В ПУТИ

В июльском номере прошлого года мы знакомили читателей с главой из воспоминаний ученого Яхъи Абдуллина (1920–2006) в переводе с татарского его дочери и внучки Зульфии и Айгуль Акчуриных. Материл вызвал большой резонанс. Публикуем еще один фрагмент из книги Яхъи Габдулловича. Яхъя Абдуллин – доктор философских наук (1978), профессор (1981), почетный член АН РТ (1995). Заслуженный деятель науки Российской Федерации и Республики Татарстан. Главный научный сотрудник отдела истории общественной мысли и исламоведения Института истории им. Ш. Марджани АН РТ (2000).

Тихий день. Темный лес. По небу, почти касаясь верхушек деревьев, плывут облака. На лесной поляне расположена маленькая деревушка. Вдоль ограды одного дома сложены друг на друга толстые бревна. Я играю на них. Взбираюсь бегом на вершину, бегом спускаюсь и бегаю по бревнам вдоль. И вдруг бревна покатились. Они сбивают меня с ног. Одна рука осталась под бревном. Нестерпимая боль. Я заплакал. Это первая картинка детства в моей памяти. За ней всплывает следующая картинка: я на руках у мамы. Обняв меня, со словами «Ай бала, ай бала» она, поглаживая меня, куда-то бежит. 

Третья картинка. Мы в одном из домов этой деревни. Деревянная изба. Чисто убранная комната. Перед нами аккуратно одетая стройная женщина. Она совершенно не похожа на других женщин этой русской деревни. Ни внешностью, ни манерами. На ней одежда, отличающаяся от одежды простых русских женщин: длинная черная юбка, коричневая блузка из ткани в полоску, на ногах туфли. Волосы аккуратно собраны на затылке. Она прощупала мою руку со всех сторон и неожиданно сильно дернула, послышался щелчок, я закричал.

Кем была эта женщина? Я столько лет ищу ответ на этот вопрос. Бесспорно, она из русской интеллигенции. Однако как она попала в это глухое место? Сошла с обоза армии белых? Или ее забросило сюда другим водоворотом жизни и она скрывается здесь до лучших времен? 

Это первое событие в моей жизни, врезавшееся в память. Оно произошло в Сибири, у подножия Алтайских гор, в темных лесах вокруг города Бийска. Сюда нас забросил страшный голод 1921 года. Сопоставляя факты, думаю, что в череде событий моей жизни описанное произошло либо осенью 1922 года, либо весной 1923, так как осенью 1922 года мне еще нет и трех лет, так что более ранние воспоминания вряд ли сохранились бы в моей памяти, а дальнейшие события после весны 1923 четко стоят перед моими глазами. 

Мы в пути, в родные края. Запряженная парой лошадей повозка. Туда сложен весь наш скарб. Одна лошадь наша, вторая – Габдельсамат абый. Дорога без конца и края. Она тянется и через лес, и через широкую степь, и вдоль реки. Проходит и через горы. Лошадьми управляют папа и Габдельсамат абый. Габдельсамат абый прибыл в Сибирь со своим отцом. А тот год спустя, оставив Габдельсамат абый с нами, вернулся в родные края с младшим сыном Мусой абый. 

Кроме родителей и Габдельсамат абый, в нашей семье есть еще Салиха апа, я и моя трехмесячная сестренка Сара. Салиха апа – родная сестренка моей мамы. Она вышла замуж за младшего брата папы Габдельжаббар абый. Тот был красным командиром. Сначала участвовал в боях с Колчаком, а позднее уехал воевать с Врангелем и не вернулся. В голодные годы родители взяли Салиха апа с собой.

 Мы в пути. Мама тянет детскую арбу с Сарой. Салиха апа ведет меня за руку, временами поднимает на руки. Иногда по очереди садимся в повозку. В памяти остались отдельные события этой нескончаемой дороги. В степи широкий водоем. Река ли это, озеро ли? Не знаю. Переходим через него. Салиха апа, подтянув высоко штанины и взяв меня на руки, вошла в воду. Мама несет Сару. Папа и Габдельсамат абый с двух сторон погоняют лошадей. 

В степи сумерки. Мы остановились на ночлег. Суматоха. У папы сильный озноб. Говорят, что нужно найти змеиный рог и поставить его подмышку. Не знаю, нашли или нет, тем не менее, на следующее утро мы были уже в пути. 

Все та же широкая степь. Опять ночь. Шумят, кричат, что киргизы украли лошадей. Мужчины стали бегать по окрестностям. Только перед рассветом они вернулись на место стоянки с лошадьми. Как смогли вернуть лошадей? Это еще долго обсуждалось. 

Детская память не все сохранила. Идем вдоль какой-то реки среди гор. Дорога тянется вдоль берега. На склонах гор лес. Силы лошадей на исходе. На них не действуют ни крики «на-на», ни удары плетьми. С места не сходят. Мужчины тянут лошадей в воду. Я не понимаю этого, беспокоюсь, кричу, что утопят.

 Горы, дорога через лес. На нашем пути раскинулся большой сад. В саду собираем яблоки. Два мешка яблок, выданных нам за труд, поместили в глубь повозки.

 К вечеру перебираемся через какую-то реку. Было хлопотно переправлять паромом лошадей и повозки. Когда мы вновь тронулись в путь, было уже темно. Позади виднеются очертания гор, объятых темнотой, мерцают огни города. Сейчас я думаю, что это была Уфа.

И вот мы прибыли в Жылыш. Почти у каждого из нашей группы здесь живет родня. Мы остановились у Ибрагим абзый. Это старший брат папиной тетушки. Нас радушно встретили. Затопили баню. Моемся. Отдыхаем. В этой деревне мы гостили два дня. 

Последний день пути. Вышли в дорогу с восходом солнца. В душе сильное волнение, сердце нетерпеливо колотится. Мы приближаемся к Большим Кибякози. Это моя родная деревня. К вечеру копыта наших лошадей застучали по улице Больших Кибякози. Чуть пройдя, перешли по мосту через небольшую речушку. Слева на склоне горы стоит небольшой не очень богатый домик с надворными постройками. На склонах горы деревья. Русские ворота. Перед домом забор. От ворот вниз к речке тянется изгородь. Окна дома заколочены досками. Сказали, что это наш дом. Однако наши лошади прошли мимо. Остановились, не доезжая мечети, возле ворот с колодцем. Из дома выбежали люди. Встречи, объятия, слезы.

 Это наше родовое гнездо. Там родился папа, туда пришла снохой мама, там и я родился. Наша семья переехала в тот вышеописанный дом после моего рождения. А в этом доме сейчас живет папин старший брат Габдельлатыйп. А дедушка с бабушкой умерли еще до моего рождения. В их честь я звал Габдельлатыйп абзый бабаем, а его жену – яшь эби. В их семье ранее упомянутые Габделсамат абый и Муса абый и дочь – Зайнап апа.

 Лошадей с повозкой завели во двор. Женщины прошли в дом. Накрыли на стол. Застолье было долгим. Я уснул. 

Утром папа с мамой запрягли лошадь, взяли с собой Сару и отправились в наш дом. Я остался в доме бабая. Целый день ходил за Мусой абый. Выходим во двор, чистим хозяйственные постройки. И на улицу выходим. Он меня расспрашивает по-русски. Видимо, я русский язык знал лучше, чем татарский. Что ни говори, я рос в далекой Сибири с русскими мальчиками. Но я стараюсь, отвечаю и по-татарски. 

К вечеру пришел папа. «Айда, сынок, домой пойдем. Мама спустилась в погреб и никак не может выбраться. Я не смог ей помочь, а вместе мы справимся». Отправились домой. А дома мама сидит за столом и ест суп. Посередине стола стоит лампада. Вот, говорит, сама смогла выйти. Меня уговорили заночевать. Утром, проснувшись, огляделся. Смотрю, дом вычищен, полы помыты, в окно светит солнце. Под лавкой лежат тыквы. Обошел дом, осмотрел сад. Папа с мамой уговаривают меня остаться. Говорят, что без меня им будет скучно. Ладно уж, поживу один-два дня, у вас, оказывается, и тыквы есть. С такими словами я остался дома. С этого началось мое знакомство и моя жизнь в моей родной деревне Большие Кибякози.

РОДНАЯ ДЕРЕВНЯ. МОЙ РОД 

Моя родина, деревня Большие Кибякози, расположена вдоль реки Макса, которая огибает ее с восточной стороны и затем через три километра впадает в реку Меша. Во времена моего детства, в 20-х годах, говорили, что в деревне 180 домов. А в годы коллективизации, в начале 30-х, говорили, что число домов дошло до 200. 

Улицы деревни были покрыты зеленой травой, а сама деревня утопала в зелени деревьев. С какой бы стороны ты ни возвращался, уже издали был виден полумесяц минарета мечети, расположенной в центре деревни. 

Макса – небольшая речушка. Тем не менее, на лугах вдоль нее были, хоть и небольшие, угодья для сенокоса. Пора сенокоса в разгар лета становилась праздником. Мы бегали собирать ягоды, щавель на луга и склоны гор, а ранней весной мы, дети, бегали на соседнюю гору за диким луком. На побережье росли высокие деревья, ивы, тополя. В речушке под корнями деревьев были и впадины, укрывавшие нас с головой. В водах Максы водилось видимо-невидимо рыбы. Мы ловили ее и удочкой, и просто рубашкой. А весной взрослые ловили сетью целые ведра пескарей. На высоких берегах реки устраивали соревнования по борьбе.

 На склонах гор напротив деревни, радуя глаз, шумел сосновый бор. Если ехать со стороны Арска, то уже на полпути между Арском и Максабаш был виден этот сосновый бор, призывно волнуя душу. Возле бора, стекая прямо с вершины горы, журчал родник. Его называли родником святых. Этот родник и сейчас существует, жители деревни ухаживают за ним, место истока обнесено металлической решеткой. Возле родника стоят кружки, на ограде висят рушники. А соснового бора уже нет. Это природное богатство, веками охраняемое народом, в 30-е годы во время коллективизации вырубили на нужды колхоза.

 Выше соснового бора, посередине поля, есть одно возвышенное место. Говорят, это место, где Алып (великан, богатырь) отряхивал свой лапоть. По преданию булгар, этот герой, пройдя семимильными шагами огромный путь через леса-поля, остановился здесь отдохнуть и, сняв лапти, отряхнул их. И как будто из земли, высыпавшейся из лаптей, образовалась эта возвышенность. 

Недалеко от Верхних Кибякози (прим. – соседняя деревня) расположен лес. По преданиям, там жили шурале. Прямо рядом с лесом  располагалась маленькая деревушка Тулюшка. Деревня, проклятая Шурале. Ее жителей Шурале сильно беспокоил, периодически появляясь в деревне. Однажды жители деревни смогли его схватить и запереть в погреб. Набрали в лесу сухостой, навалили на крышку погреба и подожгли. Шурале умолял, просил, лил слезы. «Абыйлар, не поджигайте меня, пожалуйста, выпустите», говорил. «Впредь я вас не буду беспокоить». А жители деревни не послушали его. Они были сильно рассержены. Подожгли погреб. Шурале, задыхаясь, проклял людей: «Пусть в Тулюшке из девяти домов останется только три. Впредь пусть будет не более двенадцати домов». В это время поднялся сильный ветер, и огонь с крышки погреба перекинулся на соседние дома. Пожар. Золу от шести сгоревших домов ветер разнес по округе. Уцелели только три дома. После этого деревня не восстановилась. Количество домов всегда было не более 9-12. Во времена моего детства в Тулюшке было 13 домов. 

Ниже соснового бора, напротив деревни, есть глубокий овраг, который называли рекой Галдыр-гол. Овраг выходит на небольшой луг возле деревни. Во времена моего детства он был глубоким, склоны каменистыми, в глубине бил родник. Однако его воды не доходили до Максы, впитывались в почву в глубине оврага. По ночам на вершине оврага мигали огоньки. Взрослые говорили, что это призрак Галдыр-гол бабая, похороненного там. Это место для нас, детей, было таинственным, вызывающим опасения. Если днем мы и посещали этот овраг, то вечером туда уже не ходили.

 Не только мы, но и взрослые сторонились этого места. Однажды мы, два-три ребенка, играли на лугу возле Галдыр-гол. С нами был и Хаким абый, старше нас на 10 лет. Вдруг кто-то вскрикнул: «Вон, Галдыр-гол бабай!» Хаким абый крикнул: «Почему раньше не сказали?!»  Прыгнул в воду и переплыл на другой берег Максы. Летом после сооружения плотины река Макса становилась и шире, и глубже. Мы тоже, поверив в свой обман, побежали к плотине. 

Почти напротив оврага Галдыр-гол, справа от Максы, на расстоянии 1– 1,5 км от деревни протекает Чишма елга. Чишма елга формируется из множества родничков. Поскольку это река, у нее есть свое русло и берега. Вдоль берегов росли тополя, мелкие ивы, камыши, а на побережье были земляничные места. Мы бегали туда собирать ягоды, охотились на сусликов. Побережье этой реки жители использовали для сенокоса. 

В 80-100 метрах от места впадения Чишма елга в Максу сделан коуз (погонный ларь для мельницы). Там расположена мельница. Каждую весну жители деревни строили плотину на Максе, где образовывалось довольно глубокое водохранилище. А собранная вода текла по коузу и вертела жернова мельницы. Между Максой и коузом образовывалась довольно большая пойма. Там росли ивы, весной пели птицы, в гнездах среди ив дикие утки высиживали утят. Весной мы сюда пригоняли коров, а летом плели корзины. 

На месте полей деревни раньше был лес. Жители, вырубив деревья, постепенно эти земли приспособили под посев. Во времена моего детства, словно в память о тех лесах, на поле то там, то здесь росли одинокие деревья. Когда едешь в сторону деревни Торек, через поле с севера на юг протянут когда-то выкопанный канал. Часть канала, которая ближе к деревне, освоена в более древние времена, а возле Торек – позднее. Наверное, поэтому эту часть поля называют новой землей, там и хлеба лучше растут. 

Наша деревня основана в древние времена. По преданиям, она появилась 800 лет назад. Эти легенды мне рассказал мой папа Габдулла. А ему рассказал его отец Биктимер. 

Со слов папы, эти предания хорошо знал родственник дедушки Забир абзый. Папа очень переживал, что я не смог записать рассказы Забир абзый. Я помню этого старца, он в моей детской памяти остался очень приятным человеком. 

По преданиям, дошедшим до меня, деревню основал булгарин Кобба хужа. Кобба хужа – скорее всего, воинское звание – носитель коббы (военная одежда).

 Кобба хужа пришел в эти края со своим младшим братом Кадер-колом охранять границы Булгарии того времени и расположился на берегу нынешней реки Мазар. Младший брат Кадер-кол располагался у вершины оврага Галдыр-гол (Кадер-кол впоследствии на языке народа остается Галдер-голом). На месте расположения Коббы-хужи потихоньку разрослась большая деревня. У места впадения реки Мазар в Максу было основано кладбище, оно занимало довольно большую площадь. Сейчас народ называет его старым кладбищем. Там до сих пор стоят два древних надмогильных камня. Один XIV века, другой – XVI. 

Деревня располагалась вдоль реки Мазар, была большим и богатым селом. По рассказам папы, во времена боевых действий из деревни ушли воевать 72 мужчины. По-видимому, это столкновение происходило в верхней части деревни (югары баш). На месте этих боевых действий, где дорога от нынешней деревни в сторону Янга Сала пересекается с рекой Мазар, папа во время пахоты нашел 12 стрелковых ружей. 

Указанный бой произошел после нашествия русских отрядов, посланных Иваном IV после завоевания Казани для усмирения местных деревень. Видимо, этот отряд пришел со стороны Арска через деревню Янга Сала. После этого боя для жителей деревни наступили тяжелые времена. Под натиском захватчиков деревня постепенно редела. Разными путями проводилось насильственное крещение населения. Народ сопротивлялся этому. Прятался в местных лесах. В детстве на берегах Чишма елга мы находили кинжалы, мечи, медные кумганы, тазы, котелки и думали, что они остались от беглецов. Эти беглые, говоря современным языком, по своей сути, являлись партизанами, борющимися против насильственного крещения. 

Насилие было жестоким, постепенно часть населения была вынуждена подчиниться и, хоть и не искренне, но принять христианство. Деревня и сама спустилась ниже вдоль реки Макса и осела на нынешнем месте. Народ хотя фиктивно и принял христианство, внутренне остался верным своей религии, исламу, обучал детей основам ислама. Борьба растянулась на долгие годы. Царские власти превратили деревню в центр волости и в соседних деревнях продолжили кампанию принудительного крещения. В деревне велась работа по строительству церкви. Однако жители этого не принимали и яростно боролись.

В середине XIX века среди крещеных татар разворачивается открытая борьба за возвращение в ислам. В этой борьбе Большие Кибякози, похоже, были в авангарде. В архивных документах сохранены донесения миссионеров, где указывалось, что Большие Кибякози являются центром мусульманской пропаганды. В открытой борьбе сельчан за возвращение мусульманства большая роль принадлежала мулле Симет. 

Наконец в 1864 году большинство жителей деревни официально возвращаются в ислам, но ради этого принимают жестокие истязания царских палачей. В деревню прибыл карательный отряд, возглавляемый вице-губернатором, по фамилии Розен. Конное войско. Военных вместе с лошадьми разместили по отдельным домам. У кого разместили, тот должен был кормить и их самих, и лошадей. Днем собирали народ на площади, настоятельно убеждали, запугивали, угрожали. Вечерами пьяные каратели всячески истязали народ. Насиловали, избивали. 

Последний день работы карательного отряда в деревне. Все население деревни согнали к горе по другую сторону ручья. У подножия сложили ивовые розги, срезанные с ив, растущих возле мельницы. Рядом ставили наказуемого. Раздевали. Укладывали вниз лицом. И истязание начиналось. С двух сторон два солдата по очереди стегают ивовыми розгами татарскую спину. Два раза одним прутом не бьют. Один выбрасывают, другой берут. Кому сколько розог назначено, столько ударов. 80 розог опустилось и на спину моего деда Биктимера, в то время восемнадцатилетнего парня. Некоторых отправили в тюрьму, троих – в Сибирь. 

Этот отряд прошел и через другие деревни, оставляя после себя кровавые следы.

 А борьба продолжалась. В деревню приезжали и казаки, и миссионеры. 

Папа рассказывал, что во времена их детства взрослые, чуть заслышав звук колокольчика в одном конце деревни, прятали детей в подпол клети или другое укромное место, потому что, увидев ребенка в доме или на улице, его отбирали у родителей, крестили и помещали в церковные школы для изучения православия. Тем не менее, хоть и с трудностями, деревня сохранила свою веру. Потихоньку в 60-х годах не успевшие принять ислам люди возвращаются в веру дедов, и в годы революции 1905 года почти все переходят в ислам (последняя семья «Иванов-Ильясов» переходит в мусульманство во времена революции 1917 года). Эта затянувшаяся борьба заканчивается строительством мечети после революции 1905-1907 годов. 

Наш род – выходцы не из Больших Кибякози. Из известного мне: моего самого старшего дедушку звали Бикуш. Он выходец из деревни Кукча, расположенной западнее Тюлячей. По всей видимости, он был образованным человеком. Уже крещенный народ Кибякози пригласил его в деревню для обучения детей исламу. Да, именно обучать исламу. Хотя деревня официально и была крещеной, жители ее сохраняли верность исламу и старались обучить детей в исламских традициях.

 Миссионеры и представители русской власти всячески старались укрепить православие в деревне. Пытались построить церковь, оказывали и административное, и экономическое давление, правовое преследование… 

Деревню перевели в статус центра волости. Однако деревня не только жила по-старому, наоборот, процессы, происходящие там, ощущались и по округе. Это, конечно, беспокоит миссионеров, в их донесениях часто указывалось, что Большие Кибякози являются центром распространения мусульманского течения. Мой прадедушка Бикуш внес свой вклад в это течение – сохранить свет ислама в душах людей. Он поселился в доме дочери одного бедняка на окраине деревни. Давал уроки ислама детям, распространял мусульманские идеи среди населения, а для жизни занимался земледелием, скотоводством. Впоследствии сам обосновался в Кибякози. 

Следующего после Бикуша прадеда звали Жагфар, затем – Бикбау. Мне известны только их имена. Жили в Кибякози, здесь строили свою жизнь. Другие сведения до меня не дошли. А вот про деда Биктимера, следующего после Бикбау, мне кое-что известно. Он был высокого роста, очень одаренный. Мог в уме решать сложные математические задачи.

В деревне шел подушевой раздел земли по жеребьевке. Подошли к одному кривобокому участку, напоминающему треугольник, возле одного оврага. Дедушка Биктимер встал в одном углу участка, осмотрел глазами вдоль и поперек и сказал, что здесь есть земли на столько-то душ. Если захотят брать, ее хватит только на столько-то человек. Затем землю многократно измерили, складывали, умножали, в итоге площадь участка оказалась в точности такой, как сказал мой дедушка. 

Именно этот мой дед был в центре борьбы за официальное принятие ислама в середине XIX века и наказание получил в полной мере: когда в 1864 году прибыл карательный отряд, на его спину опустились 80 ивовых плетей. После этого истязания многие скончались. Однако мой дед, 18-летний юноша, выдержал, остался жив. 

Уважаемый старец деревни дедушка Биктимер скончался в конце 1919 года и был похоронен на родной земле. Рядом – могила моей бабушки Фатимы. На могиле дедушки установлен надмогильный камень.

 Дедушка Сабит по маминой линии был продавцом-посредником. Он покупал сахар, конфеты, пряники, соль, керосин и подобные товары у казанских богачей и продавал их в деревне. Его младший сын Магиз абый рассказывал, что он был очень сердечным человеком. Его род начинался с найденыша. Во время одной из карательных операций на людей обрушилось жестокое насилие, вынудившее их прятаться в лесах. Когда карательная экспедиция уехала, люди начали возвращаться в деревню и искать брошенные во время побега вещи. И кто-то находит в лесу ребенка в колыбельке. Его принесли в деревню, вырастили. Моя мама происходит из рода, начатого этим ребенком. 

Об этом в дальнейших главах.

фото из архива автора 

автор: Яхъя Абдуллин