Тятя, уши!

Древний город Тетюши расположился на высоком берегу Волги. До сих пор никто точно не знает, откуда такое странное название у этого прелестного городка. Есть несколько версий, но мне больше нравится та, о которой мне рассказали в редакции тетюшской газеты «Авангард», где я проходила студенческую практику.

 «Ну, после такого дождя жди хороший отёл»
К ХХ веку Тетюши был городом уже несколько столетий. И всю жизнь носил это необычное гордое название.

Есть несколько вариантов, почему город именно так называется. Но в «Авангарде» в первый же день поведали, что давным-давно «ехал как-то мужик с мальчиком на телеге и у населенного пункта, который теперь и есть этот город, увязла лошадь по самые уши в грязи. Мальчик, пораженный и напуганный увиденным, закричал: "Ой, тять, уши!" Отсюда, говорят, и пошло название села, возле которого лошадь чуть в грязь не засосало по самые уши - "Тятюши"».

Мне, стопроцентной горожанке, этот провинциальный городок на Волге в 1988 г. показался настоящей деревней – по просторам, отсутствию дорог и многоквартирных домов, с бесконечными рядами частных подворий с разнообразной скотиной, водой в уличных колонках (про объекты типа «Эм» и «Жо» и так понятно – уличный вариант), про прыгающих в траве у дома кур с цыплятами, пасущихся коз с бубенчиком на шее… Но больше всего меня удивило, что в дневное время на улицах Тетюш не было никого. Вообще никого! Даже бабушки не сидели на скамейках, а копошились на своих бескрайних грядках. Все при деле. Абсолютно все.

В редакции местной газеты «Авангард» нас встретили очень тепло: прибыла подмога, а, значит, кому-то из журналистов можно свалить в долгожданный отпуск.
Познакомившись с коллективом, мы сразу же отправились на первое редакционное задание – написать репортаж о ходе полевых работ.
Побросав чемоданы прямо в редакции (заселять нас собирались вечером, когда придет (?) комендант общежития), мы с чисто пионерским задором ринулись исполнять поручение начальства. «Я смогу! Я докажу!» –  эти эмоции незабвенного попугая Кеши из любимого всей страной мультфильма прямо-таки читались на наших вдохновенных лицах.
До полей, где, в прямом смысле слова, пахали тетюшские комбайнеры, нас домчал бывалый «газик». Ну, как домчал: по пыльным сельским дорогам мы тряслись часа полтора.

В пути мы страдали. От невыносимой тряски, когда казалось, что внутренние органы меняются местами. От палящего солнца, которое угнездилось в зените и отмахивалось от малейшей тучки. Но, главное, от пыли, столбом стоящей в салоне «газика»: все окна в машине были распахнуты настежь, чтобы пассажиры тупо не угорели от зноя в раскаленном салоне. И вот эта пыль над нами прямо поприкалывалась от души.

По нашей нижайшей просьбе водитель остановился возле колонки, и мы, распаренные, вывалились из «газика». Все вокруг стали хохотать, даже куры, похоже, поддакивали своим хозяевам – кудахтали что-то подозрительно громко. Но, если честно, смеяться было над чем: пыль покрыла наши лица плотным серым слоем. И лишь возле глаз было более-менее чисто, так как столичные штучки были очкариками. Четкие очертания очков придавали лицам сходство с противогазом. Или очковой змеей. В общем, здравствуй, веселая минутка!

Отмывшись на колонке и заодно остудив творческий пыл, мы поплелись допрашивать комбайнеров на предмет «перспектив на урожай».
Здесь нужно пояснить, что мы, студентки КГУ, не просто впервые попали в сельскую местность. Мы понятия не имели о том, чем именно занимаются на деревне, что и как выращивают, чем отличаются яровые от озимых, что такое отел, элеватор, почему нельзя на одном поле выращивать рожь и свеклу… Это все равно что филологу писать диссертацию о Большом андронном коллайдере – слова какие-то слышали, но как их применить по делу, вообще не знаешь.

Поэтому наши вопросы к усталым мужикам были прямо от того самого Кеши, который, помнится, на вечерних посиделках в деревне умничал: «Ну, после такого дождя жди хороший отёл!», «Свекла заколосилась!», «А ежели дождь во время усушки, а?»

Спасибо тетюшским коллегам: наши робкие попытки выглядеть опытными журналистками, которые вот прямо с рождения только и делают, что пишут в «Сельскую новь» о буднях советской деревни, они тактично исправляли, направляя беседу с копчеными комбайнерами в нужное русло.

В итоге, между прочим, вышло два неплохих репортажика, за которые нас даже похвалил главный редактор. И наш куратор, имя которой помню до сих пор, –  замглавреда «Авангарда» Людмила Михайловна Путятинская.

Хорошо все-таки в то время учили в КГУ, раз абсолютно «нулевые» студентки так быстро въехали в тему.

«Не пей из колодца – козленочком станешь!»
Отпахав первый день в редакции, мы поплелись в общагу педагогического училища – устраиваться.

Нам, как столичным гостям, выделили комнату-люкс: она была на втором этаже, окна выходили на козырек крыльца (практическую пользу такого расположения мы оценим позже), но, главное, в комнате была закрывающаяся дверь… Замка, правда, не было. А вот дверь была. Которую мы в первую ночь подперли своими панцирными койками, чтобы выспаться в относительном спокойствии, потому что у местных по ночам наступало время забав.

Но до ночи было еще далеко, а после «полевых работ» нам страшно хотелось помыться. А воды в общаге, по советской традиции, не было… И пошли мы на берег матушки-Волги!

Надо сказать, что Тетюши располагаются на высоком и очень крутом берегу реки. И, будучи приезжими, мы просто не знали тайных троп, по которым тетюшцы спускаются к реке.

А окунуться в чистую прохладную воду хотелось аж смертельно. И мы, не поняв, как к воде пройти, решили к ней проехать. На пятой точке.
Сели на глинистую землю и понеслись, аки в аквапарке, к вожделенной воде. Рухнули в приветливые волны и ну кувыркаться, плескаться, смеяться и наслаждаться! И так было хорошо, что аж визжать от восторга хотелось.
Перехотелось, когда решили возвращаться. Дальше рассказывать хочется по-былинному: «И застыли две мокрые девицы перед отвесной горой из глины. И поняли девицы, что ждет их очередной аттракцион смелости, ибо предстояло вознестись на гору, не запачкав только что помытые тушки в теплых водах матушки-Волги».

Короче, на гору мы карабкались. Жаль, никто не видел, как две городские мадмуазельки, утопая по локоть и по колено в глине, преодолевают гору, периодически скатываясь вниз.

Если честно, в какой-то момент стало страшно. Быстро надвигалась темнота, мы в чужом городе, отовсюду слышались непонятные звуки. Но прямо до паники доводило то, что мы никак не могли вскарабкаться на эту чертову гору, чтобы наконец-то попасть в свой общагинский люкс.

И плевать было на то, что после Волги мы стали в 10 раз грязнее. Что наши платья легче выкинуть, чем отстирать. Что здесь, в этих Тетюшах, все против нас. И вообще – хочу к маме!

Мы, конечно, выбрались. И порадовались, что на дворе ночь: два существа, с ног до головы обмазанные глиной, вряд ли порадовали бы тетюшан, решивших перед сном погрызть семечки на крыльце.

Мы, шухарясь по кустам, добежали до ближайшей колонки и стали мыться, мыться, мыться, позабыв о конспирации и фыркая, как лошади на водопое. И пили эту ледяную и очень вкусную воду, позабыв про правило – «не пей из колодца…»

Чистые, уставшие, но довольные мы пришли домой и рухнули спать.

Но спать не получилось.

«Справа кудри токаря, слева кузнеца»
В Тетюшах в конце ХХ века было два средне-специальных учебных заведения – педагогическое училище и сельскохозяйственный техникум.

В первом учились одни девочки, во втором – только мальчики. По вечерам, согласно гендерным правилам, составы перемешивались: весело общались, кто-то кого-то прижимал в темном углу, доносились стыдливо-довольные визги девиц… Все бы ладно, но эта параллельная жизнь проходила по ночам исключительно на территории общаги, в которую нас заселили.

В первый день, умаявшись от работы, впечатлений, похода на Волгу, мы, рухнув в койку, приступили к самой сладкой фазе сна – засыпанию. И ведь почти заснули. Но тут началось: беготня по коридору, взвизги румяных девушек, басовитый хохот их хахалей, битье бутылок.

Мы, тургеневские девушки, от такой правды жизни потеряли сон. И боялись лишь одного: как бы хмельной кавалер не перепутал комнату своей зазнобы с нашей, потому что наша дверь открывалась даже не пинком, а легким толчком. И что делать с нетрезвым гостем в ночное время, мы просто не знали. И так мы боялись этой перспективы, что сдвинули кровати к двери и, «бдя» по очереди, додремали до утра.

Утром, помывшись на колонке, с тяжелой из-за недосыпа головой приплелись на работу, где нас ждали задания по освещению жизни Тетюш и Тетюшского района в период летней пахоты.

Так мы провели неделю, днем упариваясь на работе, вечером и ночью дрожа за своей дверью.

Через неделю недосыпаний нас охватило бешенство. Мы выловили коменданта общежития и выкатили требования: дверь в комнату починить, дверь в общагу в 23.00 закрыть, непрошеных гостей выдворить – нам, понимаете ли, работать надо! А мы тут не высыпаемся!

Возвращаемся вечером с работы, и… ничего не изменилось. Вообще ничего. Но обитатели общаги стали смотреть на нас косо…

Ночка выдалась жаркой. В этот раз эпицентр нетрезвого хохота и зажиманий организовался возле нашей двери, а в окно лезли (спасибо тому самому козырьку) наши потенциальные ухажеры, как им самим казалось. Они влезли в количестве четырех штук, уселись на наши кровати и стали поедать все то, что мы прикупили на ужин-завтрак.

Не знаю уж, были ли это разошедшиеся от куража будущие комбайнеры или первые парни на деревне, но к столичным штучкам они приперлись с явно недобрыми намерениями.

И тут нас заклинило. Мы стали так орать – не о т страха, а от злости. Мы стали их выгонять, применяя физическую силу, мы стали их выпихивать из комнаты и вынимать из пасти наше (!!!) печенье. На эту битву сбежалось пол-общежития и даже появился комендант, который, посмотрев на наши запотевшие от бешенства очки, предпочел попросить мальчиков на выход.

И наступила долгожданная тишина! Мы выспались. Впервые за неделю тетюшской жизни. Битву с местными за правильную жизнь выиграли.

Барышня и хулиган
Три недели, оставшиеся до нашего отъезда, мы жили, как и положено: ухаживания (даже громкие) в общаге длились строго до 23.00, спиртное внутрь не проносилось (хлебать из бутылок бегали на улицу), посуду не били, на кухне – идеальный порядок. После 23.00 – тишина и покой. Правда, дверь в само общежитие так и не закрывалась, но тишина-то ведь наступила. Так что мы позволили себе не быть мелочными.

 С нами стали здороваться подчеркнуто уважительно, и, как в советском кино, однажды к нам пришли гости из общежития сельхозтехникума, причесанные, в застегнутых рубашках, с конфетами и лимонадом. Мы вели светскую беседу: мальчики расспрашивали нас об университете и городской жизни, а на прощание, как в том самом наивном фильме, сказали: если кто обижать будет, только свиснете. Прям чистый Маяковский с его «Барышней и хулиганом».

Практика шла своим чередом. Ничего трудного даже в бытовом вопросе в ней уже не было. Как-то притерлись к сельскому образу жизни и, как советуют психологи, расслабились и начали получать удовольствие от своеобразного быта, добродушных людей, понятных правил жизни.

Другое дело, что с творчеством было туговато: темы ходили по кругу, чего-то серьезного нам не доверяли, приходилось писать заметки о людях труда и зарисовки о передовиках жатвы. Ну, еще обрабатывать информационные сводки с полей: сколько тонн тетюшцы намолотили в конкретный день.

Было скучновато, если честно. От нечего делать (особенно в выходные) начала радовать размеренность и неспешность сельской жизни.  Из развлечений только книги, привезенные из Казани. И это в 19 лет, когда хочется постоянно лететь вперед, совершать революции, переворачивать надоевшие устои с ног на голову, доказывать, что черное – это белое… Когда хочется совершать прорывы в журналистике. И время-то ведь было самое то: Горбачев со своей перестройкой уж несколько лет «открывал» людям глаза, гласность и ускорение еще не стали притчей во языцех, а были путеводной звездой в счастливую жизнь. И так хотелось быть в центре вот этих событий: разоблачать, развенчивать, рушить до основания, чтобы затем строить! А тут тебе – удои-надои, отел, намолот, козы с курами.

Казалось, что жизнь у нас в этих Тетюшах застыла. Причем, навсегда. А нам хотелось жить, хотелось вырваться в бурлящую Казань.

А как только «Ракета», увозившая нас в Казань, отчалила от пристани с названием «Тетюши», стало…грустно, что ли.

За этот месяц мы, оказывается, полюбили Тетюши.

Ребята из редакции стали родными, Путятинская – чуть ли ни мамой.

Они ведь нам устраивали развлечения: на том самом бывалом «газике» возили на пасеку, где мы ели самый вкусный и ароматный мед в мире. А потом – в вишневые сады, которыми до сих пор славится правый берег Волги. Тетюшские вишни – тоже самые лучшие в мире.

А в день отъезда нам подарили две огромные корзины черной тугой ягоды, и мы, ставшие заправскими селянками, лихо протащили их на борт «Ракеты».

А перед отъездом молодые коллеги из «Авангарда» устроили нам прощальные шашлыки на берегу Волги:  наконец-то показали те самые тайные тропы, по которым к реке можно вполне себе прилично спуститься.

За шашлыками мы просидели до темна, потом долго шли по городским неосвещенным улочкам до нашей общаги. Говорили-говорили-говорили обо всем на свете. И, конечно, о том, что теперь мы – друганы навеки, что мы сюда еще вернемся, а они непременно приедут в Казань. И свято ведь верили, что так и будет.

А у родной общаги нас ждал сюрприз. Двери общежития оказались наглухо закрыты! Первый раз за 30 дней нашей жизни здесь! Мы так долго этого добивались – и добились-таки!

Смех, конечно, был гомерический, голос вахтера (и откуда он взялся-то?!) – прям как голос вахтера: строгий и авторитетный. И этим своим голосом он нам сообщил, что после 23.00 в общежитие пускать никого не велено. А время было уже за полночь.

Но спасибо козырьку! Мальчишки через него залезли к нам в комнату, открыли все двери, галантно пожали ручку и отправились восвояси, унося с собой веру, что непременно сбудется то, что мы наобещали друг другу.

Мы тоже так думали. Пока не рухнула та, наивная, страна. А вместе с ней рухнули прежние планы и мечты.
Наступило время иных желаний.