Я ЖДУ ТЕБЯ, АСЯ

(пьеса) 
Непростая тема – женщина на войне. Пронзительная пьеса Лилии Нигматовой посвящена памяти ее сестры Аси, не вернувшейся с фронта. Будем помнить!

Действующие лица: 
Марьям, в разные годы – девочка, 4 года; подросток, 14 лет; женщина, 63 года; 
Ася – девушка, 16-18 лет;
 Гасима – женщина, 45-55 лет; 
Хабибулла – пожилой мужчина, 55-60 лет; 
Маргуба эби – бабушка, 70 лет; 
летчик с фронта – молодой мужчина, 25 лет;
 массовка цыган; 
цыганка – женщина, 50 лет; 
Гарифа – женщина, 55-60 лет.

Закрытый занавес освещен прожекторами. 
Голос: Все, что мы знаем о женщине, лучше всего вмещается в такое святое понятие‚ как милосердие. 

Ушел ХХ век, а вместе с ним ушла и страшная война, в которой пришлось воевать и женщине, воевать наравне с мужчинами.

 Светлой памяти не вернувшихся домой матерей, дочерей, сестер посвящается. 

1942 год. На сцене темно. Раздаются взрывы, свист пуль, грохот канонад. На переднем плане появляется девушка. В руке держит документ, открывает и читает: «Абдуллина Асия Губаевна – год рождения 1925, 16 августа, окончила курсы военных радиотелеграфисток 28 сентября 1942 года в городе Чкалове».

 Ася: Как же об этом я скажу маме? Она ничего не знает. Продолжает думать, что я учусь в фельдшерско-акушерской школе в Чкалове. Она не переживет, если узнает, что я иду на фронт. Да, да... на войну. Инструктор сказал, что мы все 11 человек, сдавшие экзамен на отлично, направляемся в Москву на повторные экзамены и на медкомиссию. «А оттуда, милые мои девочки, – сказал он, – прямо на фронт, в действующую армию». Я понимаю, будет страшно, наверное. Мы с Зайнаб решили: будем помогать бить фашистов, а медицинские знания всегда пригодятся… Как же мама?! Родная, милая мамуся! Напишу ей письмо из Москвы. Должна она меня понять!

Свет гаснет. Звучит мелодия «Рио-рита». Занавес открывается. Издалека слышатся звуки войны. Высвечивается на переднем плане на тумбочке патефон с крутящейся пластинкой. Около тумбочки стоит девушка в военной форме (гимнастерка, юбка, пилотка, сапожки). На пилотке и лычках гимнастерки – знаки отличия летной части. Рядом три пары танцуют фокстрот под «Рио-риту». Девушка стоит неподвижно, облокотившись на тумбочку. В это время на экране идет смена военных кадров. 

1.    Акбулак. 

Комната. Железная кровать. Над кроватью висит физическая географическая карта. Печка. Зеркало. Часы. Тарелка радиорепродуктора. Стол, на столе самовар, чашки на подносе. За столом сидят Гасима и Хабибулла. Гасима разглядывает открытку. 

Гасима: Хабибулла, посмотри, какую открытку Ася прислала. Вся в блестках. Как только смогли сделать, интересно? И домик, и деревья в серебряном инее. Ночь, звезды, луна. Надо сказать Марьям, пусть собирает все открытки. Ася вернется с фронта, мы ей покажем, как мы все эти открытки сберегли. 

Хабибулла: Да, даст Бог! Пусть Всевышний их бережет. Молодые девчонки на войне, в самом пекле. Им бы в зеркало смотреться и красоту наводить. 

Гасима: Как жаль, что не умею читать! (Приносит остальные 3 открытки, перебирает их.) 

Голос Аси: «Мамуся, я жива, здорова. Как вы? Бои идут сильные. Нет минуты, наверное, чтобы не думала о вас. Как я вас люблю! Конечно же, скучаю по тебе, моя родная. Как там моя маленькая Марьямушка?»

 Хабибулла: Да. Ася в действующей армии. В авиации... Как она там? Написала из Москвы? Сдали на отлично, прошли комиссию, направляют дальше. А куда дальше? Вот где она сейчас? 

Гасима: Вот Анвар письма пишет, а Ася только открытки присылает и адреса на них не пишет. Маме в Чкалов тоже только открытки присылает. Вот в последний раз съездила к ней, а она убитая горем, что Ася на фронте. Такая волевая старушка, а очень сдала. Плачет часто. Одиноко ей одной. 

2.    Чкалов. Лето. 

Сцена поворачивается. На глазах меняется декорация. Вот угол дома. Надпись «Улица Островского, 157». Вместе с декорацией появляется военный летчик в капитанском чине, с полевой сумкой и небольшим свертком в руке. 

Читает адрес на доме вслух. Докуривает папиросу. Чувствуется, что волнуется. Поправил фуражку, одернул гимнастерку. Подглядывает в щель калитки. Ворота, калитка, забор. По одну сторону, где улица, – военный летчик. С другой стороны ворот – дворик дома. Крылечко, дверь открыта. Во дворе развешано белье. На земле тазик, в нем кумган.

 Летчик дергает за колечко калитки. По ту сторону появляется Маргуба эби. 

Маргуба эби: Хэзер, хэзер. Кем бар?

 Летчик: (снова одернул рубашку) Это я... М-м... это я от Аси к вам, эби Маргуба. Вот, значит, она просила проведать вас. 

Маргуба подходит к калитке, глядит в щель. Военный с той стороны тоже смотрит. Получается, смотрят «глаз в глаз». 

Маргуба эби (мешая татарские слова с русскими): Син кем? Кто, кто син? 

Летчик: Я говорю вам, Маргуба эби, я от Аси. Привет большой передала она тебе. Я сегодня только прилетел. 

Маргуба эби: От Аси дидеме? Асидан говоришь ты? Летел диден. Нишляп сон Асияне икенче канатынга утыртмадын да алып кайтмадын? Последнюю татарскую фразу («Почему же на второе крыло не посадил Асю и не взял с собой?») говорит с большой обидой, в слезах. 

Летчик: Эби Маргуба! Я не понимаю, что ты говоришь? 

Маргуба эби: Не понимал булгач, ник килден? (Пауза. Смотрит в щелку.) Асия ничек? Как? Хворать болеть итмиме? 

Летчик: (с большой готовностью): Нет, нет! Что ты? Асия ваша такая дивчина! Чернобровая, красивая! (В сторону: Эх, знала бы ты, эбика, какая... как она мне дорога!) Мы ее.. мы ее все любим! 

Маргуба эби: Любишь, любишь булгач, надо сина ей белян очарга, летать итергэ (показывает руками крылья). 

Летчик: Нет... ей нельзя. Я сегодня же улетаю. (Посмотрел снова в щелку.) Да... чувствуется, калиточка не откроется. Говорила Ася, что ее бабушка с норовом. Эби Маргуба, ладно, я ей привет от тебя передам. А вот это – посмотри сюда – тебе гостинец. Я его вот здесь оставлю. Хорошо? Ладно, бабушка, эби, не болей, жди Асю. Скоро фашистов побьем и приедем домой. (Как будто себе с улыбкой.) А может быть, еще и встретимся… Ну, до свидания! (Сделав рукой под козырек, уходит.) 

Маргуба эби: (хочет открыть калитку, она никак не открывается. От волнения плачет. Наконец калитка открывается, бабушка выходит на улицу): Кая син? Тукта... Асияга эйт узене – сагынам, тизряк кайтсын (Перевод: Где ты? Подожди...Передай Асие, что скучаю, пусть быстрей возвращается...) Пока бул... Исэн булла курегез (машет рукой).

 Берет сверток в руки, разворачивает: там мыло. 

3.    Кадры военной хроники, 1943 год. 

1943 год. На экране – кадры военной хроники. Последний кадр – Ася в военной форме. Звучит песня Сары Садыковой «Син кайларда йорисен икэн, Мин сине котэм, котэм...». Танцевальная группа в военной форме. Танцует вальс. Освещение – лучи прожекторов в движении. Танец заканчивается. 

4.    Письмо Аси. 

Опушка леса. Ася сидит на ящике, вместо стола – пенек. Она дописывает письмо. Потом читает его (фонограмма – текст письма): «Здравствуйте, мои родные. Вы бы знали, насколько я радуюсь за вас, что вы живы, здоровы. Что есть у меня вы. Что вы меня ждете. Эти мысли придают мне силы и вселяют надежду встречи с вами после этой проклятой войны. Мамуся, родная, как ты? Береги себя. Хабибулла абы как? Марьямушку обнимите, поцелуйте за меня. Я ведь без ума была от нее. Она такая забавная и смышленая. Я узнала часть Анвара. Я ему написала письмо. 

Мамусечка, не скрою, очень страшно бывает. Взрывы, огонь. Как-то проходили через одно село. Обгорелые дома. Дым, запах гари. Крики, плач. И вдруг навстречу вышла девочка – зареванная, лохматая, вся в копоти. В одном ботиночке. Я обняла ее, сама плачу. Девочка мне: а мама где? где моя мама? Мне надо идти, а она вцепилась в меня и не отпускает... Так она осталась одна на обочине дороги. Будь проклята эта война. 

Моя родная, я верю, и мы все, мои фронтовые друзья, верим: мы выиграем победу! Берегите себя! Целую всех». 

5.    Акбулак. 

В комнате за столом Гасима, Хабибулла и девочка 5 лет – Марьям. На столе горит керосиновая лампа. Самовар. По радио звучит песня в исполнении К. Шульженко «Синенький скромный платочек». У Гасимы в руке присланная с фронта маленькая фотография Аси. Хабибулла собрался писать письмо. Маленькая Марьям перебирает Асины открытки. 

Гасима: Господи, ну надо же снять такую маленькую фотографию! В руке потеряется... Ася наша красивая. Здесь она в беретке черной, стройная. Это, наверное, рядом подруга, а с ними молодые мужчины – их парни. Этот главнее и кажется по возрасту старше. А который стоит рядом с Асей, посмотри-ка, Хабибулла, кстати, не похож на того, который прислал нам фотографию на память. Помнишь, подпись: «На память мамусе от Миши рыженького». Там мужчина в военном кителе, без фуражки... Слышишь, тебе говорю? 

Хабибулла: Слышу-слышу... (берет в руки фотографию, тоже рассматривает). Нет, не похож. Миша рыженький – он моложе. А этот, видно, у них командир какой-то. Ладно, давай писать будем письмо. Адрес написала наконец. Можно будет расспросить, где хоть она воюет. Хотя сомневаюсь я что-то, чтобы Ася написала об этом. Вот Анвар, ясно, в пехоте – идут, бегут, ползут, под пулями живут. Послушаешь сводку – аж страх берет!

В двух войнах был, а такого страх не испытывал. Девушки сражаются! Я места себе не нахожу. Хотя по возрасту не подхожу для этой войны, если бы призвали, не моргнув пошел бы бить этих извергов. Гасима, говори, что будем писать Асе? (Смотрит из-под очков на жену.) 

Гасима (будто бы не слыша Хабибуллу): ...Вот девушка она. И помыться, и постираться надо. Бедная, как справляется?! В лютый мороз, раздетую, разутую, в одной сорочке... 

Хабибулла (снял очки, с удивлением и испугом): Ты что бормочешь? Какой лютый мороз? Кто в сорочке? Ты рехнулась что ли, Гасима? Ты что?! 

Гасима: Да я вспомнила Зою, девочку-партизанку. Она ушла на фронт после 10 класса. Совсем-совсем девочка. О чем писать Асе, говоришь? Ты что ли не знаешь, что писать? Как мы ждем их, ждем письма от них. Все в руках Бога, в его власти. Пусть сбережет он наших детей.

 Гасима уходит стелить постель и уводит с собой Марьям.

 Хабибулла остался дописывать письмо. Пишет фиолетовым химическим карандашом. То макает его в блюдечко с водой, то слюнявит во рту. Закончив, складывает в треугольник. Зажимает фитиль лампы, тушит свет. 

6.    Прибалтика. 

Прибалтийская хата. Тишина. На кушетке спит под шинелью Ася. 

Здесь же на лавке сидят хозяева – немолодые муж и жена. Смотрят на Асю, что-то друг другу в ухо шепотом говорят. Женщина подходит к спящей девушке и будит ее. Ася встает, надевает сапоги. Из-под левого рукава гимнастерки виден бинт. Чувствуется, рука болит. Женщина обнимает Асю, усаживает за стол. Мужчина достает из печки чугунок. Наливают Асе суп, тут же на столе появляются кружка молока, блюдо с яблоками. Пока Ася кушает, чета молча, с уважением и отеческой любовью смотрит на нее. Ася встает из-за стола, обнимает их, целует. Женщина плачет. Ася надевает шинель, береточку, берет в руки вещмешок. Мужчина забирает у нее вещмешок и, протягивая приготовленный сверток, дает понять, что его надо положить в мешок, а женщина высыпает в вещмешок яблоки с блюда. Провожают Асю. 

7.    Звучит фонограмма:

 «Родные мои. Спасибо за письмо. Я его долго держала в руках, прижимала к сердцу, нюхала. Родные, домашние запахи принесли ветры. Я держала письмо, а мысленно держала ваши руки и целовала их. 

Скоро будем все вместе. Чувствуется, скоро будет весна. Я сижу у реки и думаю о вас. Я люблю вас. За меня не переживайте. У меня все хорошо. Берегите себя и ждите. 

Меня подселили к одной семье в прибалтийской деревне. Муж и жена. Они ждут сына – куда-то он исчез, сами точно не знают. Я так поняла. Языка-то не знаю. Они плохо понимают по-русски. Мы старались как-то изъясняться жестами. Они такими чудесными оказались. Объяснили мне, что я им очень понравилась, стала для них как родная дочь. Расспросили, кто у меня есть из родных, попросили, когда встречусь с вами, передать большой поклон. Хорошую, храбрую дочку вырастили – объяснили мне, чтобы я передала вам. Очень были гостеприимны. Мне было у них уютно – будто дома побывала, будто с вами поговорила, будто всех вас обняла. Верю, скоро конец будет этому кошмару. Поцелуйте Марьямушку. До свидания». 

Звучит «Рио-рита». Танцующие пары. На переднем плане Ася, на плечах накинута шинель. 

8.    Акбулак. 

Комната Гасимы и Хабибуллы. Освещается место, где они, стоя рядом на намазлыке (коврик для чтения намаза), дочитывают намаз. Гасима берет тасфих, перебирая, читает молитву. После окончания обращается к Хабибулле. 

Гасима: Слушай, Хабибулла, Ася что пишет? Рука у нее побаливает. Она ранена, значит. Помнишь, я тебе сон рассказывала? Странный сон какой-то был. Да... да... точно, она ранена.

Хабибулла (собирает намазлык): Гасима, что ты вечно выдумываешь. Сказки рассказываешь. Думаешь, я сны не вижу. Я их за ночь столько перевижу, что спать некогда бывает. Слава Богу, вести от наших детей получаем. Значит, они живы! Это же война. Я-то знаю, что это такое. Сны она видит... ну и что теперь. Поменьше думай о них. А вообще лучше их не помнить. Даст Бог, вернутся и Ася, и Анвар. Надо ждать, надо верить, нужно терпение – это главное. Ты вот лучше скажи, почему Маргуба эби разговаривала с летчиком через забор? Побоялась открыть калитку. Думаешь? И то верно. Ну, она что надо! Почему на другое крыло Асю не посадил, говорит, вместе бы прилетели! Молодец! Ха-ха-ха (смеется). Нашла что сказать! 

9.    Группа танцует под песню на сл. М.Джалиля «Ал чэчэклр эзэм мин, юлларынга тозэм мин. Бик сагындым сине, бик сагындым‚ бэгрем, Элдэ ничек тузэм мин...» 

Музыка резко прерывается. Тихо-тихо. На экране – военные кадры взрывов. Где-то вдалеке «плывет» музыка «Рио-риты». Ася в военной форме с патефоном в руках. 

10.    Комната Гасимы и Хабибуллы..

 Звучит мелодия «Тэфтиляу». На кровати сидит Гасима. По обе стороны – женщины. У печки стоит Хабибулла. Вбегает Марьям. Она в валенках, в зимней одежде. Взяв ее за руку, Хабибулла подводит девочку к матери. 

Гасима: Марьям! (Протягивает к ней руки.) Марьям, Марьям, Аси-то нет нашей. Все! Нет ее на белом свете! О Господи! Сердце матери всегда предчувствует беду! О Боже праведный! Я же так молилась, я так тебя просила. Что же ты не уберег ее, мою родненькую?! Она такая молодая, совсем молодая! Ася, дочка! Как же ты погибла? Самолет взорвался? Или на земле пуля настигла? Как? Наверное, умирала со словами «мама, мамочка!» Звала меня, наверное. Может, помочь тебе надо было, а рядом никого не оказалось?! 

Господи! Я так тебя ждала (истерика). Хабибулла наливает из самовара воду в пиалу, подает Гасиме. 

11.    Чкалов, 1945 год. 

Дом Маргубы эби. Звучит тема матери «Тэфтиляу». 

Семья Гасимы после гибели дочери переезжает в Чкалов. Интерьер кухни. Маргуба эби рассматривает бумагу – это извещение о гибели Аси. Марьям за столом пьет чай. В дверь входят Гасима, Хабибулла. 

Хабибулла: Вот, Маргуба эби, Асины вещи. Нас в военкомат затем и вызывали. Передали, вот в сумке. (С жалостью смотрит на Гасиму.)

 Гасима (села на стул, вытирает слезы, потом, резко вскочив, вырывает сумку, вываливает содержимое на пол и, перебирая каждую вещь, комментирует): Вот, мама, смотри-ка сюда. Ты веришь, что это все носила Ася? Гимнастерка большая. Ну ладно, это пусть, я согласна. А юбка, юбочка какая маленькая – Марьям еле влезет в нее! А лифчик ... вот смеху-то... он же огромный. Мама, Хабибулла, ну что это?! Они меня за дурочку считают что ли?! Как будто я не помню свою дочь, родненькую доченьку (все говорится в слезах сквозь нервный смех). А сапоги какие большие... не поднимешь!

 Марьям слезла со стула и стала примерять сапоги. Маргуба эби (подняла с пола две думки, вышитые крестиком): Это тоже Асины? 

Гасима: Да, мама, да (берет одну думку в руки, садится рядом с Маргубой эби). Ты думаешь, Ася это сама вышила? У нее на это было время, да? 

Маргуба эби: Да кто же знает, дочка. Ничего-то мы не знаем, где была Ася, как погибла. Кто нам сейчас об этом расскажет? Вот все, что знаем, – в двух-трех строчках на этой бумаге (протягивает Хабибулле извещение). 

Хабибулла: Да знаю я, что там. Наизусть. «Ваша дочь младший сержант Абдуллина Ася 1925 года рождения погибла 30 января 1945 года». 

Гасима (садится на стул, лицо окаменевшее): Не дожила 3 месяца до победы. Сама в письмах и открытках так вселяла надежду. 

Звучит голос Аси – фонограмма: Мамочка, всё, всё мы их гоним к чёрту! Победа близко! Ждите, верьте, Я скоро вернусь домой. К вам 48 домой. Мамусечка! Я так соскучилась по вас. Я каждый день жду приближение минуты встречи. Возьму на руки Марьямушку и буду её целовать, кружить. Хабибулла абый, ты молодец, что маму поддерживаешь хорошими словами и советующие терпеть – ждать Скоро, скоро и Анвар будет с нами. И мы всегда, всегда, мамочка будем вместе, только вместе! 

Гасима: А я не верю, что она погибла, не верю! Просто этого не может быть! 

Хабибулла (тихонько подсел к жене): Гасима, дай-ка руку. Давай вместе не верить. Вон сколько случаев знаем. Получают похоронку, а солдат с фронта живой возвращается домой. Вот так! Слушай, Гасима, ты хотела погадать сходить в Фортштат к попу в церковь. Марьям, сними быстро сапоги, ноги сломаешь. Сложи-ка ты всё лучше в сумку. 

Гасима (будто очнувшись): А, да, да, с Гульсум днём мы были у него, он сказал только одной надо прийти ночью к 12:00. У него там чан с водой стоит. Вот на воде ты увидишь свою дочь, она будет пострижена – короткие волосы, в белом халате. «Жива, жива твоя дочь», – сказал он. Я боюсь, страшно ведь ночью одной в церковь идти. 

Хабибулла: Страшно?! А если страшно, не ходи (заглядывает в лицо жене). Не надо! (По руке проводит.) 

Гасима: Знаешь на той неделе был хазрат из Каргалы? Вот он приглашал к себе погадать, открыв книгу молитвенную. Говорят, самое правильное гадание. Книга религиозная всегда предсказывает правду. Вот хазрат тоже заверил, что Ася жива. Я могу убедиться в этом, когда он будет открывать книгу. Но он, этот хазрат, мне не понравился. Глаза какие-то у него странные, когда смотрят на тебя. 

Хабибулла: Смотрит, говоришь, странно? Да он со странностями. Да ну его! (Смотрит, заглядывает на Гасиму.) Раз он такой, нечего к нему и являться. А хочешь сегодня опять в кино пойдём? Сколько мы с тобой пересмотрели киножурналов о войне! Ведь снимали настоящий бой, наступление, а сколько танков, сколько погибших солдат! Хоть немножечко успокоилась бы, если бы, к счастью, где-то и Ася или Анвар промелькнули. Да где уж всю войну снять за все годы. 

Гасима: Мне сказали одна цыганка на базаре есть. Очень уж опытная по гаданию. Рассказали, как она выглядит. Завтра найду её и погадаю. 

12.    Чкалов, базар. Сцена гадания. 

Базар. Шум торговли. Каждый предлагает товар. Проходят торговки, спекулянтки. Большую часть сцены занимает имитация стены старого кирпичного строения – это уборная. Полумрак, в маленькое окошечко пробивается свет. Слышны реплики: «На кого гадаем? Сначала погадаю, потом деньги дашь? Погиб, говоришь? Вот карты, зеркало, что выберешь сама… Я не вру, линии на руке, потом узнаешь!» 

Освещение прибавляется. Видны фигуры гадающих цыганок. Цветастая шаль на плечах, несколько юбок в оборку, круглые кольца в ушах, у кого-то шёлковый цветастый платок на голове, у кого-то волосы распущенные, кудрявые. Кто на корточках сидит, кто стоит на «унитазе» прямо. Кругом вонь, грязь, цыганки многие курят, дым вокруг. 

Появляется Гасима. Она внимательно всех разглядывает, приближается к гадалкам. Среди всех выделяется одна старая, с папироской во рту, волосы кудрявые, седые, большие серьги в ушах. Одна из цыганок тут же хватает Гасиму за руку и подводит к этой старой цыганке. 

Цыганка: Иди-ка сюда. Не бойся. Встань вот сюда. Смотри, не вляпайся в дерьмо. Гадать пришла? Я слышала про тебя. Ты очень часто ходишь на базар гадать. Я тебе сейчас скажу то, чего никто не говорил. И скажу правду! Понятно говорю. Дай руку. Ты кого-то ждёшь, переживаешь. А ждёшь ты...(Достает из кармана карты.) Что у тебя? У тебя горе? 

Гасима (головой машет): Да… да, горе! Дочка минеке фронт, война ушла, домой не пришла. (Платком вытирает глаза.) 

Цыганка: Как зовут ее, имя? 

Гасима: Асия она, Ася. 

Цыганка: Ой,ой, Ася – красивое у дочки имя. (Присела на корточки, подобрала юбки, сложила всё на подоле «мастерски» и стала раскладывать карты). Вот твоя дочка. Вот смотри казённый дом и дорога. Но дорога очень долгая. А вот король, который всё время старается быть рядом с ней, вот хлопоты, конечно, есть и слёзы – смотри, она очень переживает, какие-то бумаги к ней должны прийти. Знаешь, неплохие карты. Я тебе говорю.

 (Гасима слушает и плачет.) 

Вот смотри, апайка, король этот, который рядом, благородный, понимаешь это слово? Хороший, добрый. А вот ещё дорога. Ася твоя очень хочет домой. Ну что-то её держит, но ты знай – она думает о матери – вот её беспокойство, её боль – вот, карты говорят. Дай мне другую руку. Сама ты много пережила в жизни. У тебя второй муж. Человек хороший? (Гасима кивает.) Вот ты сама добрая женщина, любишь людям помогать. (Складывает обе руки Гасимы). Ладно, женщина, терпения тебе. Жди свою Асю. Она прям рвётся домой. Молись и жди свою Асю, апайка. 

Гасима: (достает из сумки платочек, извлекает оттуда деньги и отдаёт гадалке). Спасибо сина ! Спасибо….. 

Цыганка: Иди с богом, покой душе твоей. 

13.    Спустя 8 лет. 

Звучит очень драматичная музыка. Комнатка маленькая. Над кроватью увеличенные две фотографии Аси и Марьям. Гасима, больная, лежит с закрытыми глазами. Марьям с банкой красных помидор хочет покормить мать. Марьям 14 лет. 

Марьям: Мама, давай поешь-ка. Ты ведь просила, чтобы я на базар сходила за ними. Подними голову, открой глаза, мама. 

Гасима: Сталин заболел, оказывается. Зухра заходила, она сказала. 

Марьям: Я знаю. Я у репродуктора на базаре у столба слушала, много народу стояло, слушали. 

Гасима: Как же он? Ему-то нельзя болеть. Март уже. Весна. На улице тепло. Асину пенсию должны принести. Ты говорила, что в этом году в седьмом классе много экзаменов надо сдавать. Сдашь, получится всё у тебя. Знаешь, Марьям, как мне на родительском собрании приятно было слушать, когда учительница твоя хвалила тебя: «И учится хорошо, и такая опрятная ходит в школу». А ты почему заплаканная пришла, после того как врача проводила. Что она тебе сказала? (Пауза, Марьям молчит). Зачем молчишь? Да, чувствую я – недолго осталось мне жить. Зря ты в больницу меня не отдала. 

Марьям: Да что ты говоришь? Поправишься. Я так ухаживаю за тобой. А заплакала – просто жалко стало тебя, очень похудела ты, мама. 

Гасима: Сядь на стул рядом. Ты только не сердись. Я, знаешь, о чём думаю. Вот умру я, не дождавшись Асю, а она придёт и скажет:«Не дождалась меня! Не дождалась». Мне всё кажется: дверь откроется и Ася войдет с рюкзаком на плечах: «Вот и я наконец-то!» Эх, если бы при мне домой вернулась. Я бы спокойно ушла, с мыслью, что вас теперь двое, что ты не одна остаёшься.

 Марьям (чуть не в истерике): Ну хватит. Сколько можно каждый день одно и то же. 1953 год – 8 лет прошло, как Победу празднуем. Пусть Ася придёт. Обязательно я ей всё как надо скажу, расскажу. Как мы её ждали. Из сундука выну её пальто, которое ты бережешь. Асе расскажу, что ты её ждала, очень ждала. Все мы ждали её, мама. (Плачет.) Ася, ну где ты... мама все глаза выплакала. 

Гасима: Не плачь, дочка, напиши письмо в Балтаси Нигматжан абы. Он приедет заберёт тебя к себе. Ну, а если, ну, а если уж Ася приедет, будете вместе. Знаешь, мне стало лучше ведь от твоих порошков. Скажи Насте спасибо за ракушки. Как ты их в порошок превратила. Вообще ты молодец у меня. Ты не обижайся на меня. 

Марьям: Что ты говоришь, как я на тебя могу обижаться. (Даёт ей порошок и воду запить.) Давай, мамочка, теперь отдохни. Можешь поспать, а я на обед картошечку пожарю. (Марьям укрывает мать. Прильнула к её груди, поцеловала в щёку.) 

В белой одежде танцующая пара. Музыка «Тэфтиляу». 

14.    Наступил ХХI век. 

Интерьер современной квартиры. За журнальным столиком в кресле сидит Марьям (ей уже 63 года), напротив неё в кресле сидит женщина – соседка Гарифа. 

Марьям: Вот суждено мне было жить на маминой земле с 1953 года до пожилого возраста.
Имя Аси стола святым для моих дочек и внучек. Одну из внучек зовут Асей.

 Гарифа: А у тебя ни сестер, ни братьев ни было? 

Марьям: Где уж? Маме 41, а папе 52 года, когда я родилась. У мамы от первого брака рождались четыре девочки – три, не дожив и года, умирали, только Асе пришлось пожить немного, а уйти из жизни на фронте. Я считаю маму примером несчастной жизни. Ничего хорошего в жизни не видела. 11 лет с одним мужем жила и 12 лет со вторым. У моего папы было 5 детей, два сына решили жить с отцом после развода. Анвар абый и Рустам абый.

 Гарифа: Да, у тебя свои представления о войне сложились через Асю. Какую силу надо иметь, чтобы до последней минуты верить в бессмертие своей дочери. 

Марьям: Я с годами прожитое перелопачиваю – прихожу к выводу: мама терзалась ещё и тем, что Ася жила не с ней после смерти мужа. Она пожалела и старую свекровь, видимо, оставила Асю при ней. Мама и фамилию оставила от первого мужа, чтобы с Асей иметь одну фамилию – Абдулина. Это ещё помогло оформить пенсию за погибшую дочь... (Пауза.) Пришла мама как-то с базара, где очередной раз гадала, бедная. Это был послевоенный бум гадания. Попугайчики, галки, мышки, морские свинки – все по команде хозяина могли вытащить клювиком, зубками из ящичка билетик, где содержание может быть совершенно разным. Билетики – удлиненные, бумажные ленточки, где текст был напечатан. Я часто стояла около этих гадающих существ, интересно было смотреть на выражение лиц людей, прочитавших свой «счастливый билет». Так вот, мама, придя домой, заявила, что на площадку сенного базара привезли толпу инвалидов, искалеченных на войне мужчин. Зачем? Может быть, родные своих найдут? Мамочка была расстроена, жалела их, плакала. Я любопытная, да ещё как такое не посмотреть. Напоминание о войне – живые свидетели военных действий.
На другой день я побежала на базар. (Тут Марьям встает с кресла, ходит по кругу сцены и с горечью (крик души!) рассказывает об увиденном.) Разве можно когда-нибудь это забыть. А детская память особенна! Большой круг, по кругу эти искалеченные люди – жалкие мужчины. Один без глаз, у другого нет рук. Нет одной ноги, нет двух ног и глаз один, нет одной руки, одной ноги, в середине морячок без рук и без ног – «самовар». Меня поразила его весёлая речь: «Ну, что, родные, как мы? 20 раз погибали – а живые? Мы вам нужны такие, а? – обращается он к молодой женщине. – Как, сестричка, станцуем вальсок?» Повернув голову к курящему мужику, говорит: «Братишка, дай затянуться немного». Тот с готовностью подходит к морячку и в рот засовывает окурок. Выкурив, морячок, опустив голову, начал напевать «Раскинулось море широко, и волны бушуют вдали». И через какие-то минуты все эти фронтовики подхватили его песню. И вот живая картина «бушующего моря». Я маленькая, совершенно потрясенная стояла, смотрела и слушала. 

Марьям: (В конце у Марьям льются слёзы, она молча стоит впереди сцены, потом садится в кресло.) Насколько же правдоподобно у Астафьева в его романе «Весёлый солдат» описана война. А многого мы не знаем и не узнаем, так как миллионы свидетелей погибли. 

Гарифа: Да, кому легко было… А в тылу? Вот тётя моя в 27 лет овдовела, в первый год войны погиб муж – 3 девочки 1941, 1939, 1936 год. Они отца-то не знают! Не помнят его! А сколько таких вдов, таких семей!? 

Марьям: Для меня День Победы – это, действительно, день «со слезами на глазах». Это Ася и мама. Они всегда рядом – одно целое. Убирается свет с площадки. Экран с военными кадрами. Стук манометра – туктук-тук. Голос женщины: Только по призыву Ленинского Комсомола в армию было направлено 500 000 девушек, из них 200 000 комсомолок. 70% всех девушек, посланных комсомолом, находились в действующей армии. Всего за годы войны в различных родах войск на фронте служило более 800 000 женщин. Последний кадр – Вечный огонь: Свет падает на тумбочку с патефоном и стоящей около него девушки (как и в первой картине). Она стоит по стойке «Смирно!» Тихо звучит музыка: «Мин сине котэм, котэм! Син кайларда йорисен икэн» Сары Садыковой. 

Голос, фонограмма: 
Абдулина Ася, 1925 года рождения, 15 воздушная армия, радиотелеграфист отдельного полка связи, младший сержант, находясь на фронте, погибла 30.01. 45 года. Похоронена в городе Митава (Елгава) Латвия. Кладбище, могила 32. Основание: компьютерная распечатка ВНИИ ДАД Книга «Память». Справка дана для предъявления по месту требования заявления в военный комиссариат Центрального района города Оренбурга, полковник Морозов. 

Нашим сотрудником было проверено. Ваша сестра увековечена на стеле у Вечного огня по проспекту Победы, где высечено – Абдулина А. (имя сокращено). Военный комиссар Центрального района, полковник В. Морозов, подпись. 

Песня продолжается в темноте, с патефона свет убирается. Пауза… Темно, тихо. Песня кончается.

 Слышится детский голос: «Даваника, я пришла». – «Ася, Асенька, так долго, опять дежурили?»

 Свет на сцене. Марьям с внучкой за руку, она с ранцем в форме идёт на поклон. Выходят все на поклон. Действующие лица расходятся по сторонам. Из глубины выходит девушка в военной форме, в пилотке, гимнастерке, в юбочке, в сапожках, волосы стриженные, видны из-под пилотки. Девушка стройная, красивая. Выходит на передний план – стоит как изваяние. Свет постепенно убирается, остаётся только на девушке. Занавес закрывается.
автор: Лилия Нигматова