С ЛЮБОВЬЮ К АДМИРАЛТЕЙСКОЙ СЛОБОДЕ

Когда вы горите желанием осмотреть Храм защитникам Казани, что на островке, в середине Кировского моста, то непременно окажется, что храм закрыт на реконструкцию. Но это отличный повод совершить кругосветное путешествие – обойти вокруг островка. Алфёровский гений проглядывает по верху и в просветы ограждения, запрятанного в островной зелени. Коряга из корней, притворившаяся чудовищем. Живописные громадные камни, на которых наверняка по ночам отдыхают русалки. Утиный выводок, плывущий по своим утиным делам. Рай для рыбаков.

В Адмиралтейской слободе Кировский мост уступает права Кларе Цеткин и местному железнодорожному мосту, который оглядывает прохожих с высоты своего положения. Из-под моста навстречу бежит сине-белая часовенка, удерживаемая за плечо старой котельной.

На улице Столярова гипсовая женщина и гипсовый школьник долго и безуспешно просят подвезти их хотя бы на пятьдесят лет назад. Придорожный парк фонтанирует зеленью и скульптурой молодой матери с кувшином в руке. Мать умывает двоих малышей, а те всячески уворачиваются от водяных струй.

Вековая часовня при Адмиралтейской больнице закрыла глаза, сквозь персиковую пудру кирпича просвечивает мертвящая белизна впалых щёк. На входной двери белеют листки нетрудоспособности.

Карта Казани подмигивает Брюсовским глазом. Старые резные деревянные домики почти вросли в землю, иные прячутся за палисадники с золотыми шарами, чтобы не видеть бетонных заборов, за которыми важные обитатели возводят пафосные дворцы.

Выходим к Казанке. Заброшенное мусульманское кладбище на берегу светло и безучастно взирает на проплывающие баржи и моторки. Подводные травы цепляются за ноги, но стоит оттолкнуться – и попадаешь в стихию воды и неба. Красный бакен долго любезничает с двумя чайками.

Белая ваза фонтана в Адмиралтейском саду изнывает от жажды. Двухсотлетний одутловатый тополь задумался посреди дороги: можно ли объять необъятное?..

Оседлав мост, шагаем через железнодорожные пути и выходим на Широкую улицу. Пока я изучаю, насколько она широка, спасительная колонка дважды наполняет водой пластиковую полторашку. 

Трёхэтажные домики на Кожевенной раскраснелись кирпичом, звёздами на воротах и мозаичными панно с подвигами пожарных.

Горбатый мост закрылся от посетителей, но два ушлых путешественника пролезают под перегородкой и протискиваются сквозь зазор. Мост прекрасен, как и старое, зелёное от тины девственное русло Казанки. Любуемся вместе с голубями.

Гладилова неизгладима царской статью двухэтажных каменных особнячков, деревянным роскошеством резьбы, Алафузовским театром в четыре башенки-шлема, фасетами льнокомбинатовских окон.

Первомайский Ленин на постаменте, как на броневичке. Правая рука у него предусмотрительно спрятана в карман: не кукиш ли он показывает каким-нибудь ярым националистам?

Пушки у казанского порохового завода в оба глаза смотрят на сияющие купола Зилантова монастыря напротив. 

В скромном дворике поодаль – бюст дореволюционного начальника порохового завода Лукницкого. Лукницкий выписывает нам пропуск в Парк Петрова, встречающий Грандиозной триумфальной аркой по случаю 100-летия казанского казённого завода (1788 – 1888). Барельефы с военными сценками России всех времён. Ощетинившаяся реактивными снарядами «Катюша». Замечаем невдалеке две скульптуры – мужскую и женскую – колоритной восточной наружности. Судя по тому, что каждая из них стоит в ладье, это шахматная фигура. Спору нет – тоже боевая единица.

Встречные чёрные очки, не моргнув глазом, очертили дужками нужное направление, и через пять минут мы спустились к старому руслу Казанки. Дикие берега, вопиющая зелень! Конструкция из нескольких укрытых листами проржавевших труб, облагороженная подобием ворот, соединяла два берега. Мы с радостью первооткрывателей прошли по шаткой поверхности, запечатлев себя во вратах и на восхитительном скелете моста. Нырнули в лесную тропинку и спустя полчаса вынырнули у подножия Зилантовой горы. С вершины улыбалась монастырская колокольня, прощая все грехи за этот проделанный путь. 

В шестом часу вечера волны Казанки вблизи Кремлёвского моста массировали уставшие ноги, к которым постепенно возвращалась чувствительность. Внезапно небо потемнело, в воздух поднялась туча песка, вид на Кремль и Кул-Шариф заволокло серой пеленой, а на наш коврик посыпались жёлтые листья. Чайки безумно сновали над головами. Одинокая утка металась между берегом и волной. Однако вскоре всё стихло, и солнце, куражась, дохнуло лучами в разрыв облака. Между тем мы уже перемещались по песчаной дорожке вдоль моста. Забетонированные ступеньки спускались прямо в воду, к камышам. Ступая на Кремлёвскую набережную, увидели, как под мост торжественно вплывала баржа, снисходительно позируя десяткам устремлённых на неё объективов. 
С любовью к Адмиралтейской слободе…