ИРИНА ЛАПТЕВА: «Процесс работы – самое лучшее время для меня»

Со Средней специальной музыкальной школой при Казанской консерватории связаны имена многих известных артистов. Некоторые из выпускников школы преподают в родных стенах и продолжают традиции своих учителей. Среди них виолончелистка Ирина ЛАПТЕВА – заслуженная артистка Республики Татарстан, заслуженный деятель искусств Республики Татарстан, доцент Казанской консерватории.

Ирина Марсельевна ведёт класс камерного ансамбля и специальный класс виолончели в Средней специальной музыкальной школе.

Воспитанники Ирины Марсельевны сегодня – лауреаты престижных всероссийских и международных конкурсов, участники фестивалей, они играют в лучших коллективах страны, выступают за рубежом.

– Ирина Марсельевна, расскажите, как начинался Ваш музыкальный путь.

– В моей семье не было музыкантов, но мама была музыкальным человеком, она любила петь. В 70-е годы учиться музыке было престижно и перспективно, поэтому мама постаралась, чтобы меня опередили в третью музыкальную школу города Казани. В 10 лет я начала заниматься на виолончели, хотя до этого даже не знала, как выглядит инструмент. Просто виолончель посоветовали маме в школе. Я попала в руки хорошего педагога Розы Ахатовны Асадуллиной. Она училась в консерватории у профессора Афзала Насретдиновича Хайрутдинова. Позже Роза Ахатовна привела меня в его класс. Через некоторое время он пригласил меня учиться в музыкальную школу при консерватории. И я стала заниматься у Афзала Насретдиновича.

– Было Вам ли страшно переходить из одной школы в другую?

– Я очень опасалась переходить в десятилетку, потому что не знала, как меня встретят дети. Переживания были напрасны, потому что школа оставила потрясающие впечатления. Это испытывали все, кто приходил туда учиться. Атмосфера поражала, мы все были увлечены одним делом, профессией и музыкальными проблемами. В обычной школе было много проблем, которые объединяли детей, но они не музыкальные, а музыка всегда стояла для меня особняком. Когда все ходили кататься на коньках, я занималась. В такие моменты чувствуешь себя белой вороной, но совсем иначе было в десятилетке. Все наши стремления- были общими, вместе учили музыкальную литературу, пели оперы. Мы жили одной жизнью и одной идеей.

– Чем еще запомнилось обучение в школе?

–На уроках литературы у Ирины Константиновны Пахтушкиной мы рассуждали и обсуждали концерты, которые недавно прослушали. Например, если мы знали, что на зачете будет играть всеобщий любимец Игорь Гирфанов, то Ирина Константиновна снимала нас с уроков, чтобы мы могли послушать его, а потом обсудить.

Как только я поступила в школу, у меня была мечта жить в интернате. Мне хотелось не просто приходить в школу, а круглосуточно находиться в атмосфере музыки. А в интернате была очень хорошая атмосфера, но это осталось моей несбывшейся мечтой.

– А как жили дети в интернате?

–Сейчас интернат как общежитие: у ребят своя жизнь. А вот раньше мы знали всех, кто там живет. Конечно, они были голодные,

они все время набирали хлеб, который лежал на подносах (последний ужин был в шесть часов вечера). В интернате у них не было даже чайников, вообще ничего.

Многие так испортили себе желудки. Как они, бедные, все это терпели?..

В этом плане нам, городским, было намного легче: мы были накормлены, напоены у себя дома.

– А откуда приезжали учиться дети?

– Много ребят из деревни. У нас были бригады педагогов, которые ездили по деревням и искали талантливых детей. Например, так обнаружили ныне заведующего кафедрой деревянных духовых инструментов Илсура Ибрагимовичаа Ай- натуллова. Он рассказывал, что хорошо жил, играл на гармошке на всех свадьбах и каждый раз приходил домой с полными карманами конфет. Он все подбирал на слух, и таких слухачей выискивали в районах. Приезжали дети, которые не разговаривали по-русски, и тогда наши педагоги самоотверженно учили их языку, дополнительно занимались сольфеджио. Им приходилось трудно, но все их всегда поддерживали, относились трепетно. И, видимо, не зря. Многие из них состоялись как музыканты, но многие и уходили после восьмого класса.

– А как Вы начали работать в десятилетке?

–Мне предложили работать в десятилетке и в симфоническом оркестре. Недолго думая, я решила пойти работать в школу. Это был правильный выбор, потому что в оркестре настали неблагоприятные времена.

В 90-е годы была очень плохая финансовая ситуация в стране, нужно было практически работать бесплатно. Один год (это был 1994 или 1995) просто круглый год не платили зарплату. Педагоги держались каким-то чудом. Именно тогда очень многие из наших сверстников ушли из профессии, кто-то стал риелтором, кто-то делал мебель... Я удержалась благодаря родителям, которые получали пенсию. Мы жили вместе, поэтому дома всегда было что поесть, и мой ребенок был накормлен. С одной стороны, было тяжело жить всем в тесной квартире, а с другой стороны, это было спасением.

Был период, когда в любых музыкальных школах было гораздо выгоднее работать, чем в десятилетке, поэтому там остались самые стойкие педагоги, которые не представляют себе другой жизни.

– В симфонический оркестр Вы не пошли, но зато поработали в камерном оркестре «La Primavera».
 
– В десятилетке я познакомилась с директором школы Рустемом Абязовым, и он тогда организовал из бывших выпускников квартет, который в 1989 году стал Казанским камерным оркестром «La Primavera».

Сначала он существовал на общественных началах, мы просто два раза в неделю встречались.

Затем мы прикрепились к университету. Как лаборантам нам даже платили небольшие деньги, чтобы мы совсем не разбежались. Позже оркестр стал государственным. Мы были единственным коллективом, который регулярно два раза в год выезжал на гастроли. Мы выступали во Франции, Швейцарии, Швеции и других странах.

В 2012 году я ушла из оркестра и окончательно перешла работать в консерваторию.

– Давайте вспомним Вашу студенческую атмосферу в консерватории

– Студенческая жизнь была интересная: у нас обязательно был день первокурсника, новогодние капустники. В консерватории мероприятия устраивали народники и дирижёры. Пианистов в жизни на капустники не сподвигнешь, они немножко единоличники. А эти факультеты вносили новую, живую струю. Капустники были интересны даже больше тем, кто их организовывал, чем тем, кто их смотрел.

– А Вы были участником или наблюдателем?

– Первый, второй курс я активно принимала в этом участие, а потом уже началась серьезная подготовка к конкурсам и концертам. И я немножко отошла от общественной жизни. А потом я уже начала подрабатывать в музыкальной школе. Это было трудно совмещать.
– Профессор Афзал Хайрутдинов был Вашим педагогам по специальности.

Расскажите, каким он был человеком и преподавателем.

– Афзал Насретдинович – это легендарная личность. В детстве мне он казался добрым и с добротой относился ко мне, хотя я видела, как его боялись студенты. Он всегда приносил дисциплину на кафедру, всегда был требователен, и его суждений опасались. Он держал марку до последних лет.

– Он прошел Великую Отечественную войну. Рассказывал военные истории?

–Я советую прочитать его книгу «Война и мир Афзала Хайрутдинова». Она читается как приключенческий бестселлер. Каких только у него там не было историй: на него и похоронка приходила, его и в груде трупов случайно обнаруживали похоронные бригады. Однажды они ехали на грузовике, и ветер сдул его фуражку. Он соскочил, чтобы ее поднять, и в это время бомба попала в грузовик и убила всех ребят. Его столько раз спасала судьба! Когда солдаты несли трофеи из Германии, он привез виолончель. Не что-то другое, а немецкий инструмент! Он всегда вспоминал это время с оптимизмом. Он был очень оптимистичный, здоровый и сильный человек. До последнего не переставал работать, только за два года до смерти почувствовал немощь, а так всегда был в строю и светлом уме.

– Чьи занятия в консерватории Вам запомнились больше всего?

– Замечательные уроки были у Владислава Михайловича Маклецова, Георгия Михайловича Кантора. Эти педагоги очень интересно вели лекции. Юлдуз Накиевна Исанбет – гроза теоретиков – преподавала нам современную музыку. Она была очень высокого класса специалистом, высочайшим знатоком и требовала соответствующих знаний от своих студентов. У нее были своеобразные, только ей свойственные методы преподавания. Я помню, как она дала нам задание законспектировать книгу по современной музыке за очень короткий срок. А потом по этому материалу задавала вопросы. Она спрашивала про одну из симфоний Сергея Прокофьева. В книге было написано несколько страниц про влияние этой симфонии на поколение, на музыкантов того времени. И внизу сноска, где было мелко написано, что она была исполнена лишь после войны. А мы проходили творчество Прокофьева довоенного периода. Наши неправильные ответы ее очень злили, она начинала кричать:

«Какое влияние эта симфония могла оказать, если ее никто не слышал? Вы думаете, что читаете?». Ох, это было страшно! Мы все сразу притихали. Позже, как оказалось, она хвалила нашу группу и ставила в пример теоретикам. Она была суровой, но справедливой, она научила нас мыслить. Она хотела, чтобы мы научились читать между строк. Я до сих пор продолжаю учить своих студентов тоже мыслить. Хочу, чтобы они умели видеть главное, а не просто повторяли заученное.

– А педагоги по специальным предметам?

– Я очень благодарна нашим педагогам по специальным дисциплинам Борису Вольфовичу Каплуну, Вадиму Алексеевичу Афанасьеву, который вел у нас камерный оркестр. Долгие годы камерный оркестр в консерватории был на постоянной основе, раз в полгода мы давали концерты, готовили программы. В оркестре не было случайных ребят, Афанасьев просто туда их не брал. Он был заведующим кафедрой и мог выбирать ребят, которые хотели заниматься и были увлечены процессом, поэтому оркестр всегда находился на хорошем уровне. С камерным оркестром состоялись первые гастроли за границу, это была замечательная поездка. Прорыв для того времени. В голодные годы девяностые у нас даже перловки в магазине не было. И вот мы попадаем в Германию, где высочайшая культура во всем и изобилие всего. Уровень культуры поражал и вдохновлял. Любой слушатель концерта мог абсолютно спокойно рассуждать о музыке, о различных исполнителях. Все мы приехали очень воодушевлённые. Музыка становилась возможностью увидеть другой мир.

– И все стали стремиться уехать?

– Тогда многие уезжали в Ирландию, Словению, Францию. Кто-то выходил замуж, кто-то женился. Просто так уехать очень сложно. Из Москвы начали уезжать раньше, а потом и провинция вышла на этот уровень, но только на десяток лет позже. Позже
даже документы российских музыкантов перестали брать, а поначалу это было возможно, и многие пытались уехать.

Самое главное найти хорошую работу. Если тебя работа устраивает в России, то совершенно спокойно можно прожить и у нас. И говорить о голодном существовании мы не можем.
 

– Ирина Марсельевна, а чем Вы еще увлекаетесь помимо музыки?
– Очень долгое время любила шить. Я шила себе даже шубы и пальто и, конечно, концертные платья. В последнее время это ушло на десятый план, как-то не хочется открывать машинку. Сейчас я занимаюсь садом, выращиваю цветы. Это очень увлекательно, когда из маленькой семечки вырастает красота. Ну, а последнее хобби — это строительство и обустройство домов.
– Что вдохновляет Вас?
– Меня всегда вдохновляло музыкальное общение, я очень люблю играть в ансамбле. Сейчас нас лишили ансамблевого музицирования – это плохая сторона карантина. Мне даже больше нравится репетиционный процесс, чем само выступление. Процесс работы – самое лучшее время для меня.

фото из архива Казансокй государственной консерватории