Гали: "Без фотоархива завтра мы опять будем монголо-татары"

 Рамиль Якубович Галиев (Гали) родился 11 марта 1958 года в Челябинске. В 1960 году семья переехала в Ульяновск, а в 1972 году – в Адлер. Окончил школу в 1975 году. Советской армии связистом. После демобилизации 1978 году приехал в Казань и поступил в КХТТ.  В 1981 году  получил диплом по специальности химик-технолог и поступил на Завод им СП Горбунова (1981–1987). Работал в газетах «Татарстан яшьлэре» (1987–1991),  «Молодежь Татарстана» (1991–2000), «Гудок» (2001–2002), «Комсомольская правда» (2002–2009), «Труд» (2013–2015). Ныне – фоторепортер Информационного агентства «Татар-информ». Член СФР с 1995 года. Десять персональных выставок, две за рубежом. Более пятидесяти выставок в группах. Лауреат конкурсов СССР. Член Союза журналистов России.

Я УВЛЕКСЯ ФОТОГРАФИЕЙ С РОЖДЕНИЯ

Мое увлечение фотографией началось практически с рождения. К моменту моего появления на свет, папа решил сделать маме сюрприз – купил фотоаппарат, потратил на него всю получку. Конечно, у мамы были свои какие-то планы на эти деньги, поэтому она взяла фотоаппарат и пошла сдавать его в магазин, но в магазине фотоаппарат не приняли, сказали – поздно. С двух недель моей жизни папа меня фотографировал. Мне повезло дважды, потому что папа был –хороший фотограф-любитель, он много снимал меня, семью, друзей. С двух недель я уже был его моделью, а в пятом классе стал фотографом. Мой дядя – профессиональный фотограф, с которым я проводил ночи, печатая фотографии, и к девятому классу я получил профессию. Но тогда мне казалось, труд фотографа сродни труду официанта, я не воспринимал эту профессию серьезно. Окончив Казанский химико-технологический техникум, я попал по распределению на завод.

На тот момент я фотографировал друзей и знакомых, у меня не было гонораров. А на заводе мне предоставили рабочее место, где я должен был ходить в противогазе. Когда я стал старшим инженером по вентиляции на химическом заводе, рядом находилась фотолаборатория, и я увидел, как прекрасно живут фотографы. У них были «Жигули», они были прекрасно одеты, в карманах у них были пачки денег. А я тогда получал зарплату в сто двадцать рублей. К тому моменту я уже был женат и должен был уже приносить деньги домой. В результате я пошел и продал свой свадебный костюм, а на вырученные деньги купил втайне от супруги фотоаппарат.

На заводе была малотиражная газета, я познакомился с ее редактором и стал там публиковать свои снимки. Параллельно делал фотосессии в детских садах, школах заводских – шабашил. А потом уже стал заводским фотографом, когда освободилась ставка. У меня появился доступ к заводской фотоаппаратуре, я мог общаться с другими фотографами и учиться у них. Меня тогда научили работать с деревянным фотоаппаратом! Это был нешуточный боевой опыт. Тогда я понял, что я хочу быть журналистом. Я получил возможность выходить на производство, мы снимали собрания и даже криминальную сводку. Потому что завод был режимный, и туда не пускали, если какое-то происшествие происходило.

Работая на заводе, я подрабатывал внештатным фотографом в газете «Вечерняя Казань», в параллельно встал в очередь в штат газеты «Татарстан яшьләре», потому что вакансия фотографа должна была освободиться только лет через десять, по очереди. В 1986 году случился скандал штатного фотографа с ответственным секретарем, и фотографа уволили. На его место претендовал десяток человек. Но конкурс выиграл я, проработав всего год. Но все могло окончиться плачевно. Я поехал на первую фотосъемку в поле, как раз был август, жатва. А там какой-то сокол или ястреб не смог взлететь, и комбайнер поднял его за крылья. Я сделал кадр – комбайн, молодой комбайнер, взлетающий орел. Окрыленный, я прилетел в редакцию, распечатал снимок пришел к ответсеку и положил на стол.  Он сказал «ладно». Потом, когда я открыл газету, снимка не было. Я пошел к секретарю, спросил, а где же карточка, он указал на мусорное ведро, где лежала моя фотография. В этот момент я понял, что произошло с моим предшественником. Я взял свой снимок и пошел к редактору. Он нас обоих отправил в Челябинск на фото-фестиваль, там был всероссийский семинар, на который надо было привезти свои фотографии. Я собрал целую коллекцию художественной и репортерской фотографии. Все это проходило в крытом спортзале, все поле было выложено фотографиями. Их оценивал Владимир Вяткин – преподаватель фотодела на журфаке МГУ, редактор журнала «Советское фото». Дойдя до моих фотографий, он остановился и спросил: «Ваши фотографии?». Я ответил: «Мои». Мне присудили первое место среди советских фотографов, а ответсеку поручили написать обо мне материал. Он потом в этой статье передо мной извинялся. После этого он начал мне доверять, все, что я приносил в редакцию, ставилось на ура. Через какое-то время у меня появилось профессиональное имя, и оно уже работало, так что порой даже слабые снимки проскакивали, я сам удивлялся.

Проработав несколько лет в «Татарстан яшьлэре», я ушел в газету «Молодежь Татарстана». В это время образовался журнал «Идель», и меня пригласили туда. Но параллельно появилась газета «Шахри Казан», и мне там посулили квартиру, поэтому я принял второе предложение. Продался за квартиру, а так бы мог попасть в «Идель» (смеется).

ЮБИЛЕЙ БАБАЯ

В 1997 году был 60-летний юбилей Президента Татарстана Минтимера Шаймиева. В «вечерке» меня попросили поснимать его родную деревню. Я приехал туда, ну деревня и деревня, что-то надо было придумать. Решили искать детские санки Шаймиева, первую парту Шаймиева. И там мы нашли учителя, который собирал старые вещи, утюги там, и предметы, которыми мог пользоваться президент. Я собрал целую коллекцию, двор с санками, делал постановочные кадры, друзей президента там поснимал. И получилась хорошая подборка. Дали целый разворот, Шаймиев позвонил, поблагодарил. Потом мне сказали: «Это он, наверное, все же, тебе хотел сказать спасибо».

«ПЛОЩАДЬ СВОБОДЫ»

Году в 97-м открылась газета «Площадь свободы» – цветное издание было создано под предвыборную кампанию Равиля Муратова. Там я научился работать с цветом. Года через два газета закрылась. Газета становится нерентабельной, людей начинают увольнять, а я думаю, как же людей поддержать. И становлюсь неофициальным директором рекламы. Мы начинаем выпускать календари и буклеты. Там я начал делать художественную работу для плакатов. Даже начал людям платить зарплату. Когда пошла прибыль, я предложил руководителю фонда выступить на телевидении, чтобы мы могли дальше продвинуть проект, сделать рекламу, но получил отказ. И здесь я понял, что в Казани мне больше делать нечего. Как раз на тот момент в газете «Гудок» работал мой тезка Рамиль Файзутдинов, он пригласил меня работать в новом проекте – они стали выпускать юмористическую цветную путевую газету, такое развлекательное чтение для людей в дороге. Это был 1999-й год. И там я хорошо проработал два года. Параллельно был личным фотографом московского клуба «Локомотив». Потом сменился министр транспорта, и редакция закрылась. Всех уволили в один день.

«КОМСОМОЛКА»

Снова помог случай. Я опубликовал в журнале «Журналист» материал, где рассуждал о русской и европейской фотографии. На обратной стороне моего текста была опубликована статья редактора «Комсомолки». Он увидал мой текст и пригласили меня на работу.

И в 2002 году я попадаю в «Комсомольскую правду» и сразу – в пул Президента РФ Путина. Мне там очень нравилось, это была интересная работа. Когда я пришел на место съемки, охрана выстроилась между фотографами и президентом, мне удалось снять только профиль. Я понял, что надо как-то по-другому работать. На следующий день я встал перед дверями, поставил все объективы, четыре часа стоял. Ко мне подошел пресс-секретарь, спросил, чего я тут стою. Я сказал: «Вот, опять эти двухметровые дядьки набегут, и я опять ничего не сниму. Я первый буду проходить». И я первый забежал, сделал прекрасные снимки, там нашел лучшую точку. И после этого пресс-служба стала ставить «личников» (личных фотографов – прим. ред.), а потом меня. Через полгода разразился скандал, почему этот татарин впереди всех стоит. И там было такое счастье политиков снимать, они всегда хорошо одеты, хорошо кормят, никто никуда не убегает.

Потом меня перевели в «Шоу-бизнес», потому что газета «Жизнь» обогнала по тиражу «Комсомольскую правду», главред газеты Владимир Сунгоркин посидел, подумал: «Рамиль же быстренький такой, давайте его переведем в шоу-бизнес», а шоу-бизнес снимали папарацционно. Когда я пришел туда работать, оказалось, что меня узнают – моя азиатская внешность была приметна. И буквально через месяц уже все знали, что я представляю «Комсомольскую правду».

Была такая группа «Карат», которая охраняла голливудских звезд. А все гонялись за ними, они же наездами в России. И западники потом покупали эти снимки у нас за валюту, притом было очень выгодно в неожиданном ракурсе снять голливудскую звезду, а их всегда закрывали охранники. В общем, я как-то не особо вписывался в этот шоу-бизнес. Я понимал, что еще чуть-чуть и меня точно выгонят с работы. Я уже ждал приговора. И вдруг в редакции раздался звонок и женский голос сказал: «Я из группы “Карат”, нам нужен фотограф, который снимает шоу-бизнес». Мне дали трубку. Тогда мы еще снимали на цветную пленку, и у меня было много фотографических отпечатков, и естественно, там были эти мальчики из группы «Карат».  Она мне сказала, что они делают книгу о том, как их ребята охраняют голливудских звезд. Я сказал, что у меня таких снимков очень много, привез им пачку фотографий. Руководитель сказал, что я им сделал практически всю книгу и спросил о сумме гонорара. И тут сработала моя смекалка – от денег я отказался в обмен на то, что охрана не будет загораживать звезд. Ударили по рукам. После этого жизнь моя поменялась. Я стал лидером этого «Шоу-бизнеса», потому что охранники охраняли еще вдобавок и меня, я снимал этих звезд, при этом меня возили во всякие закрытые мероприятия, я снимал сплошь эксклюзив, отдавал в «Комсомолку». У меня завелись знакомства, я узнавал обо всем первым.

ОБЛОЖКА ДОЛЖНА БЫТЬ ВКУСНОЙ

Когда я работал в Москве, мне довелось сотрудничать какое-то время с журналом «7 дней». Мой знакомый фотограф, с которым я раньше часто бывал «на полях», стал редактором. Он попросил меня снимать обложки для этого журнала. Подобный опыт у меня был в журнале «Сююмбике». И я из понятной и привычной репортерской работы окунулся в «прорубь» обложечной фотографии. Дело в том, что обложка должна нести определенную тематику, к тому же работать пришлось со звездами шоу-бизнеса. Это люди большими амбициями и с дурным характером. Поэтому я не просто снимал эти обложки, я еще и плакал, когда их снимал, потому что иногда мне хотелось модель избить! Потому что порой и макияж мне не нравился, и прическа, и одежду мне хотелось с нее сорвать, чтобы с дизайнерами вместе что-то сделать. Но я держал себя в руках, строил глазки, чтобы хоть как-то выправить ситуацию. Обложка ведь заключена в тонкие намеки. Мы должны намекать, что мы красивая нация, мы должны красиво показывать своих людей. Необходимо как-то тонко включать туда свои символы – это может быть головной убор, это может быть вышивка, это может быть какой-то знаковый предмет на втором плане. При этом мы должны сохранить стиль журнала. Допустим, сначала мы показываем на обложке красивые лица и смысловые детали, а потом вдруг делаем ночной снимок – высвеченный фарами силуэт, то, это недопустимо. Должна быть определенная программа обложек годовых или полугодовых хотя бы. На обложке также присутствует и текстовая информация, она должна подготовить читателя к содержанию номера. Очень важно передать это послание через деталь, текст, лицо обложки. Это очень сложный процесс. За рубежом очень большие деньги платят за обложки, мало кто их умеет делать. Нужно сделать ее так, чтобы ее хотелось вырезать и повесить на стену в рамке.

ФОТОДОКУМЕНТЫ ИСТОРИИ ТАТАР

Сейчас решается судьба татарской фотографии. 14 августа 2018 года в Казанском кремле мы открыли экспозицию «Железные люди» («Тимер кешелэр»). Это история Татарстана в фотографии.

Вы думаете, кто-то ходил на митинги? Я ходил на каждый митинг, как на работу, при этом на какое-то большое событие могли прийти десять фотографов, а если митинг маленький, никто не приходил, я снимал один. Это же история наша! Я снимал сортиры на улице Баумана. Давайте спросим у наших «великих» фотографов, есть ли у них в архивах сортиры на улице Баумана. Есть бандюки? Гопники есть? Нет! А у меня есть. Есть также соломенная крыша, последняя, настоящая соломенная крыша. Минарет деревянный, который не срезали. Первый крестный ход из кремля. Первый никах – мечеть Марджани вообще запрещали снимать! Это сейчас и мама может снимать, а раньше запрещалось и фото, и видео. Я с большим трудом проходил в мечеть, чтобы хоть что-то как-то снять. Обрезание есть у вас? Покажите! Это история. Это сейчас его делают хирургическим путем, а раньше бабай это делал. У нас масса чего в изображениях нет. Вот, завтра я скажу, все я устал, у меня архив лежит в Москве, я уеду и все. У вас здесь не будет ничего. Не будет этих фотографий, просто не будет. Вы будете писать, да, «были годы», а какие они были? Как они шли, шарфы мохеровые? Нет, не найдете! Полумесяц на башне Сююмбике – эксклюзивно я только снимал. Потому что тогда приехало телевидение и я. И очень много таких моментов, я просто сейчас вспомнил. А вот коммунисты ушли, подписание договора, передали власть, милиционер стоит, наблюдает за этим. Где? Нет. У меня есть. Как власть поменялась? Нет. Это главные документы страны!

И я сейчас хожу по кабинетам и предлагаю создать электронный архив. Путин сказал, что нужно развивать цифровые технологии. Давайте займемся оцифрованием фотоархивов, потому что если мы этого не сделаем, нас обойдет Запад. Африканцы все свои цифровые носители отдали Европе, потому что деньги не хотели тратить, а теперь не могут забрать. Вся история Африки в электронном виде находится в Европе теперь. Мы сейчас повторяем тот же путь. Почти все, что мы закачиваем в Интернет, принадлежит  иностранцам. И мы оттуда уже не сможем достать свои архивы. Поэтому сейчас я предлагаю хотя бы юридически создать какие-то условия, чтобы фотографы могли оцифровать и включить фотографическое изображение в общее поле. Чтобы этими архивами можно было пользоваться для создания книг, для иллюстрации материалов, да и вообще, для поиска информации. Чтобы не ездить и не бегать, это же можно одним кликом мыши побывать в любом регионе. Например, нужен нам КАМАЗ самый первый – нажал кнопку – получил. Мы должны создать свою базу электронную,  чтобы она помогала в работе, чтобы этот архив не лежал мертвым грузом где-то на чердаке или того хуже – в помойке. Учебники мы тоже должны заполнять фотографиями. У нас президент фотографирует, эти фотографии очень важны, потому что он иногда фотографирует там, куда ни один фотограф не может попасть. Мы должны поддерживать своего президента. Вот, Дмитрий Медведев снимает, его фотографии в коллекции входят большие, по миллиону за фотографию платят. Николай II снимал, вся царская семья, хроника осталась, потому что царь любил фотографировать.

Мы должны сейчас в Татарстане понимать, если старшее поколение фотографов уйдет, мы останемся ни с чем. Есть архивы Владимира Зотова, Эдварда Хакимова, Юрия Филимонова, пока они живы и здоровы, слава богу. А Анатолий Андронов ушел – архива нет, Алик Биктимиров ушел – архива нет, Николай Седов ушел – архива нет. Василий Мартинков ушел – архива нет. Многие снимали татарскую деревню, у нас ее нет вообще! Потому что тяжело было проявлять, потому что там не было проточной воды, надо было бегать на колонку. Только в 50-х, когда появились узкоформатные пленочные камеры, мы могли эти снимки получить. А в деревне была целая жизнь, мы хотим знать, были ли там столы, какая была одежда, какая была мода. Что ели, где лежали, как одеты дети, какой дом. Для того, чтобы это все сохранить, нам нужен музей, нам нужно создать электронные базы. У нас столько иномарок! А надо-то на это всего две иномарки потратить: одну – на сканер, второй – на носитель. Это я не для себя лично, я это хочу для Республики. Это важно.

Часть истории уже не в архивах, она ушла. Только журналисты снимали пустые полки и развалившиеся заборы перестройки, срез жизни того времени. Понимаете, фотография – это документ. Без фотоархива завтра мы опять будем монголо-татары, у нас нет истории, у нас нет документов. А почему? Потому что не соображали. Потому что вроде не надо было, а сейчас надо и негде взять, вот уже и деньги есть, и желание, а людей тех нет. Вся нация заключается в архивах, мы должны детям показывать, какие мы были. Вот я переснял, я не знаю, куда это денется. Татарин попал в Берлин, у него был трофейный фотоаппарат, и он снимал, как татары ходят по Берлину. Снимки размером со спичечный коробок. Я переснял, я не могу ни выкупить, ни забрать этот альбом. Но у нас в этих альбомах история людей, там вся жизнь. А если это все выбрасывать, поймите, это как соты, вот мы из этого района взяли альбом, из этого. Если у нас есть комната, где мы можем собирать эту нашу историю, авторам мы можем их книги выпускать. У нас есть документальная основа.

Почему я эту тему поднимаю? Потому что мне очень хочется сохранить татарскую историю в фотографиях, это очень для меня больной вопрос. Двадцать лет назад у нас не было ни одной исторической выставки. Последняя выставка, которая была, я помню, это была выставка Арнольда Бренинга. Его расстреляли за фотографии, но сохранились они на чердаке – пластинки там пролежали семьдесят лет. И случайно были найдены. И они внесли просто фундаментальную базу нашей старой Казани. Потому что он снимал очень много город. И мы увидели через семьдесят лет, какой была Казань. И чтобы вернуть какие-то знания, если мы что-то захотим отреставрировать или для фильмов даже создать декорации, нам нужна основа. Это чудо, что вот это сохранилось, потому что пластинки эти не сохранялись, это стеклянные пластинки, их отдирали и – в коровник, стекла не было. У нас же столько было старых фотографий, в которых негативы хранятся, но когда революция произошла, в коровниках окна делали из них. И мы потеряли, потеряли очень много.

И поэтому я решил, чтобы обратили внимание на уходящую историю. Выставка «Железные люди» – срез 88–93 годов: референдум, болезненные вопросы, все организации, все партии пришли в движение. И строительство началось, возрождение храмов, показуха ушла, слово «свобода» – это привкус, люди не знают этого слова. Когда мы отсидели за железным занавесом, он упал, получили свободы, вернулись в коммунизм, у нас все на прилавке есть. Все, коммунизм пришел, для нас он капиталистический, но коммунизм. У нас свобода – мы можем полететь куда угодно. И вот, резкое попадание из одного мира в другой создало эту эйфорию. Конечно, эта коллекция фотографий – золотой фонд, потому что только благодаря старой исторической фотографии, мы можем создавать определенное поле понимания нашей молодежью, кто мы вообще и откуда идем, и какие мы пережили катаклизмы.

Это только кусочек айсберга. На самом деле архив очень большой. Сейчас выставлена коллекция из ста фотографий, но будет выставлено шестьдесят, а сорок будут показывать на экране. Потом эта экспозиция поедет по республике, чтобы люди в Татарстане ознакомились.

Бюджет выставки – около полумиллиона. Куратор выставки и пиар-директор Ирина Райхштат. Выставка проходит под эгидой «Татмедиа» – нас поддержал Андрей Кузьмин. Я очень счастлив, что руководитель агентства «Татар-информ» Шамиль Садыков отнесся к этой идее с большим пониманием. Я считаю, что за полтора года мы сделали очень большую работу. За это время я подучил многих фотографов агентства, у них улучшился уровень. Я много лекций прочитал бесплатно. Есть идея создать базу.

Если меня поддержат, пригласить сюда иностранцев, создать какой-нибудь фотографический фестиваль. Это очень важно, потому что приедут иностранцы, профессионалы, и они будут сразу фотографировать. Идеологически очень важное мероприятие можно провести.