Светлана Мингазова. Стихи из книги «В укромном месте собственного «я».

* * *

 

Без перерыва сучит свою нить монотонный дождь.  

Снова – эвакуация, вымерли все дворы.    

Жижа дорожная, хлябь. Вот-вот сейчас упадёшь.

Пустые дома-скворечники. Пилы и топоры      

 

вынести надо бы, вытащить из ледяной воды.   

Утром катер на север по вздутой реке уйдёт. 

(Не доставало нам этой лютой, глухой беды!)     

Рвётся, цепляясь к берегу, водным ежом перемёт.

 

Будка собачья сломана, грязной полна воды.   

Маяться сколько нам, Боже, неужто Ты нас забыл?

Скалится пёс, и прыгает в лодку из темноты. 

Слабых прости нас, Истинный! Кротости дай и сил…

 

* * *

 

                        …Мело весь месяц в феврале…

Б. Пастернак

 

Почти лежу в пружинных ветра струях,

Но двигаюсь напористо вперёд.

Февраль! В твоих студёных поцелуях –

Горячий лёд.

 

Кляня и снег, и стужу раздражённо,

Народ поднял до глаз воротники. 

Взметаются белёсые знамёна –

Экстаз пурги.

 

Мело всю ночь. Я вслушивалась в стоны

Не умолкавших бешеных стихий. 

И снежной рати шли квадриллионы,                                  

И шли стихи…

 

* * *

 

Мокроносым щенком

ткнулся в ноги ручей-озорник.

То незлобно ворчит, то у камня

лепечет напевно.

Вдруг почудилось: леший смеётся,

косматый, дремучий старик,

И тихонечко плачет, в лесу

заблудившись, царевна.

 

Пролилась наконец-то прохладная

влага с небес.

Поднималась цветная дуга                                

над поляною волглой.

Лес умытый сиял, а за ним –

отдалённые, где-то за Волгой

Грозовые прощальные сполохи...

радости летних чудес!

 

Колокольцы синели повсюду:

то в россыпь, то в ряд.

Медуница звала любоваться

душистой периной.

Поднялся из дупла

боевитый пчелиный отряд,

Прогудел над желтевшей внизу

слепотою куриной.

 

Все силёнки собрав для полёта – 

совсем еще мал!

На крыло становиться пытался

когтистый орлёнок.

Нас морквашинский лес,

как желанных гостей, принимал!

В животе округлённом

толкался мой первый ребёнок.

 

СТАРЫЙ ДОМ

 

Последнее свиданье с домом:

Приму тяжёлую из чаш.

Сиротской думою ведома,

Шепчу в дороге «Отче наш».

 

И вот он, узкий переулок,

Калитка, старенький забор…

Ты смотришь отчуждённо. Гулок

Ветров чердачных разговор.

 

Ещё в лучах, подслеповатый,

Ловлю твой безучастный взгляд.

Не мы с тобою виноваты,

И вряд ли кто-то виноват. 

 

Как по усопшему, слезами

Исходит сердце. Ночь не сплю.

В кутке, у полки с образами

За дом я Господа молю.

 

Родимый дом! Скрипучий, слабый.

(И я старела вместе с ним!)

Но что ему мой причет бабий? –

Ход времени необратим.

 

А были годы молодые!..

В дому соседнем – никого.

С колонки принесу воды я

Для омовенья твоего.

 

ОСЕНЬ

 

Ветер с верёвки рвёт свитер линялый.
Осень последний свой день разменяла,
Подслеповатая, в рваном тряпье.
Где же одежда твоя золотая?
Денежки медные в косы вплетала,
Тихо звенели кружочки металла...
Всё это – в прошлом. И ты – в забытье.
 

Всякому – путь свой, но коротки сроки.
И не сияет уже на востоке
Утром холодным твоя красота...
Ты в созерцанье чреды быстротечной
Сыплешь дарами златыми беспечно,
Но под ногами – лишь мёртвые листья,
В чёрных деревьях сквозит нагота...

 

БОЛЕЗНЬ

 

…И падает бетонный потолок…                                

Во впадины кессонных перекрытий,                         

Сквозную в небо пробивая брешь,                            

Спиральные вонзаются торнадо…                                     

 

Светильников стеклянные шары                                  

Для восхожденья моего – преградой,                        

Что маятников бешеным движеньем                         

Наращивают волны амплитуд.                                    

 

На окнах – сеть ползучих традесканций,                  

Чьих лезвий истончённая листва                              

Взрезает мне бугристый жгутик вены                    

И пол пятнает липкость вещества…                        

 

И гусеницы красные ползут…                                 

Спалённые недугом альвеолы                               

При выдохе свистят на все лады,                     

В полубреду реальность растворяя…                      

 

За каплей – капля. Колба – пробкой вниз         

В полукольце треногого штатива…                       

Я возвращаюсь. Остро, ощутимо                           

Больное тело обретает вес.                                

 

Вот кто-то рядом тихо говорит                            

И ложечку к губам моим подносит.                 

Неясный выступает силуэт:                                      

То женщина в халате бирюзовом…                    

 

Но выход в космос наглухо закрыт.                         

Задраены озоновые дыры…                                         

Открыта дверь палаты в коридор:                             

Снуют в крахмально-белом практикантки,                   

 

Одна из них мне градусник несёт.                      

Я вижу мир, я слышу, осязаю,                               

И точно знаю, что теперь – живу…                         

 

* * *

 

Столб фонарный. Сумрак. Полночь.

Заметённый снегом путь.

Мне ночная темь не в помощь:                        

Глаз до свету не сомкнуть.

 

Снег. И шляпы до надбровий

Нахлобучили дома.

Над моим жилищем вдовьим – 

Хлопьев белых кутерьма.

 

В полусне моей темницы –

Восходящая строка.

Но бессонница глумится

Над бессильем языка.

 

Колобродят мыслей стайки,

Только эти пришлецы –

Пустозвонье балалайки,

Шутовские бубенцы.

 

На излёте зимней ночи

Не родясь, почил шедевр.

Спать хочу, устала очень.

Закрываю секретер.