Экстренный вызов

                                                                                                                                                      1

Проснувшись раньше обычного, Виталий Сергеевич потер зачесавшуюся пятку и, желая еще поспать, повернулся на другой бок, но сон не шёл.

«Всегда вот так – перед напряжённым днём хоть таблетку для сна принимай», – подумал он и вспомнил вчерашний телефонный разговор.

Звонили вчера ближе к обеду из Санитарной авиации.

– Виталий Сергеевич, мы уже больше получаса всех обзваниваем, вас ищем, не можем найти, – сказал диспетчер.

– Ничего удивительного. Фигаро здесь – Фигаро там. Я же не сижу привязанный к телефону, то в одном отделении консультирую, то в другом.

– Да, мы понимаем. К нам вызов из больницы Скорой помощи поступил. Просят с кафедры консультанта.

– Что там? – спросил Виталий Сергеевич, прикидывая, что завтра со студентами у него занятий нет и если с утра вылететь, то к часам трем можно будет при благоприятных условиях и вернуться.

Но, в принципе, от вылета он мог и отказаться. При желании, чтобы ничего не делать, всегда можно найти тысячу причин, только сидеть на одном месте было не в его характере. Новые сложные больные – это наработка клинического опыта, новые впечатления, встреча с интересными людьми. Все это ему нравилось. Да к тому же за консультации по Санитарной?????? авиации и приплачивали: переведут за один вылет через месяц полтора на сберкнижку – хватит даже на месячный проездной автобусный билет.

– Женщина у них там с температурой, не могут разобраться. Случай, говорят, сложный, просят поэтому, чтобы был кто-то остепененный.

– Болеет давно?

– Около месяца. Срочности, как я поняла, нет, но если вы сегодня вылетаете, то мы вас сможем отвести только туда.

– А назад?

– К сожалению, пилоты ждать не будут. Лётное время только до пятнадцати тридцати. И так уж им из-за нас постоянно попадает.

– Тогда лучше завтра утром.

– Да, позвоните, пожалуйста, полдесятого, чтоб вас не искать. Я дежурному передам, что мы с вами уже договорились.

                                                                                                                             2

Имея в запасе полчаса, Виталий Сергеевич на другой день не торопясь прошел к себе в кабинет, который представлял собой маленькую каморку.

Открылась дверь. В кабинет, здороваясь на ходу, влетел заведующий отделением.

– Вас, Виталий Сергеевич, все ищут: и Санавиация звонила, и Исмагил Фатыхович просил ему позвонить. Какой-то начальник заболел, – выпалил он и тут же, развернувшись, исчез.

Виталий Сергеевич набрал номер заведующего кафедрой.

Поздоровались.

– Ты знаешь, – сказал ему Исмагил Фатыхович, как и положено шефу, не торопясь и многозначительно, – у главы администрации одного из районов, кажется, инфаркт. Съезди, посмотри. На месте сориентируешься. Сюда привезешь. Они уж, на всякий случай, и «Волгу» пригнали.

Говорил шеф с Виталием Сергеевичем, как обычно, на «ты», но это не потому, что они в доверительных отношениях, скорее, наоборот: он не его человек.

– Там еще из больницы Скорой помощи вызов. Я вчера обещал съездить. «Если вертолет будет, то заодно и туда заскочу», – сказал Виталий Сергеевич.

–  А, может, чтобы не распыляться, пошлем в район Ибрагима? Правда, он еще не подошел, пусть на их машине будет.

У шефа в голове всегда комбинация, и он, скорее всего, не хотел, чтобы Виталий Сергеевич, консультируя главу администрации, повышал свой авторитет.

– Но если больного придется вывозить, то только на вертолете, а у Ибрагима Исхаковича после этого в ушах неделю звенит. Все равно мне придется лететь и вывозить, – возразил Виталий Сергеевич.

Шеф, обдумывая, что бы еще сказать, некоторое время молчал, но вариантов не было. У него на кафедре больше двадцати человек штата и почти все остепененные, но тех, кто мог бы серьезно выполнить кардиологический вызов по Санитарной авиации, да еще престижного больного, – раз-два и обчелся.

– Тогда, может, Ибрагима на машине в больницу Скорой помощи пошлем, – как бы рассуждая сам с собой, сказал шеф.

– От этого Ибрагим Исхакович тоже в восторг не придет. В один только конец три с половиной часа трястись. Мужику все-таки шестьдесят пять лет, да он уж и не выезжает практически никуда, – опять возразил Виталий Сергеевич.

– Ну, ладно, – как бы соглашаясь сам с собой, сказал шеф, и Виталий Сергеевич положил трубку. 

                                                                                                                                  3

Еще не доходя до офиса Санитарной авиации, Виталий Сергеевич увидел «скорую». Шофер сидел за рулем. На крыльце в белом халате стояла диспетчер Надя. Несмотря на морозец градусов в восемь, она была без головного убора, только на плечах пуховый платок. По всему было видно, что они его ждут, и он зашагал быстрее.

- Пилоты, Виталий Сергеевич, уже на взлете. Все готово, - после того как они поздоровались, показывая глазами на открытую дверь машины, сказала Надя.

- Так мы куда летим-то? – спросил Виталий Сергеевич и стал было распространяться насчет того, что в начале лучше съездить в район, а оттуда уж в больницу Скорой помощи.

- Виталий Сергеевич, пожалуйста! Мы и так опаздываем! За больницу Скорой помощи не беспокойтесь, там вызов не срочный, без вас все сделаем.

- Я человек подневольный, маленький. Как прикажете…

- Санзадание и ваши документы – у шофера. С утра уже столько звонков! – с тревогой в голосе сказала Надя и сошла с крыльца.

Виталий Сергеевич внимательно посмотрел на нее. Она, как и другие диспетчеры, была «на месте». Работа у них оперативная, живая. Справиться с ней дано не каждому! За день им приходиться общаться с очень многими, парой бестолковыми людьми, и ведь каждому нужно все растолковать.

Надя была встревожена, видимо, неспроста. Виталий Сергеевич улыбнулся ей. Шофер тронул «Скорую». Через стекло кабины Виталий Сергеевич продолжал с улыбкой смотреть на Надю. Выражение ее лица смягчилось, она тоже улыбалась и на прощание, желая удачи, помахала ему рукой.

Пока ехали до аэропорта, шофер сообщил, что по санзаданию самолет вначале отвезет Виталия Сергеевича в район, а затем с доктором из детской республиканской клинической больницы, который ехал в салоне машины, полетит в другой, еще более отдаленный район, чтобы оттуда вывезти тяжелобольного ребенка. На обратном пути они Виталия Сергеевича подберут.

Виталий Сергеевич взял у шофера лист консультанта и спрятал его во внутренний карман. В районе он его заполнит: впишет фамилию, имя, отчество осмотренного больного, диагноз центральной больницы и свой диагноз и коротко – что сделано. Лист консультанта подпишет главный врач или же, поскольку главные врачи занимаются лечебными вопросами мало, его заместитель. На листе консультанта, как на командировке, проставятся печати и будут указаны даты приезда и отъезда. Затем Виталий Сергеевич передаст его для отчета в Санавиацию, где корешок с печатями оторвут и передадут для оплаты в бухгалтерию.

Минут через пятнадцать подъехали к служебным воротам аэропорта. Вахтер, увидев машину с наклеенным на лобовом стекле пропуском, поднял шлагбаум, и машина въехала на территорию аэропорта.

- Я мигом, - сказал шофер, подъехав к служебным помещениям и, прихватив санзадание, направился к пилотам.

Ожидая пилотов, Виталий Сергеевич пересел на заднее сиденье к доктору из детской больницы. С ним они были знакомы только шапочно – где-то встречались. Это был интеллигентный молодой человек с жиденькой бородкой и в очках. Он рассказал, что работает в реанимации дежурным.

- А почему не лечащим врачом? – спросил Виталий Сергеевич.

- Ответственности меньше, а платят, с учетом ночных и коэффициентов, больше.

- И сколько, если не секрет?

- Ну, если возьмешь десять суточных дежурств, то миллион полтора, - ответил он и рассказал, что если бы он, к примеру, работал в общем отделении и вел двадцать больных, а это очень большая нагрузка, то получал бы в три раза меньше.

- Зато в психологическом плане у вас работать значительно сложнее. Ведь почти каждый день кто-то умирает, - заметил Виталий Сергеевич.

- Привычка, - ответил доктор.

Наконец, в сопровождении двух пилотов появился шофер. Пилоты – молодые ребята – поздоровались и, показав шоферу, где стоит вертолет, сели в машину.

Подъехав к «Ми-2», попросту говоря, «кузнечику», около которого суетился механик, шофер, высадив всех, развернулся и тут же уехал.

Морозец был небольшой, градусов десять, но на летном поле, как обычно, было ветрено, зябко и, главное, негде было укрыться.

- Садись в машину, как полетим, будет тепло, - открывая дверь пассажирского отсека, предложил докторам один из пилотов, но в промёрзшем за ночь вертолете, казалось, было холоднее, чем на летном поле.

Суда по всему, машина уже была подготовлена к полету. Переговорив о чем-то с механиком, пилоты сели в кабину, надели наушники и стали двигать рычажками и нажимать кнопки. Мотор завелся сразу и, прогреваясь, мелкой дрожью сотрясал корпус вертолета. Затем штурман «добавил газу», мотор заревел, а винт, описав круг, стал все быстрее и быстрее набирать обороты.

Через несколько минут наблюдавший за работой вертолета механик небрежно, в знак того, что все нормально, махнул пилотам рукой и пошел к служебным помещениям. Оторвавшись от земли, «кузнечик» быстро набрал высоту, описал полукруг и вышел на курс.

Виталий Сергеевич прильнул к иллюминатору и некоторое время наблюдал, как под ним проплывают стоящие на отшибе города взрослая и детская республиканские больницы, потом пошли заснеженные перелески, поля, овраги, деревни.

«Конечно, – глядя вниз, думал он, – хоть летим и низко – метров сто пятьдесят до земли, но если отсюда грохнешься, то все равно костей не соберешь!»

Он вспомнил, как один пилот как-то ему пояснил, что в случае, если откажет двигатель, то винт все равно еще некоторое время по инерции будет вращаться, потому что на валу у него – тяжелый ротор, и вертолет не упадет сразу камнем, за это время его можно посадить, но это только теоретически.

Виталий Сергеевич почувствовал, как кто-то тронул его за рукав. Доктор-реаниматолог, открыв свой сундучок «скорой помощи», где было много коробочек, ампул и пузырьков, протянул ему кусок ваты. Чтобы хоть как-то приглушить невыносимый шум, они старательно заткнули себе уши.

Скоро тепло распространилось на весь салон. Доктора сняли перчатки и расстегнули шубы. Лететь до райцентра нужно было около часа, и, коротая время, они то отваливали сиденья и, стараясь забыться, закрывали глаза, то льнули к смотровым окнам, то рассматривали внутренности вертолета, соображали, для чего нужна та или иная деталь или приспособление.

При этом Виталий Сергеевич думал, посматривая на часы, о чем угодно, но только не о предстоящей встрече с больным и не испытывал профессионального волнения. Раньше было не так: каждый раз летел как на первое свидание. Как-то Виталий Сергеевич рассказал об этом убеленному сединой, многими уважаемому доктору, который, выслушав его внимательно, сказал:

- И у меня так было. Очевидно, это уже профессионализм.

Впрочем, это не общее правило. Некоторые доктора сразу после школьной скамьи ведут себя под стать профессорам – очень самоуверенно, хотя порой и допускают серьезные ошибки.

Перед тем, как приземлиться, вертолет сделал над районным центром полукруг и совершил мягкую посадку. Двигатель глушить не стали. Второй пилот открыл снаружи дверь пассажирского отсека и, когда Виталий Сергеевич спрыгнув, увяз в снегу, показал на часы, спрашивая, сколько нужно времени, чтобы управиться. Виталий Сергеевич показал два пальца, что означало два часа. Пилот, согласившись, кивнул. Огромный винт вращался высоко, но Виталий Сергеевич, удаляясь от машины, все равно инстинктивно вбирал голову в плечи.

Не успел он отойти, как вертолет заревел, оторвался от земли, быстро набрал высоту и скоро исчез за горизонтом.

Виталий Сергеевич огляделся. Метрах в ста от него стояла машина «Скорой помощи». На нее он обратил внимание, рассматривая райцентр с высоты. Еще дальше стояла деревянная изба и какие-то строения, напоминающие сараи. Все это называлось аэропортом. Между аэропортом и машиной «Скорой помощи» стоял мужик в валенках, полушубке с распущенными ушами. Он махал рукой. Это был, судя по всему, охранник аэропорта. Виталий Сергеевич понял, что нужно идти к нему, и скоро выбрался на тропу.

- Раньше по погоде летали, - говорил мужик, пока они шли к машине, - а теперь дорого. Все автобусами ездят. Обратно-то они за вами прилетят? – спросил он.

- Через два часа, - ответил Виталий Сергеевич.

По всему было видно, что охраннику в аэропорту было скучно, и он был рад поговорить с живым человеком.

                                                                                                                                    4

- У вас глава администрации заболел? – спросил Виталий Сергеевич шофера, усевшись в кабину машины и, сняв ботинки, стал вытряхивать попавший в них снег.

- С утра был разговор. Только, кажись, не сам – его заместитель. А вас в центральную? – в свою очередь спросил он.

- К больному, ответил Виталий Сергеевич, вспоминая, как один раз ему с невропатологом пришлось выезжать в район к пациенту на дом.

- Тогда поедем в центральную, там скажут.

Как только машина подъехала к главному входу Центральной районной больницы, из нее вышли два молодых человека.

- Артур Петрович, заместитель по лечебной работе, - представляясь первым, подал Виталию Сергеевичу руку совсем еще молодой доктор невысокого роста.

Он был без медицинского халата, в новом, хорошо сидевшем на нем темном костюме, к которому со вкусом был подобран галстук. Этикет дополняли начищенные ботинки, что для глубинки не типично.

- По-моему, мы встречаемся впервые, - пожимая узкую, с холодными пальцами ладонь и вглядываясь в округлое широкое приятное лицо, заметил Виталий Сергеевич.

Артур Петрович, ничего не говоря, улыбнулся располагающей добродушной улыбкой.  

- Обычно тех, кто закончил наш институт, я в лицо запоминаю. Вы приезжий? – поинтересовался Виталий Сергеевич.

- Да нет, я не с лечебного. Окончил санитарный.

- Тогда вам решать лечебные вопросы, наверное, не с руки?

- Да нет, нормально.

- Вон даже как, – удивился Виталий Сергеевич.

- Валей Валеевич, – представился другой доктор.

Пожимая руку, Виталий Сергеевич всматривался в помятую физиономию человека, которого, очевидно, мало что интересовало в этой жизни. На нем был потерявший белизну, застиранный, наглаженный халат. Серая рубашка была без верхних пуговиц, у брюк на коленях – пузыри, а на ногах – стоптанные больничные шлепанцы.

«Плесень по углам», – пришло Виталию Сергеевичу на ум прочитанное где-то изречение.

- Я лечебный закончил восемь лет назад, вы у нас группу не вели, но лекции, помню, читали, – сказал Валей Валеевич.

«Обычно такие лица не запоминаются», – глядя на доктора, подумал Виталий Сергеевич и стал рассматривать новый трёхэтажный, сложенный из силикатного кирпича корпус больницы, обнесенный железной изгородью.

- Если здесь посадить деревья, разбить клумбы с цветами, то будет очень даже прилично. А раньше терапия ютилась в каком-то бараке, – заметил он.

- Только в прошлом году заселились, – с гордостью ответил Артур Петрович, жестом приглашая консультанта войти в здание. – Лет десять строили по типовому проекту. То одного не было, то другого. Еще не обжились.

Хотя здание и новое, но в нем, действительно, было неуютно: стены голые и оштукатурены неровно; пол был выложен мраморной плиткой, но небрежно и без плинтусов. На окнах занавески отсутствовали, на подоконниках почти не было цветов в горшочках, а белая когда-то краска, которой были выкрашены двери, уже затерлась и посерела.

- На первом этаже у нас лаборатория и физиотерапия, в отдельном отсеке – административный корпус и бухгалтерия. На втором этаже сделали терапию, на третьем – хирургию, – пояснил Артур Петрович, пока они шли по коридору.

- Мы идем в терапию? – поинтересовался Виталий Сергеевич.

- В столовую. Чай, подкрепиться с дороги нужно, замерзли, – идя сзади и шлепая тапочками по полу, сказал Валей Валеевич.

- Обеда еще не заслужили, – в шутку заметил Виталий Сергеевич.

Доктора поднялись на второй этаж, в терапию.

Коридор в терапии был широкий, и при необходимости здесь можно было разместить коек двадцать.

- У вас отделение на сколько коек? – поинтересовался Виталий Сергеевич.

- На шестьдесят. На район хватает. Еще в участковых больницах есть, – пояснил Валей Валеевич.

- И сколько у вас докторов?

- Чистых – двое. Есть еще в поликлинике совместители. Здесь все работают на полторы, – ответил Валей Валеевич, открывая дверь ординаторской.

Ординаторская представляла собой средних размеров комнату, меблировка которой состояла из трех столов, нескольких стульев, дивана, платяного шкафа и стоящего на тумбочке телевизора с небольшим экраном. По столам были разбросаны папки с историями болезней.

- Лучше сразу, наверно, пойти к больному в палату, – сказал Артур Петрович, вешая в шкаф полушубок консультанта.

- Обычно я начинаю с истории болезни, – заметил Виталий Сергеевич, тщетно ища в ординаторской зеркало.

- Вам, наверное, и халат нужен? – озабоченно спросил Артур Петрович.

- Да. Для солидности, чтобы видно было, что я не со стороны, – заметил консультант и улыбнулся.

Артур Петрович вышел из ординаторской и пошел к сестре-хозяйке за халатом, а Валей Валеевич стал звонить в лабораторию, чтобы узнать, готовы ли последние анализы.

Скоро с Артуром Петровичем в ординаторскую вошла сестра-хозяйка.

- Ну где их взять на здоровых мужиков? С тех пор халатов не завозили? А которые есть, маломерки только. Больших мужских халатов давно нет.

-Мне накинуть хотя бы на плечи, – сказал Виталий Сергеевич.

- Ну разве эдак. Обувку, чай, уж не будете менять? – спросила она, посмотрев на докторские ботинки отечественного производства, и вышла.

Усевшись на диван, Виталий Сергеевич попросил историю болезни.

«Игнатьев Анатолий Васильевич, 40 лет. Место работы – заместитель главы администрации N-ского района. Поступил в отделение 15 февраля 1996 года в двадцать два часа. Предварительный диагноз – стенокардия. Клинический диагноз – инфаркт миокарда», – прочитал он на лицевой стороне истории болезни и перевернул страницу.

Жалобы и история заболевания были описаны дежурным врачом очень кратко и, как и у большинства медиков, неразборчивым, трудно читаемым почерком.

- Вы меня кратко в курс дела введите, – обратился Виталий Сергеевич к заведующему, и Валей Валеевич очень нескладно, но самоуверенно изложил историю заболевания. Она была такова.

Игнатьев Анатолий Васильевич последние два года предъявлял жалобы на боли в области сердца и за грудиной. Боли возникали после физического и нервного перенапряжения, отдавали в левую руку, лопатку и быстро снимались нитроглицерином. Кроме того, у больного определялось в течение последних нескольких лет повышенное артериальное давление, однако больной его не контролировал и каких-либо препаратов для его снижения систематически не принимал. За день до поступления в отделение Анатолий Васильевич у себя на даче переложил с одного места на другое несколько бревен. Возникшие при этом боли были интенсивнее и длительнее обычных, но после приема двух таблеток нитроглицерина сразу прошли. Однако на следующий день поздно вечером боли возникли вновь. На этот раз пришлось вызывать «скорую», и больной поздно вечером был доставлен в приемный покой центральной больницы.

Докторов в больнице работало мало, поэтому они дежурили «на дому», но, к счастью, в этот момент в клинике находился дежурный врач, правда, не терапевт, и она приняла больного. Клиническая картина была типичной и ясной: нестерпимые, длившиеся уже более часа боли за грудиной с иррадиацией в левую руку и лопатку, чувство страха, сердцебиение и одышка. С подозрением на инфаркт миокарда больной был госпитализирован. Поскольку случай был неординарный, вызвали заведующего отделением и позвонили главному врачу. Прибывшие Валей Валеевич снял больному электрокардиограмму, на которой были найдены изменения, характерные для начальной стадии инфаркта миокарда.

Виталий Сергеевич разложил «кривые» в той хронлогической последовательности, в которой они были сняты и стал их анализировать. На пленке, снятой два месяца назад, не было ничего особенного. На электрокардиограмме, снятой при поступлении больного в стационар, были изменения, свидетельствующие о нарушении кровоснабжения передней стенки левого желудочка, но зубца «Ку» (он появляется при возникновении инфаркта какого-либо участка сердечной мышцы), еще не было. К слову говоря, при инфаркте миокарда происходят примерно такие же процессы, что и при наложении жгута на конечность. Если, к примеру, руку туго перетянуть и сдавить сосуду, то через два часа в тканях произойдут необратимые процессы, и она омертвеет, ЗДЕСЬ ЧТО-ТО ПРОПУЩЕНО???????не перетягивает, а он суживается изнутри атеросклеротической бляшкой и закупоривается тромбом. В этом случае задача доктора состоит в том, чтобы как можно быстрее восстановить проходимость коронарного сосуда. Это достигается внутривенным введением лекарственных средств, растворяющих тромб.

На второй электрокардиограмме, которую сделали несколько часов спустя после поступления больного в стационар, появились изменения, характерные для инфаркта миокарда.

- Тормболитические препараты применяли? – спросил Виталий Сергеевич.

- Все, что нужно сделали, – самоуверенно, с раздражением ответил Валей Валеевич.

Его, видимо, задевало, что Виталий Сергеевич сомневался в правильности проводимой им терапии.

- Что именно?

- Гепарин.

- И сколько?

- По пять тысяч три раза в день.

- Гепарин – это не тромболитический препарат. Он не растворяет тромбы. Он только увеличивает время свертывания крови и предотвращает дальнейшее тромбообразовании. И потом пятнадцать тысяч здоровому мужику – это что мертвому припарка! Вот, пожалуйста, свертываемость крови на эту дозу даже не отреагировала, – сказал Виталий Сергеевич, показывая на анализы, и посмотрел на заведующего отделением.

У Валей Валеевича было очень знакомое Виталию Сергеевичу выражение лица, которое бывает на экзаменах примерно у десяти процентов студентов-троечников. Практически – это двоечники, но экзаменаторы, чтобы отвязаться от этих студентов, завышают им оценку на балл и «гонят зайца дальше». Выражение это свидетельствовало о том, что бывает такая степень профессиональной подготовленности, когда человеку бывает очень трудно что-либо объяснить.

Виталий Сергеевич посмотрел на заместителя главного врача по лечебной работе. Артур Петрович, держа в руках принесенный сестрой-хозяйкой халат, смотрел на Виталия Сергеевича умными серьезными глазами, но он не учился на лечебном факультете и не понимал, о чем речь.

По следующим «кривым» было видно, что зона некроза, помимо передней стенки левого желудочка, распространилась на перегородку и верхушку сердца. То есть у больного, выражаясь современно, «процесс пошел» и еще не стабилизировался.

- Больной в палате? – спросил Виталий Сергеевич.

- Да. Организовали отдельную. У него все, что нужно, в палате есть: и умывальник, и туалет, – сказал Артур Петрович так, словно в этом и заключался весь смысл пребывания пациента в станционере.

- Пойдемте, посмотрим.

- Вот, сюда, сюда, – говорил, забегая вперед, Артур Петрович и открыл в палату дверь.

Специальная палата представляла собой большую комнату, разделенную надвое перегородкой. Получилось, таким образом, две палаты: передняя и задняя.

В передней на финской функциональной кровати, где почти каждую ее часть можно было поднять, повернуть или опустить, лежал больной. Заднюю палату отвели для жены больного, которая ухаживала за ним. Это была невысокого роста женщина, широкая в плечах и бедрах, полногрудая, судя по грубым рукам, привыкшая к физической работе, с открытым взглядом и светлыми волосами. Она сидела на стуле у кровати и, судя по всему, еще ни разу со вчерашнего вечера не прилегла. Думы, заботы, тревоги легли на ее лицо.

Когда доктора вошли, она встала, поздоровалась и с недоверием приглядываясь к Виталию Сергеевичу, скрестив на груди руки, отошла к окну.

- Вот, Мария Сергеевна, доцента по Санавиации вызвали, – показывая глазами на Виталия Сергеевича, сказал Артур Петрович.

- Лишь бы отпустило, – заметила она.

Усаживаясь на стул, Виталий Сергеевич обратил внимание, что больной лежит в какой-то неестественной позе, свернув в сторону от него шею. Очевидно, он опасался возникновения болей при движении. Затем он осторожно повернул голову и посмотрел на доктора.

Глаза его словно были заставлены пеленой, и было видно, что взгляд возник где-то глубоко-глубоко, словно он уже жил не в этой, а в другой жизни.

Да это и понятно. Ведь инфаркт миокарда – не обычная болезнь, это «звонок оттуда», который порой надвое делит жизнь, и многие, думая, что жить-то, возможно, осталось уж немного, заново начинают переосмысливать жизнь.

                                                                                                                           5

На глазах у больного навернулись слезы. Мария Сергеевна, подойдя к кровати, стерла их платочком и, всхлипнув, отошла к окну.

- Простите, расслабился, – видимо, возвращаясь к реальной жизни, сказал больной.

- Вы боитесь пошевельнуться? – спросил Виталий Сергеевич, отворачивая с груди больного одеяло.

- Боюсь.

- Почему?

- Как бы хуже не было.

- У вас боли?

- Грызет.

- Где?

Больной скосил глаза на область сердца.

- И сильно?

- Никак вчера, теперь отпускает, потом опять. Волнами.

Виталий Сергеевич посмотрел на докторов. Ведь при инфаркте миокарда одним из правил лечения является устранение болей в области сердца полностью, без остаточного болевого синдрома, ибо боль, помимо других нежелательных эффектов, вызывает выброс в кровоток веществ, способствующих сужению коронарных сосудов, что создает условия, неблагоприятные для работы сердца, и не было ничего удивительного, что зона инфаркта все расширялась и расширялась.

Он взял фонендоскоп и послушал сердце. Несмотря на то, что больной лежал без движения, частота сердечных сокращений была высокой. Измерили давление. Оно оказалось несколько повышенным.

- У вас давление всегда?

- Уже три года – работа такая.

- Вы от стенокардии препараты принимали систематически?

- Да как вам сказать… У нас ведь как: пока гром не грянет, мужик не перекрестится.

«Это он правильно сказал, и в этом одна из особенностей наших больных», – подумал Виталий Сергеевич и вспомнил, что как-то к ним в клинику приезжал из Америки профессор и не переставал удивляться, почему больные систематически не принимают рекомендованные лекарства.

- Вы на этой работе давно? – спросил Виталий Сергеевич, внимательно присматриваясь к пациенту.

У него было обычное, ничем не примечательное лицо рабочего или колхозника, но уж никак не номенклатурного работника или государственного служащего, и физически он развит был под стать человеку физического труда: широкая грудная клетка, слегла лишь обложенная жирком, мускулы, крепкий торс и всего лишь килограммов восемь лишнего веса.

- Да года три уж. Раньше ничем не болел.

- Вы курите? – желая выяснить факторы риска, которые приводят к раннему развитию атеросклероза, спросил Виталий Сергеевич.

- Курит он. Все, чай, через это, и все переживает. День и ночь на работе, и все через сердце пропускает… Ну кто же выдержит?! – вмешалась в разговор жена.

- А как насчет поесть? Жирную, мясную пищу, масло, хлеб, яйца, сладости – любите?

- Это мы любим, – сказала Мария Сергеевна.

В конце беседы Виталий Сергеевич больного подбодрил, и доктора вышли из палаты.

- Ну, как он? – с тревогой в голосе спросила Мария Сергеевна в коридоре.

Она, видимо, в душе надеялась, что у мужа инфаркта нет, но утешить ее было нечем.

- Он на этой работе, наверное, уже работать не сможет? – предположила она.

- Почему же? После перенесенного инфаркта, даже иногда после двух, в этом возрасте обычно работают.

Мария Сергеевна промолчала. «Сказываете, да не про нас!» – говорили ее глаза.

- Вы даете ему что-нибудь успокаивающее. Ведь он только с виду такой, а сам лежит и переживает.

- Дадим, дадим, – заверил Валей Валеевич.

- Казалось бы, только жизнь пошла, – с дрожью в голосе заметила Мария Сергеевна, и на ее глазах навернулись слезы.

                                                                                                                                                                                                                                        ( продолжение следует)