Утром, отведав забытые сны...

По улицам старого города

бежит дождевая вода,

немного ёжась от холода,

бежим мы за ней, в никуда.

Вокруг искромётные признаки

расчерченной пустоты,

скользим мы, осенние призраки

своей непонятной мечты.

Овражная, Щепкина, Щапова –

потоком уносит нас всех,

но если бы с неба не капало,

то разве смотрели б мы вверх.

Старинные шпили нам чудятся,

весенних кварталов дома,

крадёмся по скрюченным улицам

за ними к подножью холма.

И в самой низине сомнения,

в овраге, в котором покой,

мы выйдем из нашего времени

и вверх, за дождём, за водой.

* * *

Живее, сомнамбул, глаза продрал,

почистил зубы, почистил чакры,

в тёплой берлоге из одеял

бормочешь эти кофейные мантры.

Что-то сегодня не с той ноги,

время сожрали квартирные черти,

бродят снаружи капканы, круги,

инерционные вихри смерчи.

– Здравствуй, будничный ураган.

– Здравствуй, здравствуй, зеро-торнадо.

Город сокровищ, бедняга Бен Ганн,

Всё не отыщет зарытого клада.

Вмёрзшие в уличный лабиринт,

скованы вечностью в Рэндом-Сити,

как говорил Долговязому Флинт:

«Ступайте на берег и поищите».

Если к чертям всё летит вокруг,

если распался твой мир на части,

кофе свари, разыщи сундук

и закопай его вновь, на счастье.

* * *

Закрой глаза, открой глаза – темно,

нет воздуха на выдохе, на вздохе,

всё остается, как заведено

еще наверно при царе Горохе.

За горизонт стремятся облака,

а человек стремится за товаром,

до одури незримая тоска

пронизывает зримым перегаром.

В режиме турбо вертимся волчком,

но как-то перекошено с изнанки,

оттачивая прочерк день за днём,

ещё  по временам меняя бланки.

Всё катится как есть в тартарары,

не исключая это пустословье,

и, значит, всё как надо до поры,

пока не в такт выкрикиваешь «ой-йо!»

* * *

меня как будто нет, нет ничего вокруг,

набор каких-то схем и циркулярных мнений,

нет времени, совсем, остался только звук

падений смс с твоим прикосновением

остался только звук, звучание из сна,

но в этой пустоте, в сердцах соборных зданий

остался также свет, осталась синева,

остался океан твоих воспоминаний...

* * *

Смутное ощущение, что град никакой не Китеж

в зеркале для героя торопится в Neverland:

«А ну колдони отсюда к чертям нас из этой книжки» –

попросит меня при встрече город уездный N.

Когда манускрипт нездешний нас наизусть расскажет

и с нами прикончит повесть шагреневой тчк,

пусть превратится в тыкву наш пепелац на страже,  

нам сочиняет сказку тысячный день сурка.

В сказке не состоится загадочных откровений,

Но, пролистав местами этот чужой рассказ,

смутное ощущение, что мы дополняем тени,

те, что мелькают мимо, когда не мелькают в нас.

* * *

                                 Или ещё такой сюжет...

                                                        Лев Лосев

А вот ещё такой сюжет:

сюжета нет, опричь газет

событий нет нисколько лет,

и, проминая мглу,

лишь сумрак мнётся у дверей

средь эпитафии вещей,

и говорит старик-лакей:

«Пожалуйте к огню».

* * *

Неизмеримей веры, непостижимей чуда,

баюкан колыбельными зимы,

сопит, как медвежонок, наш утомлённый Будда

на полкроватном краешке земли.

Раскидывает ручки, подтягивает ножки,

наморщивает лобик и во сне

спасает маму с папой от страшной Бабки Ежки

на мимолётной сказочной войне.

И пусть под локоточком лишь плюшевая жучка,

но кажется сквозь сумрачный огонь,

что все миры и солнца зажаты в этой ручке

и светятся сквозь детскую ладонь.

* * *

В центре городского караоке,

разбивая время на дела,         

молчаливо раздувают щёки

рыбы из телесного стекла.

Мчится циферблатная протока

мимо арок каменных подков,

смотрит на меня трехмерный кокон

сквозь подзорную трубу мостов.

Склеен из набора средних чисел,

серой суматошностью пронзен,

я микроскопически бессмыслен

в данной флуктуации времён.

* * *

Борясь с кипящим гольфстримом районной бредоцентрали,

по артериям и по венам, как лейкоциты, бредут

карманные ураганы, камерные цунами

сернокислотного кофе, жидко-азотных минут.

Как придорожные древа, дрейфуем не беспокоясь,

клинически безнадёжен летаргический менингит,

стиснутые асфальтом, вкопанные по пояс,

карликовые секвойи пыльной свободы стрит.

На перёкрестах сумрака переклинивает в печали

средь направлений патовых, маршрутов нанай-борьбы.

Ваше превосходительство товарищ креслоначальник,

горы кудыкиной штурман, ну а теперь куды?

Можно рвануть со всей дури, куда и не знаем сами:

в Шамбалу, в Средиземье, в галактику Кин-дза-дза, –

можно стоять на месте или ходить кругами,

мы в основном упорно движемся в никуда.

* * *   

Любой, кто под белым флагом

тянется к черной двери,

произнося пароли,

чаще всего – стиши –

становится чёрным магом

или, по крайней мере,

делает шаг навстречу

смерти своей души.

* * *

Утром, отведав забытые сны,

полные ведра,

смотрят на нас календарные псы

особенно добро.

Птичий плацдарм, склиссовый плац

не потревожен,

только в чапаевцев ветер бац, бац

валит прохожих.

Каждый внутри порядка вещей

личного царства

перебинтован материей дней,

рубашкой пространства.

Всё, что внутри за гранью всего

и безразмерно,

выносит смирительное вещество

за скобки ветра.

* * *

Любой мужчина ищет встречи

не просто с женщиной, а с той,

с которой он посадит печень,

но прекратит ее запой,

с которой он дойдет до бреда,

до исступления, до дна,

боготворя ее за это,

на что в ответ ему она

промолвит ласково: «Спасибо,

тебе, мой самый лучший друг» –

и ты поймешь, что лишний, либо

продолжишь бесконечный круг.

* * *

Наутро пробубнив заклятья,

открываем черепаховые дни,

как будто это ящики комода,

в которых миллионы открывавших

забыли то, зачем их открывали

и, кроме этого, оставили часы

и компасы без стрелок –

артефакты магии порядка.

Вооружённые лишь устаревшим руководством

«Бюджетное волшебство для маглов»,

словно лес, спустившийся к воде,

с разбега прерываем свой поход

на стыках многокрасочной рутины.

Лиственное войско, смотрим

со страниц осенних каталогов

застывшей всегалактической икеи

на караван волхвов и чародеев,

идущий лишь по стрелкам на песке.

* * *

В многоэтажном воске,

в медной моей горе

мир оказался плоским,

вышитым на ковре.

Лишь сталактиты Солнца,

сразившие облака,

в царстве моих эмоций

объемнее потолка.

Крепче людской заварки

ртуть кирпичной тайги

плавит песчаные замки

в квадратные утюги.

И превращаясь в мгновенья,

равные прежде векам,

царапает кожу время,

несясь по своим делам.

* * *

Вязнут мокасины в снежном пенопласте,

спутались настройки в жизни и в игре,

неуютно нынче на втором на дасте

против пулемётов в сомкнутом каре.

В барабанной дроби чахнет «Черный брахман»,

на парче знамен – прозрачные врата,

враже, не пуляй свинцовые дидрахмы

и не трать напрасно пули серебра.

Легион не дрогнет от твоих ударов,

заклинаний Вуду и святой воды,

нападай, Владыка, огнебог Марранов,

поднимай драконов, мороков страны.

Пусть нагрянет нечисть, бестии, химеры,

василиски тучей ринутся на штурм,

кастанет заклятье страж не той системы,

и уже не важно, чей сильней абсурд.

 * * *

Хлопнет ребенок в ладоши,

мир превратится в свет,

папа с утра хороший,

новый велосипед.

Папа далек от бога,

от многого он далек,

не пишет сердито и много,

не пашет на тракторе впрок.

Мир ни на что не годен,

хлопнет папа коньяк,

и всё в порядке вроде,

так этот мир растак.

Скажет злодеям вредным

на их черные бла-бла-бла,

так этот мир разэдак,

решительное ля-ля.

* * *

2020

Сэнсэй искусства беседы с младенцем на древне-детском,

маэстро приклейки плиток по уровню наперекосяк,

бразильской системы ниппель узел недокомплекта,

пикирующий дизайнер ландшафта системы бардак.

Захвачен рубеж вечерний, застава пакует знамя,

в заговоренной кольчуге с надписью «СССР»,

не то починяет примус, не то у костра кемарит

в рядах терракотовой армии новый легионер.

* * *

Мы после работы отправились в парк,

в волшебные сумерки, время,

когда золотой с переливами фрак

накинули в парке деревья.

И где-то вдали, за чертой тишины

стучали вагоны Транссиба,

а мы по аллеям безмолвные шли,

по призрачной линии сгиба.

Шумел вдалеке деловитый вокзал,

а в парке молчали качели,

нас мо́рок с тобой до ворот провожал,

играя на звёздной свирели.

И ждал за оградой другой полумрак,

по рельсам гремела дорога,

и выйдя из парка, мы вспомнили парк,

и не было рядом другого.

Мы после прогулки вернулись домой,

придавлены врозь городами,

и чудилось, в окнах, борясь с темнотой,

составы скользят между нами.

* * *

«300 метров, Калинов мост» –

на дороге мелькнул указатель,

«мы по льду или лучше Биврёст?» –

вслух судачили Всадники сзади.

Умерщвлять приготовившись твердь,

сокрушался в конце кавалькады

Всадник, имя которому Смерть:

«Мол, что делать, мы сами не рады».

– Мы не знаем о них ничего,

и зачем наши адские кони

принесут им погибель всего,

если мы лишь улитки на склоне?

– Мне сдается, кровавый наш труд

не поставит в заслугу нам Боже,

может статься, на праведный суд

призовут нас архангелы тоже.

Подстегнули коней ездоки,

может выйти работа им боком,

но отправились в саван реки,

как у Германа в «Трудно быть богом».

* * *

мы ожидаем приступ на стене,

а варвары беснуются у леса,

мы помним, было небо в вышине,

напротив Цирк и пирамида Лепса

остатки ветра догорают, шифр

своей реинкарнации неведом,

в тумане солнце, шаттл Кул-Шариф, 

стартующий в туманность Андромеды

обширный, но бессмысленный инсульт,

все варвары вливаются постфактум

в «Свидетели абсурда» – древний культ,

и приступ не закончится инфарктом

все гости растворятся, и страна

отбросит тени варваров, Кавафис

на Океан посмотрит из окна

на орбитальной станции Солярис

* * *

в кислотный сумрак вылазки без кожи,

и кажется наивно, что вперед,

когда ты знаешь, путь твой безнадёжен –­

тогда лишь настоящий твой поход

­

захватывают странствия по краю,

над пропастью, по встречке, здравствуй, ад,

ты, «Виктор Зилов», никакой не трагик,

охота не твоя, комедиант

метания, полёты, ветер жуткий

и взмахи крыльев чудятся, ну что ж,

стреляйте поточнее в воздух, утки,

убейте монотонный этот дождь

* * *

Ну что, попутчики, забацаем привал,

поправить «крышу» и заштопать раны,

подумаешь о светлом – бах! – провал

и лишь стекает зелень по экрану.

Да кто такие мы?! Арматы на парад?

Абзац Евангелия? Сограждане Зиона?

«The Matrix has you» – упрощённый взгляд,

когда вокруг Чернобыльская зона.

Аз есмь Таргариен, аз есмь трёхглазый дрон,

гипофиз перегруженного мозга,

пульсирует команда «Hold the door»,

«Мы к вам, профессор...» – напевает Морзе.

Чугун в башке, звучит division bell,

снег полимерный, каша под ногами.

Кажись пришли, ну, здравствуй, Винтерфелл,

мы в прошлый раз сражались под стена́ми.

Но в прошлый раз не помню за кого

и в этот не уверен, что за этих,

не подведи, драконье стекло,

пускай уже меня развеет ветер.

Мы вечность пребываем в пустоте,

и наши сны, и зимы, и печали.

И мир не тот, и сами мы не те,

и сердце валирийской стали.

* * *

наверно, демон, наверно, старец,

наверно, дьявол, наверно, маг,

ну что, дементор, словил, засранец,

мы устранили тебя, как баг

возможно, люди, возможно, тролли,

возможно, эльфы – исчадья нас

тебя сломали, тебя вспороли,

волшебный посох тебя не спас

нашелся воин, нашёлся хакер,

забил защиту тебе в гортань,

you're terminated, цементный факер,

попробуй только у нас восстань

почти Европа, почти вандалы,

без разрешенья стоять не сметь,

почти драконы, почти андалы,

мы сами – ужас и сами – смерть

* * *

если беды твои и тревоги

выползают из угольной тьмы,

если мрак на цветочной дороге

бесконечно пронзает мечты

если Шир превращается встречный

в золотой затуманенный шар,

если мы путешествуем вечно

в мясорубке обыденных чар

если заперты в ящик Пандоры,

опрокинуты все темнотой,

если сумрака синие горы,

если странствия чёрной рекой

если глянец вокруг и лавина,

впрочем, выбора нет на беду,

вслед Тевтонскому ордену чинно

Ахерон переходим по льду

* * *

Вообще-то, хорошо в режиме вепря,

обидел кто и тут же – на куски,

долой самоанализ, психодебри,

пусть просто разлетаются мозги

врагов моих и катятся их трупы

по вавилонской лестнице к чертям,

«вот, в уголочке распишитесь, супер»,

«да, это индульгенция» – та-дам!

И так легчает сразу, просто сказка,

и хочется быстрее повторить,

а если на врага надета маска,

то можно этой маской придушить.

Потом душа, естественно, страдает,

и совесть оживляет всех подряд,

но только нас глотает и глотает

ночная тьма в режиме зиккурат.

* * *

домики стоят на мостовой,

улица бежит, на небе лодки

перевозят дождевой покой

чёрно-белой чаплинской походкой

горизонт кончается всегда,

горизонт качается ветрами,

если вдруг пойдёшь за ним, туда,

по лесной тропинке, меж домами

по живой брусчатке из страстей,

по асфальту детства и «алохи»,

без особой цели, меж ветвей –

«вы, бродяги, из какой эпохи?»

«что у вас в глазах? душа? смартфон?»

«вы с Барсу́ма или просто с Марса?» –

белый шум aka зелёный фон

поглощает нашу сказку странствий

* * *

проснулась ты, и вдруг пропали

спектакли, фильмы и балет,

потоп, в который мы попали,

и твой неправильный билет

ротонды, лестницы, прогулки,

вся волжско-камская вода,

проспекты, скверы, переулки

исчезли раз и навсегда

рывки, вокзалы, «уф, успели»,

ботинки, станции – ту-ту,

квартиры, дачи, душ, постели –

всё провалилось в темноту

соборы, церкви, колокольни,

протоки, улицы, дома –

всё растворилось, мне не больно,

не больно мне, не больно, тьма

* * *

...а над дверями крупно: «Выход»,

в зелёной рамочке: «Беги»,

маршрут построен, вдох и выдох

и падших ангелов круги.

Гранитный грант «гран-при Монако»?

Карикатурный ипподром?

Ни света нет во мне, ни мрака,

один затейливый дурдом.

Что характерно и в окру́ге –

какой-то полный арт-объект,

концептуальные потуги

и жизнь трамбуется в Проект.

Да вот хоть взять в окне напротив –

за ноутом безликий кекс,

прикинувшись, что весь в работе,

болгаркой пилит этот текст.

И на лице вскипает пеной

живая мёртвая вода,

луч света прорезает стену,

пройти девятые врата.

2021 год

* * *

Я зачем-то куда-то иду,

цель потеряна в этом походе,

я остался один, на беду,

потерялся во времени вроде.

Вроде тело куда-то идёт,

были чувства и даже надежды,

зажигательный этот поход

продолжает лишь пепел в одежде.

Продолжать интересней всегда,

чем с балкона бросаться телами,

только знать бы еще, вот куда

мы с «балкона» летим кувырками.

Кувырок, кувырок, кувырок

и плашмя о клингонские плиты –

может вспомним с тобой, дурачок,

почему наши души убиты.

Почему только тело идёт,

почему пустота под плащами,

но вообще – интересный поход,

только жаль, совершаем не нами.

Только жаль, все проходит без нас,

даже то, что проходит сквозь стены,

и зачем-то куда-то напрас...

мимолётное время системы...

* * *

Кинозал организован прямо в здании аэропорта.

Твой рейс прилетает вовремя,

Самолёт приземляется и застывает

на фоне неоновых букв «Аэропорт Простоквашино».

Ты появляешься на пассажирском трапе

и замечаешь толпу журналистов, фоторепортеров и зевак,

собравшихся посмотреть на последнего человека на планете,

который не смотрел «Властелина колец».

– А я ещё Матрицу не смотрела! –

кричишь ты, изящно уклоняясь от пуль, вирусов и времени –

твое чёрное платье развевается на дождливом ветру,

твои глаза таинственно сияют космической радугой,

а твоя улыбка обезоруживает.

И я говорю тебе:

– Всё хорошо, Тринити, прости меня –

когда-нибудь я не смогу с тобой пойти, я достигну своего предела.

Но я сделаю всё что в моих силах, до того, как ты будешь действовать одна.

Мы сможем, мы спасем этот город,

как бы он ни назывался: Минас Тирит, Зион, Йошкар-Ола или Простоквашино –

я в это верю и верил всегда.

Мы берёмся за руки и запрыгиваем в экран.

* * *

если раздвинуть Шир,

вроде бы настоящий

наш нераздельный мир,

ты отвечай почаще

твой молчаливый Рим

я не стремлюсь разрушить,

твой сумасшедший ритм

значит зачем-то нужен

я не стремлюсь сломать

путь твой далекий млечный,

просто хочу обнять

и замереть навечно

* * *

я где-то тут живу, а ты вот где-то там,

есть цели, есть мечты, есть подвиги и страсти,

«спасибо за цветы» и лишнее «как сам?»,

нет в наших «понеслись» ни логики, ни счастья

я что-то напишу, к примеру, этот текст,

который ты прочтешь и сообщишь «прикольно»,

«спасибо» напишу и вспомню зимний лес,

и слезы как всегда появятся невольно

держаться нам с тобой на стадиях «держись»,

держаться нам с тобой на стадиях «нелето»,

мы что-то создаём, чернила – наша жизнь,

и правда в ней важней блистательных сонетов

* * *

«В белых розах твоих нет пламени» –

в прошлой жизни ты как-то сказала,

в это раз лишь холодный памятник

встретил поезд мой у вокзала.

У подножия бюста – лемминги,

может кошки, идут человеки

за оградой, по улице Ленина

направляюсь, считая аптеки.

Швейный мир, кинотеатр, Оптика,

Центры, школы – твоя планета,

вопрошаю лемминга-котика:

«Что сегодня за дверью в «Лето?»

Мне казалось, едва мы встретимся,

мы сломаем с тобой систему,

но добрался до края времени

и упёрся как будто в стену.

Не проникнуть за чёрной курицей

в Королевство, в твой дом, в твой угол –

просто нету Цветочной улицы

до сих пор в панорамах Google.

* * *

Приедет страус на самокате

или на велике яндекс-спираль:

«Доставка счастья», хотели – нате,

выдаст счастье, уедет вдаль.

Проводишь взглядом, обняв коробку,

и тут проснёшься пустой стократ,

но тут трезвонят и просят робко,

ну что ж, поехали, мой самокат.

И может то, что везёшь кому-то,

ему не нужно, а может ей,

но ты ведь счастлив, Курьер, в минуты,

пока ты едешь к любви своей.

* * *

Моё ресурсное состояние какое-то не ресурсное,

то ли ресурсов не хватает, то ли меня,

пробовал жаловаться выше, мне говорят: «мы в курсе, на»,

мы тебя записали в адвентисты седьмого дня.

Просто такое чувство, что чувства стали фуфлыжными,

просто такое чувство, что подрезали на лыжне,

хочется стукнуть какого-нибудь финна палками лыжными,

хочется стукнуть и воспарить в вышине.

«Вы эффективная команда?» – Центр спрашивает настойчиво.

– Да, мы чертовски эффективная команда, Центр,

мы эффективно подгоняемся подонками конченными

и эффективно видим в перекрестье Цель.

Мы эффективны и эффективно задачи выполнение,

в ногу шагаем, шагаем, шагаем, ша...

надо выполнить задачу, к чертям сомнения,

какая еще к чёртовой матери душа?

* * *

 Социальные сети предназначены для

того, чтобы крикнуть: «Смотри! Это я!»,

смотри, я в Египте, за мною верблюд –

«Смотри, я крут!»

Социальные сети, не меньше пяти,

а лучше десяток-другой завести,

дубовое фото и стат «Я есть Грут» –

«Смотри, я тут!»

Социальные сети убили людей,

вместо них поместили рекламных тене́й,

тела убитых слили в youtube –

«Смотри, я труп!»

Социальная сеть «19-COVID»

проста в установке, но вас удалит,

а может, немного изменит лишь –

«Смотри, я мышь!»

Социальная сеть, да достало уже! –

красиво онлайн рыдать в неглиже,

сегодня я особенно плох –

«Смотри, я сдох!»

* * *

выхолощенность выверена виртуозно,

время вконтачивает взашей

вялых выхухолей вискозных,

вирусы втюхивают всем вшей

вечер впарит ведро ванили,

вштырит вилами ветер всласть,

«Вау!» – весело все вопили:

Вертеры, Вии, верблюди, власть

Вишна, Вишна, верни варягов,

«Вишня, вишня...» – весна влечёт,

вихрем ВАДА впендюрит варгам,

вечность в Варкрафте влачимся вброд

вектор выдержан верно, выполз

ве́ном встроенный визави,

всех вурдалаков, вампиров выгрыз,

выпал винтик, видать, внутри