Яростный стройотряд или «лысые» персики

В самом начале учебы на журфаке КГУ (нынешний КФУ) к первокурсникам приходили пообщаться разные журналисты, которые успешно трудились в раскрученных СМИ страны. Имен тех славных журналистов я, увы, не помню. Как и их наставлений. Но один совет запомнила. И даже им воспользовалась.

 Икра заморская!
«Если вы хотите, чтобы ваша студенческая жизнь была интересной, чтобы вы вспоминали годы, проведенные в стенах КГУ, долгое время и с особой теплотой, то не обходите стороной стройотряды. Это то, что делает студента студентом», – сказали нам на первом курсе.
В те времена в стройотряды первокурсников не брали. Поэтому, дождавшись окончания третьего курса, я сразу записалась в сводный татарстанский стройотряд, который должен был отработать два месяца на консервном заводе в Молдавии, в маленьком городишке, под названием Кагул (не путать с афганским Кабулом – Ред.).

Фото из открытых источников

Нас, студентов главных вузов республики (КГУ, КАИ и пединститут), погрузили в эшелон, который без остановок двое суток гнал к границе Молдавии с Румынией.
Половина нашего стройотряда состояла из бывалых – тех, кто ехал в Кагул по второму-третьему разу.
Они всю дорогу рассказывали нам, «первооткрывателям», что нас ждет в неизвестной республике, да еще и в каком-то занюханном городишке. А ждал нас не только тяжкий труд в три смены, но и ночные дискотеки, общение с местными, у которых, как положено, есть особенности в менталитете, выгодный обмен с румынами на мосту через реку Прут, которая разделяла (соединяла?) Румынию и Молдавию.

Эти бывалые везли с собой по нескольку килограммов риса: в Румынии в те времена (шел 1990-й год) был очередной голод. Но зато там, в этой стране оседлых цыган, прекрасно шили спортивные костюмы, которые и составляли чуть ли ни единственную статью экспорта страны. И вот эти самые спортивные костюмы – красивые, отличного качества, модные – румыны отдавали всего за один кг риса. Набрав несколько таких костюмов, наши студенты уже на малой родине «толкали» их на барахолке за приличные деньги и пополняли свой бюджет, который тратился исключительно на развлечения и подарки девочкам – образование-то было абсолютно бесплатным.

В Кагуле нас, как выяснилось, действительно, ждало много интересного. Во всяком случае, меня.

Во-первых, я, домашняя девочка, была не готова к тому, что 24 часа в сутки буду находиться среди людей. Постоянно – на работе и в общаге, куда нас поселили.

Я прямо-таки страдала от того, что в моей комнате живет еще восемь девочек, душ рассчитан на 10 человек и там постоянно кто-то моется, в коридорах все время кто-то шляется. А еще все любили без стука, просто так зайти в комнату и начать трындеть ни о чем.

Я чуть не выла: невозможно побыть в тишине, потому что ее, этой тишины, просто не было.

Я уходила за пределы общаги (она располагалась на территории завода) и горько плакала над своей судьбой, проклиная свою наивность, которая и привела меня на край света.

Отдельная песня – работа.

Нам, казанским студентам, пришлось работать на знаменитом Кагульском консервном заводе.

Еще в Казани, пакуя чемоданы, я удивленно думала о будущем месте работы: какие консервы в Молдавии? Для меня в то время консервы ассоциировались исключительно с противной килькой в томате.

А в Молдавии выяснилось, что консервы могут быть прекрасными! Ибо здесь, в Кагуле, они делались из «лысых» персиков (так мы прозвали нектарин – неведомый для нас тогда фрукт), клубники и винограда, нормальных, «пушистых», персиков, яблок и груш...

Надо ли говорить, что все это работники завода могли есть в неограниченном количестве?! Как и помидоры, из которых на заводе гнали томатную пасту и сок?

Первые три дня казанцы паслись на сырьевой площадке: там круглые сутки складировали все то, чего в Казани мы никогда не ели. А здесь ели не переставая! И никто не ругался, никто не гонял нас, «голодающих с Поволжья» (в то время в Татарстане некоторые продукты были по талонам, а некоторых не было вообще), от заветных ящиков, набитых нектаринами под завязку. Нам давали наесться от пуза, в прямом смысле слова, чтобы потом мы просто работали, не отвлекаясь на деликатесы.

Все эти фрукты и овощи невероятных размеров и потрясающего вкуса каждый день заполоняли территорию завода, отправляясь в цеха практически прямиком из садов-полей.

Но, как всегда, есть вечное «но»: нас отправили работать в цех по изготовлению и складированию… кабачковой икры! И этот цех был прототипом ада. Во всяком случае, по температуре и по наличию громадных котлов.

Жара в цеху стояла неимоверная! А в этих котлах 24/7 варилось невероятное количество «заморской» икры. Эта биомасса цвета детской неожиданности все время издавала какие-то звуки, как будто жила собственной жизнью, и грозила выплеснуться наружу, так как от механической мешалки шевелилась и поднималась к краям посудины.

Самый треш начинался тогда, когда эти котлы по воздуху перемещали из одного угла цеха в другой. В этот момент нужно было куда-то спрятаться, потому что икра имела свойство плеваться горячими порциями массы, с удивительной меткостью попадая в лицо.

Это было и смешно, и опасно: однажды икорный кипяток, выпрыгнув из чана, чуть не сжег лоб зазевавшейся девице.

Мне достался самый нудный и физически тяжелый участок в цеху – упаковка готового месива, разлитого по банкам.

В одну коробку влезало четыре банки. Они с большой скоростью ползли по ленте и нужно было успеть не просто засунуть все четыре банки в коробку, но и закрыть тару соответствующим образом. Если не успевал все это сделать, то банки с конвейера падали и бились, орошая упаковщицу горячей жижей. Ну, и нанося урон кошельку: битый товар вычитался из зарплаты.

Тяжело же работать было еще и потому, что коробка для икры находилась практически на полу, а конвейер располагался на уровне груди. И наклоны с банками в руках на протяжении 8-часовой смены привели к тому, что больше недели мы, упаковщицы, ходили на негнущихся ногах и с дикой болью в пояснице, со слезами на глазах и постоянным вопросом в голове: что я здесь делаю?!

А после смены нас радостно приглашали на дискотеку, которая длилась до трех утра. Поплясать успевали те, кто работал во вторую смену. К 23.00, в самый разгар безудержного веселья, умывшись и переодевшись во все лучшее, народ прибегал подрыгаться под «Модерн токинг». У меня же не было не просто сил на пляски – не было желания. Вернее, одно желание было: смыться домой.

Фото из открытых источников

И через неделю такой дикой для меня жизни я побежала за билетом на самолет.

Братство в целинках

Я его купила. И первый раз за долгое время почувствовала себя счастливой: я скоро буду дома! В своей комнате! Я больше никогда не увижу этой противной икры, этих злых молдаван, этого грязного цеха!!!

А еще через неделю я сдала билет и окунулась в счастливую, бурную, романтическую жизнь, оторую почему-то уже не омрачала бесконечная река кабачкового месива и гора картонных коробок.

Мы по-прежнему вкалывали по восемь часов в день, но наклоны с искрой в руках не замечались, превратившись в рутину.

После смены (если только это не ночная) мы неслись на дискотеку, куда приходили местные Виталики и Валерики (в Кагуле каждого второго мужчину звали именно так) и присматривались к нашим девчонкам.

Мы всей своей многосотенной толпой выезжали на Черное море в общий выходной.

Мы ходили в местный лес, чтобы у костра спеть «Изгиб гитары желтой» или «Солнышко лесное» – песни стройотрядовцев всех времен.

Мы устроили трехдневный траур, когда узнали, что Виктор Цой погиб.

Мы настолько объелись нектаринами, что перестали их замечать.

Мы почти не тратились на еду, потому что помидоры, огурцы и растительное масло тащили с сырплощадки, а покупали только обалденный хлеб в местном магазине.

Мы влюблялись «навсегда», сплоченные не только общей работой, но и общим противостоянием местным парням.

Мы болели за наших, когда они сходились стенка на стенку с этими местными: запирались с девчонками в своих комнатах по велению пацанов и от всей души переживали за их судьбу. А потом залечивали им боевые раны.

Мы всей стройотрядовской толпой кормили с ложечки двоих бедолаг, которым местные в драке сломали челюсти, так что больше месяца они питались исключительно детским пюре. Им было показано возвращаться в Казань, но они остались у нас, в Кагуле, не в силах добровольно лишиться вот этой счастливой и какой-то полноценной жизни со смыслом.

Фото из открытых источников

Наши, татарстанские, парни там, в Молдавии, становились настоящими мужиками: добровольно помогали девчонкам в цеху таскать тяжести, открывали перед ними входные двери, ходили в магазины, защищали от местных (это мое! Руками не трогать!), не пускали в город, когда туда через Прут припирались агрессивные румыны со своими дырявыми флагами. В то время как раз начинались разговоры об объединении Румынии с Молдавией, и в моменты акций в городе было неспокойно. Хотя тогда, в 90-м, когда мы доживали последний год в своей родной стране СССР, такие акции казались не просто дикостью – они не были для нас опасными. Ну, нам тогда так казалось.

Мы бегали по городу и скупали чай, конфеты, печенье – все то, что долго не портится, а значит, спокойно переживет длительное путешествие в Казань. У нас в то время конфеты – любые – попали в разряд дефицита, и нам было приятно ощущать себя кормильцами.

Мы скупили все книги в книжных магазинах Кагула и точно так же, как конфеты, отправляли их посылками домой: в этом молдавском промышленном городке книжные магазины обходились стороной за ненадобностью, а у нас, в советской Татарии,  как и по всей стране, читать любили по-настоящему. Вот только книги были в дефиците. У меня до сих пор на полке стоят «Унесенные ветром» и «Щит и меч», изданные в Кишиневе в 1989 году.

Мы задружились с каистами («КАИ – пуп Земли», помню до сих пор) и «педиками» (так называли студентов пединститута, они обижались на слово, но ничего не могли с этим поделать) «на всю жизнь». И, кстати, с некоторыми отношения поддерживаются до сих пор.

Мы сыграли настоящую студенческую свадьбу прямо там, в Кагуле, расставив столы на сырплощадке с бесплатным угощением (все было под рукой в неограниченном количестве) – и те «молодожены» живут вместе до сих пор. Вроде дружно живут.

Мы знаем, что «Букет Молдавии» – зря раскрученное вино. Обычная бормотуха, хотя и с историей, с понятными последствиями.

Мы узнали, что настоящая дружба бывает.

Что петь под гитару – это кайф.

Что можно легко отплясывать три часа на дискотеке, отпахав в горячем цеху целых восемь часов.

Что Молдавия прекрасна. Особенно, когда понимаешь, что и она – твоя страна.

Фото из открытых источников

Что быть стройотрядовцем – это быть членом большого братства. Ну, как членом кадетского братства. Или морского. Или десантного. То есть это что-то такое настоящее и прочное, чего не поймет тот, кто ни разу за все студенчество не надел целинку.