Зеркало первой любви

Дорогой читатель! «Идель» – молодежный литературный журнал с более, чем 30-летней историей. Он возник как площадка для публикаций молодых и активных пишущих людей, начинающих писателей и журналистов. На наших страницах увидело свет немало достойных произведений. В нашей постоянной рубрике вы можете насладиться чтением ранних уже именитых авторов, прочувствовать, чем жила молодежь несколько десятилетий назад. 

1997, №1-2 «Идел»

– Доченька, никогда не подходи к зеркалу в полночь: мы не знаем, какие зеркала принадлежат нам, поэтому не испытывай судьбу. 
                                                                                                                                        Совет матери.  

Тот февраль выдался на редкость трудным и зловещим. Частые ангины у дочери грозили перейти в пневмонию. Упорно держалась высокая температура. Мила с трудом глотала предписанные врачом таблетки и воспаленной щекой прижималась к моей руке, словно спрашивая: «За что?» Обычная простуда осложнилась свирепствовавшим тогда «черным» гриппом, который вскоре подкосил и меня. Жили мы в ту пору с Миляушой в крохотной комнатушке училищного общежития. 

Примерно за полгода до этого, устав от бесконечных пьянок и скандалов мужа, я, прихватив дорожную сумку с нехитрым скарбом и подняв на руки двухлетнюю дочь, ничего не сказав, ушла из опостылевшего дома. 

Судьба сжалилась надо мной: одно из училищ города до самого октября не смогло найти нужного учителя. Мне отвели комнатушку, выделили кое-какую мебель, и я приступила к своим обязанностям. Государству, как и во все времена, было не до учителей. В конце концов, плохая одежда, скверное питание и жестокий февраль сделали свое черное дело: полноправной хозяйкой нашей комнатушки стала болезнь. 

Шла уже вторая неделя неравной борьбы с нею, когда однажды ночью я, не включая свет, протянула руку к чашке с водой и вдруг почувствовала странно-теплое прикосновение к спине. Резко обернувшись, я увидела нежное сияние, идущее от зеркала. Оно словно прикоснулось ко мне, затем поманило к себе, казалось, будто кто-то прошептал: «Венера…» Словно завороженная, пошла я на этот зов и, подойдя к зеркалу, не увидела в нем собственного отражения, которое неизменно проступало ночью при свете уличного фонаря. Там, в зеркале, обрел черты и зажил собственной жизнью другой мир: передо мной был длинный коридор нашей старой коммунальной квартиры, и дверь, выходящая на лестницу, тихо, без обычного скрипа, раскрывалась, ненавязчиво приглашая выйти во двор. 

Почувствовав легкость шестнадцатилетней девчонки, ничуть не удивившись тому любимому платью, которое оказалось на мне вместо халата, я перешагнула ставшую прозрачной грань между тем и этим миром и побежала к двери. Да! ОН был там.

– Как жизнь молодая? – улыбнулся он белозубой улыбкой. 

Среднего роста, ладно скроенный, загорелый, стремительный в движениях, уверенный в себе, он излучал удивительную добрую энергию, которая теплой волной проходила сквозь его протянутую для рукопожатия ладонь в мою и быстро пробегала к самому сердцу, заставляя его биться сильнее и радостнее. 

– Я увидел, что твоя мама сегодня пришла с работы раньше, подумал, что тебя отпустят, и поспешил сюда. Пойдем – сегодня в ДК твой любимый индийский фильм.

Мы шли, и отливающие металлом гулкие листья тополей шелестели на ветру. Улица была та же и не та: она казалась шире, длиннее и светлее, чем была на самом деле. Выстроившиеся вдоль нее тополя напоминали стены чудного храма – храма юности. Мир был бесконечно приветлив и добр, а теплая и сухая ладонь Раиля с каждым ударом сердца передавала радостную энергию счастья…

Вскрикнул во сне ребенок. Все исчезло, и я оказалась у кровати дочери. Но прежней слабости и дрожи в руках не было. Взяв на руки Милу, я почувствовала холод уходящей жизни и в страшной тоске, на грани безумия вытолкнула из себя ту энергию счастья, которую передала мне рука Раиля. Отяжелевшее было тельце дочери ожило, она попросила пить.

Забрезжил за окном рассвет, незаметно приблизился морозный полдень…Забежала по дороге участковая медсестра: охая и сочувствуя, ловко сделала необходимый укол… Мгновенно растворился за окном чахлый февральский день… Уложив Милу спать, я прилегла и сама. Светящиеся стрелки будильника совпали и застыли на цифре 12, когда я проснулась, услышав звуки собственного имени. 

Тихое сияние зеркала, и вновь – лето, запорошенное снегами десяти зим. 

Индийский фильм, как всегда, чуть припугнул, вдоволь рассмешил, порадовал необъяснимо родной музыкой и заставил добро торжествовать над злом. После фильма Раиль безобидно иронизировал насчет моей страсти к этим «наивным сказкам для взрослых».

И вновь вместе с теплом лета из его ладони в мою переходила чудесная энергия, возвращая силы и желание жить. Шутки, бессмысленный, на первый взгляд, диалог влюбленных, в котором интонация важнее слов, и бесконечная, беспричинная радость. Радость от сознания того, что ты молода, красива, здорова и любима. Любима тем, кто безмерно дорог тебе…

И на этот раз стон дочери вернул меня из счастливого зазеркалья, и на этот раз чудовищным усилием я отогрела тельце вдруг отяжелевшего ребенка.

Так продолжалось почти две недели. На тринадцатую ночь этих странных и желанных встреч с первой любовью я заметила необычайную грусть в глазах Раиля: он впервые нерешительно провел рукой по волосам и, словно выдыхая остатки своей жизни, произнес:

– Венера, больше я не смогу приходить к тебе…

– Почему?

– Нам нельзя… но я оставлю тебе зеркала…

Но договорить он не успел. 

Словно рябь прошла по яркому солнечному дню, радостная юность исчезла, и я увидела в свете серого зимнего утра изможденное и усталое лицо двадцатишестилетней женщины. Мила сладко спала. Жара не было: болезнь уходила. Я прилегла рядом и быстро уснула.

Днем раздался стук в дверь: за порогом стоял улыбающийся муж. Все его метр восемьдесят. 

– Мне сказали, что вы болеете, и я решил, что без меня ты точно угробишь ребенка. Вот гостинцы от бабушки.

Он поставил чемодан, полез в сумку… Потом, словно опомнившись, швырнул сумку, шагнул навстречу и обнял меня… Я почувствовала, как тепло счастливых ночей стремительно падает в бездонную пропасть его холодной души. С каждым мгновением он словно молодел, а я теряла силы и энергию. Шутливо оттолкнув его, я прислонилась к двери и часто задышала…

– Э-э-э, да ты совсем обессилела, старушка, –  он. – Где тут чайник?

Каким бы он ни был стервецом, он все-таки был отцом Милы. И я молча указала на плиту. Деревенский мед, масло, сметана, множество свертков с аппетитными угощениями заполнили стол…

С этого дня жизнь вновь вошла в привычное русло: приезд мужа заметно облегчил жизнь. Серые, сравнительно благополучные будни потянули телегу жизни…

Вместе с апрелем пришла настоящая весна. Однажды я встретила на улице бывшую одноклассницу, жившую по соседству с матерью Раиля. На мой вопрос о нем, она удивленно и с укором посмотрела на меня: 

– Я думала, ты знаешь. Его ведь два месяца назад похоронили. Попал в автокатастрофу.  Даже жениться не успел. Да и не хотел, по-моему…

Она назвала кладбище. На следующий день, чувствуя странную вину перед Раилем, я после работы решила сходить на его могилу. 

Сторож кладбища, объясняя дорогу, заметил:

– Очень оригинальное надгробье: не заметить будет трудно. 

Действительно, не успела свернуть на нужную тропинку, как что-то сверкнуло в ее конце: за одной из оград было установлено странное сооружение, напоминающее два прислонённых друг к другу зеркала. 

Испытывая безотчетную и радостную тревогу, я быстро подошла к одному из этих зеркал и заглянула в него: на меня, широко раскрыв глаза, смотрела шестнадцатилетняя девушка в сиреневом шелковом платье, а за ее спиной по-летнему зеленели тополя…