Владимир Мялин. Прощенье, музыка, весна

ГОЛОС ОФЕЛИИ

Красные рыбки Матисса,
Шарик кувшинки живой.
Кто вас увидел не снизу –
Строгий судья надо мной.

Ах, не суди меня строго:
Я раздавала цветы…
Холодно в речке у Бога,
Сны, как кувшинки, желты.

Снится мне принц и дорожка
Лентой венчальною в скит…
Мёртвый отец у окошка,
Мне улыбаясь, стоит.

– Прорван кафтан мой парадный,
Красно от крови бельё.
Будь оно трижды неладно,
Мёртвое сердце моё!..

Я просыпаюсь и вижу:
Нет надо мной никого.
Голос всё тише, всё тише…
Жалобный голос его.

ПЕСНЯ ОФЕЛИИ

Утоли печали, милый –
На, возьми цветок...
О тебе я не забыла;
Камни и песок...

Ах, слепит глаза осока!
Долго не гляди:
Принц мой, выгляжу я плохо
С лилией в груди...

На ещё цветочек ... значит,
Это будет – два.
Нет, Офелия не плачет;
Камни и трава...

Распустились по теченью
Волосы, светлы...
То ли шёпот, то ли пенье
То ли плеск ветлы...

Надо мной во влаге ясной
Ходят пескари...
На ещё цветочек красный.
Это будет три.

А четвёртый я пригрею
На груди своей...
Поцелуй свою лилею
Да иди скорей!..

* * *

Для тебя ли, сосна с клюкой,
Для тебя ль, снегопад рябой,
Наступает весна, белея?
Сизари надувают шею
И воркуют наперебой…

А за ветром метельным лет –
Немигающей свечки свет
Да кусочек свечного сала,
Что синица не доклевала, –

От Фальстафа нам всем привет…

* * *

Рыдать над Лировой судьбой
И над кифарою смеяться –
И ясно слышать голос свой
В тени густеющих акаций.

Кузнечик в звучной желтизне
Цветков, и прыгнувшее семя –
Всё напевает обо мне;
Пространство тикает и время.

Рыдает Лир о дочерях,
Но буря чуткая не вторит.
Лишь шмель шевелится в цветках,
Не зная радости и горя.

* * *

Умещаешься ли в строке,
Одиночество в колпаке?
Ветра выдох; смешок, стежок...
Свет, простёганный мглой дорог.

Свет, продавленный в небытьё,
Как сердечко стучит твоё!
Даже там, где ни сна, ни зги –
Сапоги твои, колпаки...
 

* * *

Обрывки фраз, обломки мнений...
А дождь на крашеную жесть
Всё льёт и льёт без изменений...

– Ты знаешь, Генри, в этом есть
Какое-то непостоянство
И успокоенность, и спесь
Водой истекшего пространства,
Колёс зубчатых приговор
И времени несуетливость...

Ни смута, Генри, ни топор,
Ни меч, ни отчий гнев, ни милость,

Но – истекающий водой
На высоте чердачных башен,
День, час и миг, любимый мой,
День, час и миг бескровно страшен.

* * *

И жизнь на кончике смычка,
И сердце в розоватой деке.
Оркестр – подобье мотылька –
Поплыл по трепету и неге.

Парик напудрен и высок,
И лик слегка одутловатый…
И яркой бабочки виток,
И млечной полночи токкаты,

И моря тесные меха,
И ропот веерный прибоя –

Всё длится вечностью, пока
Играет чудо золотое...
 

* * *

Органа полые струи –

Тростник нерезаный собора;
Паренье ветреного хора
Обводит ярусы твои.

Как третий Веймар или Кёльн
Молчанья, бденья векового –

Москва – без дома и без крова –
Не ест ни ржа её, ни моль...

И воздух в сплавленных стволах
Жуя, – она пургой задула...
К свирели севера прильнула
С простывшей трелью на устах.

* * *

Вступает альт в органный лепет;
Смеётся, держится, плывёт.
И к вышине балкончик лепит
Оркестра камерный полёт.

Его, как ласточку прибило
К скале; и мы раскрыли рты.
А он летает, серпокрылый,
И не боится высоты.

* * *

Горит орган – и конус труб
Свирелью смотрится громадной.
И Бах шумит, как старый дуб,
Листвой кипящий, неохватный.

Оркестр приподнятый дрожит
Щетинистого вепря вроде…
И Божья Матерь в витражи,
С небес соскальзывая, входит…

* * *

Прелюдии, фуги, хоралы;
Смятенье московской зимы...
Твой взгляд перманентно усталый...
Уснули – и ожили мы.

Под розовым мрамором зала,
Под стружкой коринфской, под бра –
Какая печаль пробежала,
Какая забилась игра?..

Прильнуть к твоей бедности алой
И видеть чудесные сны...
Прелюдии, фуги, хоралы –
Туманны, блаженны, скучны...

Уходят, уходят, уводят
За сумрак петельный, кривой,
Где сердце лишь вьюга находит
И за руку тянет с собой...

* * *

Всё к выражению рвалось,
И жаждало сердечной мяты.
Но согласилось, унеслось
С теченьем фуги и токкаты.

И кинув ветреный предел,
И отчий дом, и кров надмирный,
Печали ангел заблестел
И спёкся бабочкой сапфирной…

И зазвенела мелюзга,
Дрожа смычками и усами;
И смотрит бабочка-тоска
В глаза смежёнными глазами…

* * *

Сияя и лаком блистая,
Простор оцарапав смычком,
Метнулась душа золотая
Как ветер, как ливень, как гром.

И в молнийном долгом зигзаге
На веерных струнах блестя,
О прошлом, о Боге, о Бахе
Залилась слезами – дитя...

Когда бы не даль, не оркестр
Бродящих, скучающих бурь,
Когда бы не лобное место,
Былого кармин и лазурь...

Когда бы не памяти вздохи,
Минувшего чахлая грудь,
Не ветер барочной эпохи,
Где можно душой отдохнуть...

Когда бы, когда бы... тогда бы
Я был бы почти не у дел –
И ждал, чтобы смолкший хотя бы
В окно моё ангел влетел.

* * *

Блистая лаком бытия,
Оркестр движется незримый,
Где спит вселенная моя
В твоей судьбе непоправимой.

Смычки-кузнечики снуют,
В просторах чабреца и мяты...
А звёзды тлеют и поют,
За руки влажные распяты...

В какое счастье ты ушла,
Какое горе приютила?..
Незрима, фуга поплыла,
Чтоб рассказать, как ты любила...

И рассказала... не отнять...
Теперь пребудет всё со мною:
И соль, и кровь, и благодать –
Прощеньем, музыкой, весною...