Борис Леушин: «Я верю, будет построена новая система координат!»

«Ты должен выступить раньше башкир, а то я тебе голову оторву!»

В комсомоле я со студенческих времен: на 1 курсе меня избрали замполитом курсового бюро комсомола, потом, на 2 курсе, – студенческим деканом факультета. Это такая форма студенческого самоуправления, студенты сами контролировали посещаемость занятий, решали вопросы назначения стипендий, выделение общежитий и так далее. Мы представляли свои выписки, а настоящий деканат принимал все решения. Вот такая была форма в 1969–1970 годах.

А потом с должности студенческого декана (это как заместитель секретаря факультетского бюро ВЛКСМ по учебно-воспитательной работе) меня выдвинули членом университетского комитета комсомола. И опять учебно-воспитательная работа. К тому же мне сразу поручили возглавить еще и шефский десант университета на КАМАЗе.

Это было очень яркое событие. Мы отобрали лучших студентов – отличников учебы, отслуживших в армии, – я был командиром, и в 1971 году поехали на КАМАЗ, досрочно сдав сессию: мы там проводили «Зарницу» для школ КАМАЗа, а во время проведения этой военно-патриотической игры открыли десять радиостанций, для чего пришлось брать разрешение в КГБ. Это же было невероятно: в районе строительства КАМАЗа вдруг заработало сразу десять радиостанций! Разрешение, на удивление многих, дали спокойно – зря говорят страшные вещи про КГБ. Они меня выслушали, все согласовали, студенты физфака КГУ провели обучающий курс для участников игры. И наша «Зарница» прошла на ура.

В этот же период там, в Челнах, читали лекции преподаватели с факультета общественных профессий: мы там открыли консультационный пункт по приему на рабфак КГУ. Вот и получилось, что первый опыт комсомольской работы у меня был в университете. Это был хороший опыт.

После окончания КГУ я распределился в Альметьевск, где начал работать учителем истории и обществоведения. А каждому комсомольцу надо было вставать на комсомольский учет. Отправился в горком комсомола, а там: «Зайдите к первому секретарю». А он меня и спрашивает, не хотел бы я поработать опять на общественной работе? И, при этом, преподавать в вечерней школе. Я согласился. Меня перенаправили в школу № 1 для рабочей молодежи, где я преподавал с семи до 11 вечера. А днем работал секретарем комитета комсомола треста «Татнефтепромстройматериала».

Вот когда у меня были деньги! На двух работах получал зарплату! В тресте рублей 110 и в школе – 40-50. И тратить их было некогда. Хотя в армии я, будучи командиром взвода, получал 220 рублей. Это были большие деньги. А в комсомоле – 110. Но все-таки деньги. А они, как известно, – документ на право жить (смеется).

В университете я получил хороший опыт работы в комсомоле. В тресте, куда попал, меня трижды не могли избрать – ребята просто не приходили на собрания. Организация была разваленной. Собственно, именно поэтому меня туда и бросили. Тогда я спросил своих подопечных: «Что вы хотите? Что вам надо?» А трест был большой, объединяющий несколько заводов, поэтому народу много. Оказалось, они хотят создать вокально-инструментальный ансамбль. В профкоме идею поддержали. Ансамбль наш назвали «Диссонанс» – так вот решили похулиганить. Но жизнь закипела, стали проводить вечера разные. Все остались довольны.

Опять спрашиваю: «А что теперь надо?» Мне отвечают: «Нам надо соревнования по стрельбе». Я написал положение о проведении соревнования по стрельбе на Кубок треста. И такие соревнования провели! Приехало много участников, так как по всему региону было много заводов, подчиняющихся тресту.

И партком, и профком – старшие товарищи – всегда шли нам, комсомольцам, навстречу. Оставалось только документально оформить инициативу и вперед.

Все эти наши ансамбли и прочие дела быстро заметили.

Вызывает меня управляющий трестом и интересуется моей зарплатой (а я ведь был подснежником, меня держали на рабочей должности) – работа моя ему нравилась. И за мою работу поднял зарплату – через год я уже получал 160 рублей.

И вдруг меня решают забрать в Альметьевский горком комсомола. Управляющий трестом Новиков был против, я ему был нужен в тресте. Говорил: «Я сейчас поеду в горком, ты останешься у меня». Приезжает поздно вечером: «Ничего не сделаешь, забирают». Так я оказался заворгом Альметьевского горкома ВЛКСМ. А через полгода стал первым секретарем там же – вот такая стремительная биография!

Через три года меня избрали вторым секретарем Татарского обкома комсомола, а потом и первым секретарем. Выступал на XIX съезде комсомола, а это особая почесть: на съезд отправляли лучших из лучших в своей профессии, и в комсомоле в том числе – профессионалы своего дела плюс отличные комсомольские организаторы. Там были и строители, и учителя, и токари. От республики, например, был артист балета нашего татарского театра – он хорошо вел комсомольскую работу в своем театре. Я выступил на этом съезде, хотя там давали выступать, в основном, представителям рабочего класса. А вот особым шиком считалось, если выступит первый секретарь обкома комсомола.

Поэтому накануне съезда я пошел к Рашиду Мусину (советский партийный и государственный деятель, первый секретарь Татарского обкома КПСС – ред.) и говорю: «Нам предлагают выступить, но в нашей делегации все учащиеся ПТУ. Мы, конечно, их подготовим, но хорошо бы первому секретарю попасть на трибуну». Мусин звонит Пастухову (советский и российский дипломат, советский комсомольский и государственный деятель – ред.), потом говорит мне: «Ты имей в виду, там сейчас начнут выступать друзья из соцлагеря – ГДР, Болгария и так далее. Они будут перебирать списки выступающих, начнут всех вычеркивать, так что ты смотри там! А, главное, ты должен выступить раньше башкир, а то я тебе голову отверну!»

Рашид Мусин

Мусин как в воду глядел: Танка Шопова из Болгарии выступала вместо семи все двадцать минут и «съела» три других выступления. Эген Кренц – первый секретарь комсомола ГДР – выступал восемнадцать минут. И вот, я смотрю, третий день съезда уже пошел. А меня нет в списках. И я пошел добиваться выступления, а то мне ведь голову оторвут!

Хожу около президиума, а там охрана. Вижу, идет Пастухов, я присел на корточки, нырнул под руками охраны и к Пастухову: «Вы же обещали Мусину, что я выступлю на съезде!» Он дал распоряжение. Меня посадили на второй ряд перед трибуной, а я беспокоюсь за ребят: я ведь им обещал, что если мне дадут выступить, я выпью стакан воды, который стоит на трибуне. Потому, что смотрел весь съезд – один Брежнев пьет воду, больше никто даже не притрагивается. Думаю, вода интересная, надо будет попить этой водички.

Я выступаю: «Мы будем хранить, как зеницу ока, дружбу народов. У нас Тукай сказал: "С народом России мы песни певали, есть общее в нашем быту и морали, один за другим проходили года, шутили, трудились мы вместе всегда. Вовеки нельзя нашу дружбу разбить, нанизаны мы на единую нить"». Раздался гром аплодисментов, а я стою – пью воду. Единственный, кто пил воду после Брежнева!

Но, главное, на съезде я сказал о том, чего ни у кого в республике не было – об МЖК (Молодежный жилищный комплекс – ред.). У нас в Казани было третье МЖК в Союзе – после Москвы и Свердловска (ныне Екатеринбург – ред.). Все на съезде выступают, что-то там докладывают. Например, первый секретарь обкома Донецка заявил: «Ко дню рождения комсомола мы посадим миллион алых роз», – песня тогда такая была очень модной. А я говорю: «Торжественно обещаю съезду, что мы 29 октября торжественно заложим первый камень МЖК. Это новая форма организации труда, когда люди объединяются и своими руками строят себе жилье». И мы заложили этот камень именно 29 октября! Я позвонил Пастухову, что мы сдержали слово, как и обещали съезду.

А потом Мусин скоропостижно умер и в обком пришел Усманов (Гумер Исмагилович Усманов – советский партийный и государственный деятель, первый секретарь Татарского обкома КПСС – ред.). Я считался «мусинским» и потому мне Усманов сказал: «Сейчас придут новые ребята, а ты давай развейся, иди повышай образование, готовься к серьезной работе. Не пожалеешь, если закончишь Академию общественных наук при ЦК КПСС».

«Мы в тебе идеолога не видим»

Академию я закончил на «отлично». Приехал в Казань и не пожалел, Усманов сдержал слово. Меня, правда, сначала отправили на идеологическую работу. Я писал в КГУ диссертацию на эту тему, но Усманов сказал, что во мне идеолога не видят, и диссертацию зарубили. Отправили меня – по звонку Усманова! – с одной кафедры на другую – на кафедру «Организационно-партийная работа, партийное руководство и экономика».

Возвращаюсь в Казань с уверенностью, что сейчас меня как направят на важную работу! А мне говорят: «Ты оторвался от жизни, садись и читай газеты». В орготделе говорят: «Тебя же учили, как правильно разбирать жалобы и писать заявления? Вот тебе жалобы, а вот заявления. Давай  разбирай». И вручили мне огромную пачку всяких жалоб и заявлений. И я начал ездить по разным районам и обстоятельно разбираться по всем правилам и методикам в жалобах, подробно беседовал с людьми, разбирался в хитросплетениях разных. И так два месяца. Но это правильно – проникся проблемами, пообщался с людьми. Все это время я был в резерве обкома.

Я уверовал, что я не идеолог. Орговик, кадровик – но не идеолог. Потом вдруг меня назначают «сверху» вторым секретарем Вахитовского райкома партии. Я должен был курировать вопросы экономики и промышленности. А через два месяца меня сделали первым секретарем этого райкома. Вот так все и было: я успел войти в курс дела и меня перевели со второго на первого. Это был 1986 год – время, когда начались мутные времена.

«Верю, что морок пройдет и Россия возродится»

Говорят, сейчас при гражданском обществе нет института контроля. Я считаю, просто нет привлечения масс к общественной жизни. Да, Советский Союз был авторитарным строем. Но комсомол был важнейшим институтом гражданского общества, прекрасным механизмом вовлечения мало-мальски активных людей в общественную жизнь. Это приводной ремень: комсомол через партию вовлекал широкие массы молодежи и в строительство, и в социалистическое строительство вообще.

Когда большевики взяли власть, они поставили перед собой две задачи. Первая – построение нового общества без эксплуатации человека человеком, вторая – воспитание нового человека. В воспитании нового человека большевики главный упор сделали на комсомол и выстроили стройную систему воспитания, начиная с октябрят. И по-настоящему воспитывали нового человека. Посмотрите на законы юных октябрят и пионеров, на комсомольский Устав: «уважать старших», «не обижать слабых», «помогать пожилым», «уважать ветеранов», «хорошо учиться» – что здесь неправильного?!

Была стройная система: октябрята, пионеры и комсомол, который всем этим руководил. Пионерских вожатых, председателя совета дружины школы утверждали на комсомольских бюро. Начиная с младых ногтей и до 28 лет, комсомол пестовал молодую поросль, опекал, растил, а на маленьких делах (по принципу «от простого к сложному») учил решать вопросы. То есть, это был важнейший институт гражданского общества, говоря современным языком.

Раньше было искреннее уважение к человеку труда. Не зря ведь выдвигали в делегаты съездов доярок, рабочих – всех поднимали, старались не только показать им жизнь, но и помочь дорасти до нее. А в обществе воспитывалось уважение к таким людям.

В какой-то период с комсомолом что-то случилось. К нему выработалось отношение ироничное и циничное, считалось, что там одни карьеристы, которым ничего не надо, кроме собственного удобства. Эти настроения усилились в 80-х. Когда 40 миллионов в рядах ВЛКСМ – а только в нашей республике было 550 тысяч комсомольцев – это является срезом общества: все, что есть в обществе, есть и в комсомоле. Как в любой организации. Другое дело, что у молодежи все ярче проявляется.

В молодежных организациях быстрее все ломается, так как взрослые более выдержанные и взвешенные. У молодежи это все эмоционально и ярко. Думаю, и партия все ослабила – сама стала разлагаться. Просто в комсомоле эти процессы разложения и вырождения идеологии произошли быстрее и заметнее, чем в КПСС. Естественно, такие процессы, которые шли в обществе, первым делом отражались на комсомоле.

Но надо сражаться против того, чтобы все огульно охаивать. Во всех общественных явлениях можно найти изъяны. Ленин сказал: «Мы – партия новаторов. А на новое дело всегда поднимается молодежь». На борьбу с ворьем и гнильем первой поднимается молодежь. «Мы партия будущего!» – а будущее принадлежит молодым. Партия так и делала – на каждое новое дело она отправляла комсомол с девизом «Даешь!». Комсомолец – на трактор, самолет, на целину. На все новое партия нацеливала комсомол, и комсомол откликался, отправляя молодежь: «Даешь Магнитку!», «Даешь Турксиб!» и так далее. Это были очень действенные технологические приемы.

Карьеризм? Да, карьеристы были. Но ведь позитивного было больше. Естественно, там были перекосы. И дров наломали. Но комсомол честно выполнял поручения партии. А когда партия перестала осуществлять свою руководящую роль и сама загнила, на комсомоле это отразилось больше и острее. Потому, что молодежь сама остро чувствует фальшь. Идеологическое влияние партии ослабло. Поэтому все и пошло вкривь и вкось.

В принципе, возможно, что и сегодня молодежь с радостью поедет, скажем, тайгу осваивать. Почему нет? Нужно только использовать современные технологические приемы, чтобы заинтересовать молодых людей на трудовые подвиги.

Конечно, сегодня слишком большое значение имеют деньги. И у общества нет целей. Вот, повышают пенсионный возраст – это разве цель? К этому разве надо стремиться?

А тогда цели были – построение социализма, коммунизма. И была уверенность в завтрашнем дне. А сейчас общественных целей не ставится, поэтому и трудно. Если мы создадим общественную систему ценностей и поставим общую и важную цель – все у нас будет. Если поставить перед обществом конкретные цели, используя современные технологии, то можно и молодежь в тайгу сагитировать.

Я верю, что нынешний морок пройдет, и будет построена новая система координат. Россия, безусловно, возродится.