пока мы мнём бурьян понюхать незабудки

и время не стоит обросшее по дну

ракушечником от и до латунных ручек

под ним унылый гид твердит всегда одну

из множества острот о мести самоучек

но радостен процесс ничтожный результат

не в силах отменить горенья керосинки

покуда давит пресс покуда мнёт прокат

он может осушить две маковых слезинки

сам бо ему судья и мастер карате

бонжур япона мать и жгучая обида

фанерная ладья в весёлом варьете

как способ обтекать картин такого вида

 

* * *

 

…нетерпеливый каблучок,

и жаркий шёпот дурачок,

мы не дотянем до получки;

и скрип несмазанных петель,

и будто взорвана постель,

и сохнет зонт в углу без ручки

…гадать, что будет впереди,

гляди: Наташка в бигуди

стоит, нагая, на балконе;

и каждый день наперечёт,

и свет доверчиво течёт

в её невинные ладони

…затем доешь вчерашний плов,

открой окно, вруби битлов,

под рёв соседей сколько можно!

сгреби оставшуюся медь

и, сосчитав её, ответь

пока чертям не станет тошно

…и не спасут ни сон, ни хмель,

ни электрическая дрель,

ни ваши псы, ни ваши кошки,

когда мы вечером придём

с добытым в тире медведём

и с мятным леденцом в ладошке

 

* * *

 

о чём стараешься, викарий,

свечой пытая старый текст?

твой запоздалый комментарий

не оживляет тёмных мест,

где на пергамент вязь рустики

и консонанты, как могли,

в прохладном мраке базилики

во время оное легли;

что между строк – неровность камня

и пятна тёмные от рук –

тебе поведали, веками

не отзываясь, умный друг,

на заклинанья о беседе,

когда затворнику весь день

упрямо просится в соседи

его же собственная тень?

не заглушает ли латыни

и арамейского – в углу

неслышный шёпот из пустыни –

песка на мраморном полу?

 

* * *

 

Они вынашивали их под звёздным небом мирозданья,

они под звёздочками их печатали и под названьем,

они здоровались «старик!» и называли счастье «прухой»,

а он прикусывал язык и вообще писал под мухой;

она гуляла по окну и томно ползала по лампе,

по шерстяному полотну как по ворсистой сочной пампе,

она гудела у виска и приводила мысль в систему,

весьма условную, пока не привела в движенье тему;

от темы требуется что? анализ всех явлений жизни,

жены в сиреневом пальто и чувства смутного к отчизне,

горшка с цветами на окне, грибов неведомых в лукошке,

народа грозного, но не… нет, изменившего гармошке;

гармошка это инструмент, который выстрадали бабы,

ему продлён ангажемент, но, ах, не те уже масштабы,

и я, сражённый новизной, не предложу её завклубу,

с его ментальной кривизной предпочитающего тубу;

из тубы можно извлекать всё, что угодно, даже пасту,

а взяв палитру, представлять собою замкнутую касту

тех живописцев, что в свои мансарды стройных женщин водят,

картины пишут, пьют Аи и грязь на лестнице разводят;

разводят также пауков тропических в стеклянных банках,

и вислоухих простаков, большие ссуды взявших в банках,

а также полчища мышей, не видя прелести в картинке

(без красок и карандашей) котёнка, спящего в ботинке;

в шузах и шкарах, и тэ пэ, в чём не нуждались наши боги,

но позволяет нам в толпе не отдавить друг другу ноги,

вот даст ли вытянуть мотив (тут я сбиваюсь на банальность),

презреть её императив и сохранить свою тональность?

 

ОПЫТ МОМЕНТАЛЬНОЙ ФОТОГРАФИИ

 

…и ни в одном – приметы сна; обои в розоватых рунах

нерасшифрованных, стена, а за стеной – бренчанье струнных;

зрачка подвижный уголёк, на потолке смятенье пятен,

плафон светильника далёк и безотчётно неприятен;

у пятен бледного огня ни тени общего с пожаром,

но от дыханья веет жаром, и жар касается меня;

чем обернётся этот блиц? найдутся утром на подушке

десяток пломб, стекло и дужки среди обугленных ресниц

 

…сначала нехотя, не скоро, потом быстрее и быстрей,

бегом спускается под гору цепочка бледных фонарей,

чтоб, отскочив от серой дамбы, пуститься рысью вдоль реки,

приплясывая в ритме самбы, и осветить особняки;

дома, скорее, для забавы, чем для тепла и очага,

когда весь день холодной лавой лениво катится пурга;

пейзажа нового причуды: шлагбаум крашеный и бак

«для мусора», на баке «ссуды за пять минут»… ну как-то так

 

…а, может быть, виной – в крови холестериновые бляшки?

уже ни слова о любви без драматической натяжки,

уже горенье не с руки, гуденья нет в горниле дружбы,

быть может, тлеют угольки, но и они по долгу службы;

и вера – вылитый расчёт: а как иначе, век короткий,

и кто там знает, что за чёрт призывно машет сковородкой

 

…(когда земля была ничьей, тогда её хранили боги,

и был их голосом ручей, древесный шорох, шум дороги,

и проступал в слепящем блике на водной глади чёткий лик)…

бетонная ограда, крики, какой-то внутренний пикник,

массивные ворота, будка, оставленный ребёнком круг,

авто, оскаленная жутко собачья морда; а вокруг,

как в ожидании ареста не знающий покоя вор,

бесцельно бродит гений места и слепо тычется в забор

 

…на пыльный жертвенник пенатам; зелёный солнечный июль

мерцает красочным закатом сквозь мнемоническую тюль;

эффект обратной перспективы, раздутый линзой горизонт,

раскрывшийся в трамвае зонт и нераскрытые мотивы

чего угодно, что опять не в состоянье, вон из ряда,

панических метаний взгляда, случайно брошенного вспять

 

…всё это, видите ль… ну, да; и, тем не менее, вся эта

игра теней и буйство света не исчезают без следа;

и вот уже маститый мастер, глухой, как пень в глухом лесу,

рукой незрячей взял фломастер и ковыряет им в носу;

и то сказать, нашёл палитру; пугливой музы не смутив,

шепните на ухо, дай вытру – взревёт, что твой локомотив;

забив в косой ботинок пятку, он посещает магазин,

не вспоминая про бензин, чтоб напоить свою девятку

и попирает тротуар и пешеходные полоски,

покуда мир, удобно плоский, не спохватился, что он шар

 

…вот с этой гущею на дне – гадалка вмиг озолотится

(о чём не ведает патриций в своей наивной простыне);

коты от страсти млеют, крыша – живая жесть; готовя месть,

в подвале маршируют мыши; ладонь раскроешь, пальцев шесть

иль семь, не меньше: умноженье бессонных сущностей – конёк

рассудка праздного; денёк привёл всех демонов в движенье;

и наплывает мокрый стог, и ни души в рассветном поле;

и подбираешь поневоле повыше тогу, мохноног;

под утро телефонный зуммер на ухо рявкает пароль:

король, как говорится, умер; итак, да здравствует король

 

…я разогнал остатки сна стаканом огненного чая

и выпал в общество; качая небесный купол, шла весна,

девиц раскованных товарка, у них в крови адреналин;

я шёл вдоль вымытых витрин, читая: «чайник», «ментоварка»…

чего-чего? вернулся, чтоб взглянуть на странную посуду

(врывались в уши отовсюду людская мова и топ-топ),

успев подумать: дело скверно, и продолжается мой сон;

я заблудившийся Ясон меж сном и явью где-то, верно,

и обречён в их колесе на счёт раз-два и три-четыре

крутиться вечно в скользком мире, спеша как белки эти все

 

…не отрастить ли бороды и не махнуть ли с ней на север

(купе, объёмистый бюстселлер и ящик огненной воды)?

порой нужна бывает встряска в среде взволнованных тетерь;

на карте есть еще Alaska и новый перечень потерь;

попытка жалкого подлога; ничто в душе не моросит;

прощай, любимая берлога! билеты, курица, exit

 

…«блуждая медленно по карте увлажненным слезою взором,

я так скучаю по плацкарте! не стать ли коммивояжёром?» –

«меня Киприда покарала практически во цвете лет,

весенним рёвом а’марала обезобразив мой портрет;

пойти и ей испортить рожу? а всё высокое, клянусь,

я на Аляске отморожу и этим самым исцелюсь» –

«нет, нет, высокие болезни, то, что Асклепий прописал!

когда иллюзии исчезнут, чем будет промышлять Дедал?» –

«как говорил Дедалу Минос, с ним обходя под ручку Кносс:

а есть торговлишка на вынос, вот сел в плацкарту – и повёз»

 

…ноябрь в поношенном пальто, на сердце мёртвая усталость;

ничья вина, родная, что тебе в нём места не осталось;

умалишённый под замком в себя приходит поневоле,

но как унять горячий ком из всех углов кричащей боли?

никак, родная, и к чему? пусть жизнь идёт своей дорогой,

кивая шагу своему, подобно страннице убогой

 

…полдня потратив на колядки, в костюме местного вождя,

увитый лентами дождя, с самим собой играя в прятки,

уже который километр, браня невинную округу,

бредёт заезжий геометр, предположительно, по кругу;

что verba volant scripta manent! – она мертва давно, латынь;

одна надежда на орнамент, традиционный для пустынь;

сотри, одышливое время, с холста сахемов и богов,

шаманов с бубнами, всё племя – ты не сотрёшь моих кругов 

 

…мелькает царское мгновенье среди шутов, среди шутих,

отличное от малых сих пугливых подданных забвенья:

вот утро морщит мягкий нос, вот нежно жмурятся закаты,

вот лужиц мелкие ушаты, вот осень мокрая от слёз 

 

…вниз головой на водоёме лежит созвездие Стрельца,

висит луна в дверном проёме, сверкает наледь у крыльца,

сияет золото окошек, за ними праздник и уют,

там гнут полы, пугают кошек, гремят посудой и поют;

два деда, наигравшись в пони с оравой цепкою внучат,

устало курят на балконе, роняют искры и молчат;

шажок от «мала» до «велика» – насытясь мелкой суетой,

устав от собственного крика – закончить полной немотой;

бросает ночь широкой кистью мазки небрежные на лёд,

прощальный бал последних листьев, звезды медлительный полёт

 

С МОРЯ

 

…веди Вергилий; да, похож – и профиль тот, и артистичен,

но до чего же саркастичен, а, впрочем, что с него возьмёшь;

сплошной, как водится, экстрим, туман, тропинка, все незримы,

в тумане спорят пилигримы о том, кто больше пилигрим:

а у меня радикулит – а у меня четыре грыжи,

того гляди отброшу лыжи – коньки? – смотря чего болит;

и он смеётся: вот так прыть, я обделён, мне не додали;

но нет ещё такой медали, чтоб не хотелось возвратить

 

pardonne moi, любезный князь, за нарушение покоя;

мы со товарищи вчерась за наш успех… и всё такое;

обычай есть зело дурной; я в самомнении великом

предстал пред хмурою женой с сияющим чрезмерно ликом;

и сообщил: иду на Крым; вы, князь, жену мою видали:

волкан, сплошной огонь и дым; итог, grandissimo scandale;

с тех пор иду куда подале, лишённый напрочь, и тэ дэ…

где продаются, князь, bidets? какие, к дьяволу, медали

 

…не парасоль, но плотный зонт; чернильная на небе клякса,

невозмутимый профиль Макса и бесконечный горизонт –

два молчаливых визави, две вечности, а под навесом

раздолье крупным поэтессам и их стенаньям о любви:

с глазами куклы виноватой, застёгнутой на все крючки,

передо мною сквозь очки явился ты, продолговатый;

обманет наледь на шоссе, и над глухой трясиной ряска,

и на лице блудницы краска, о как же, господи, мы все

 

опустим мелкие детали; возьмём излюбленный сюжет:

учёного на склоне лет, иной размах, иные дали,

опишем отрочества муки, глубокий интерес к науке,

припомним сразу за беседкой тропинку узкую к реке,

и с любознательной соседкой игру на пыльном чердаке –

рекомендуясь той Софи как docteur en philosophie

и уточним затем, печально уставясь в тёмное окно,

что ей-то было всё равно, какой там доктор изначально

 

…лагман, шурпа, харчо, поджарка; скосив глаза, гляжу в меню,

наверное, раз пять на дню, останусь ню, а здесь нежарко,

и даже более того, в виду осеннего прибоя

сдаются столики без боя, вон за соседним – никого;

над головою плещет тент, волна морская лижет шузы,

по счастью, ни одной медузы, не сильно жалует клиент

желеобразное вовне родной среды, а в ней подавно;

уже несут, ну вот и славно, чего ещё-то надо мне

 

премудрость милая, тебя я разгрызал молочным зубом

и чахнул над возгонным кубом, рукой пипетки теребя;

я током бил лягушек так, что те давали лапой сдачи,

и, от досады чуть не плача, нитратом ртути тёр пятак;

и он блестел как пятьдесят копеек небывалых денег;

я не был радостный бездельник, что на дверях всегда висят

и тырят мелочь на буфет и сигареты по карманам,

и был учёным великаном, а впрочем, не годится, нет

 

…на деревянном лежаке среди хлопочущих полотен

в измятом сером пиджаке сидит поэт угрюм и плотен;

перед глазами якоря, броженье смутное в затылке,

в руке осколок янтаря, а может быть, пивной бутылки;

как все, минует этот день, без сожаления, без боли;

и он поднимется, и в тень войдёт, бубня чего уж боле;

набьёт каштанами карман и, размышляя, будь что будет,

закрутит бешеный роман, и кто, скажи, его осудит

 

* * *

 

оставим товарищ словесные блудни

достанем чернильный снаряд из пенала

восславим стихами нелёгкие будни

товарищ технического персонала

товарищ уборщица есть афродита

из мыльной рождённая пены и хлорки

она проплывает сверкая сердито

очами пропорционально уборке

 

уборщица с веником смотрит на чётки,

рассыпанные под растерзанным стулом,

не всё, мой товарищ, начавшись с чечётки,

стремится органным закончиться гулом;

на бусы, товарищ, они прикасались

когда-то к затейливо сложенным косам,

а те возвышались, товарищ, казалось,

подобно турусам, подобно колёсам;

на зёрна от фиников, видимо, мало

теперь уже зрителю стало попкорна,

и наши арены, товарищ, и залы

покрыли собой эти липкие зёрна;

на пули, конечно, неловкий убийца

их выронил, вон он с пустым барабаном

крадётся, товарищ, как он удивится

своей непричастности к хрипам органным,

к стаканам не чокаясь поднятой водки,

к тому, что со всё нарастающим гулом,

в углу начинаясь знакомой чечёткой,

привычно закончится сломанным стулом   

 

* * *

 

…она развлекалась, чем только могла,

а именно: смесью кино и попкорна,

что кажется жизнью, а значит, бесспорно,

здоровой девицей была и плыла

Офелией, чудно упавшей на плот

в объятия радостных рук плотогонов,

притянутых к иве игрой гравитонов,

которые будут открыты вот-вот.

Прости, моя радость, за дикий пролог.

Не тычь каблуком сапога в бандарлога,

он занят созданием личного бога,

съедобного идола, вот и сволок

всю сдобу на пробу в свою антресоль.

А вовсе не признаки белой горячки.

Отсыпь лучше соли из начатой пачки

и хватит совать мне под нос парасоль.

Не то чтобы жизнь, но полжизни прошло,

и святки опять наступают на пятки,

повсюду детишки, отсюда колядки,

тулуп наизнанку, бутылка Merlot.

Вот сэндвич, завёрнутый в список свобод.

Особо отмечены общее право

использовать омуты для переправы,

свобода печали, отдай бутерброд.

Да полно, не мог я тебя напугать.

Меня только зеркало утром боится,

подумаешь с бритвой, могу и не бриться,

и выглядеть вовсе, как святочный тать.

Могу и не выглядеть. Что это я.

Не всякого дарит вниманием Яков,

закон вообще не для всех одинаков,

а нынче особенно, радость моя.

 

Теги: поэзия современная поэзия

Следите за самым важным и интересным в Telegram-каналеТатмедиа

Нет комментариев