О ГЕРХАРДЕ МАЙСТЕРЕ И «СЛОВЕ ИЗРЕЧЕННОМ» ПО-ШВЕЙЦАРСКИ

В Национальной библиотеке Республики Татарстан состоялась встреча с известным швейцарским поэтом, перформером и драматургом Герхардом Майстером. Спектакли по его пьесам идут в театрах Цюриха, Штутгарта, Вены и других городов немецкоязычной Европы. Он является автором нескольких поэтических и прозаических сборников, написанных в жанре «spoken word». В разговоре с гостем приняли участие студенты КФУ, читатели Национальной библиотеки и все, кому было интересно. Обязанности организатора встречи взяла на себя Галина Пичугина – замдиректора Национальной библиотеки, куратор Немецкого читального зала. Культуртрегерская деятельность – важное направление работы библиотеки, тесно сотрудничающей с Немецким культурным центром им. Гёте (Москва). Модератором беседы с Герхардом Майстером выступила Елена Шевченко – доцент кафедры русской и зарубежной литературы КФУ.

- Добрый вечер, Герхард! Мы рады приветствовать Вас в Казани! Пожалуйста, несколько слов о себе.

- Я родился в Эмментале, славящемся, прежде всего, своим сыром. Думаю, вам знаком вкусный сыр под этим названием. Так вот, его изготовляли прямо возле моего дома. Родом я из очень простой семьи, мои родственники – рабочие. Я единственный, кто получил высшее образование.  Поэтому меня всегда интересовали темы утраты корней, деления общества на классы,  страты, проблема  «наверху/внизу», «снаружи/внутри», вопрос о том, что у кого-то в жизни есть возможность учиться, заниматься интеллектуальным трудом, а кто-то обречён убирать чужие квартиры. После школы я изучал в университете историю и социологию. Сейчас я живу в Цюрихе, пишу пьесы и тексты в жанре «spoken word». 

- Расскажите, пожалуйста, подробнее об этом жанре. 
- Я знаю, что у вас сейчас популярен поэтический слэм. Жанр «spoken word» ему сродни, только в нём отсутствует соревновательный элемент. Мне никогда не удавалось стать победителем слэма, может быть, поэтому я обратился к  «spoken word» (смеётся). Это смесь литературы  и перформанса. Авторы пишут стихотворные или прозаические тексты и выступают с ними перед публикой. Очень важна их языковая, звуковая составляющая. Большое внимание уделяется игре со словом. Тексты могут быть самыми разными. Лично у меня преобладает абсурдистская линия. Я вхожу в состав довольно известной творческой группы «Берн повсюду», которая работает в этом жанре. Часть текстов у меня написана на бернском диалекте. Если я прочту один из них, то даже те среди вас, кто хорошо владеет немецким языком, не поймут ни слова.  (Читает небольшой текст на диалекте – Е.Ш.) Лириком в чистом виде я не являюсь. У меня есть лишь один сборник традиционных стихотворений, в отличие, например, от Яна Вагнера, очень популярного современного немецкого поэта. Я же предпочитаю «spoken word»-тексты. Через них мне легче общаться с внешним миром. 

- Механизмы создания драматургического и поэтического текста различны. Как вы работаете над драмой и над текстами в стиле «spoken word»? 

- При создании «spoken word»-текстов  большую роль играет наитие, вдохновение, рефлексия. Садишься за компьютер и приводишь себя в определённое состояние восприимчивости. Мне нравится, как об этом сказал чилиец Пабло Неруда: поэт всё равно что рыбак: закидывает удочку и ждёт, пока рыба клюнет. Работа над драматургическим текстом более рациональна. Как крупная форма, драма требует предварительных изысканий, сбора материала, системного мышления, комплексного подхода, самоконтроля и критической дистанции. Тем более что пьесы, как правило, пишутся по заказу. Не так, что у тебя в голове возник какой-то интересный замысел, ты написал пьесу и теперь думаешь, куда её пристроить. Обычно существует предварительная договоренность с тем или иным театром. 

- Я знаю, что некоторые Ваши тексты в стиле «spoken word» переведены на русский язык. Кто автор этих переводов? 
-  Святослав Городецкий, московский германист, переводчик с немецкого, который активно сотрудничает со Швейцарским советом по культуре ПРО ГЕЛЬВЕЦИЯ. Он и пригласил меня в первый раз в Россию в 2017 г. на московский литературно-театральный фестиваль «Живое слово». 

- В Казань Вы приехали по собственному желанию или это было предложение организаторов? 
- И то, и другое. До приезда я немного знал о Казани, но то, что я о ней слышал, вызывало интерес. Поэтому я очень обрадовался предложению организаторов провести здесь встречу с читателями. С первого взгляда меня привлекло и очаровало проявляющееся уже во внешнем облике города сочетание двух культур. 

- Во втором томе «Антологии современной швейцарской драматургии», вышедшем в московском издательстве НЛО в 2017 г., представлена Ваша пьеса «Америка» (перевод М.Зоркой). Мне кажется, это хороший повод поговорить о том, как Вы работаете с историческим материалом. 
- Да, в основу пьесы положен исторический факт – эмиграция в Америку жителей нескольких швейцарских кантонов в 60-е годы XIX века. Но речь здесь идёт о проблеме эмиграции в целом и о ксенофобии. Это тема номер один в современном мире. И, чем глубже мы вчитываемся в текст, тем очевиднее становятся параллели с происходящим сегодня. В то время швейцарцы, погибающие на родине от голода и лишений, видели в Америке землю обетованную и, рискуя жизнью, отправлялись в опасное плавание в поисках лучшей доли. Сегодня швейцарцы не хотят нарушать свой покой, пуская в страну иммигрантов. Правая популистская партия набрала очень большое число голосов именно благодаря своей жёсткой политической программе в отношении иностранцев. В своей пьесе я хотел показать  соотечественникам, что чувствовали их предки и что чувствуют нынешние беженцы, оказавшись в такой же плачевной ситуации. 

- Вы с этой целью используете в пьесе анахронизмы, переплетение различных временных пластов? 
- Да. У меня есть сцена, когда скучающая американка от нечего делать прогуливается по полу- острову Кони Айленд и видит изможденного полуживого швейцарца, которого волной прибивает к берегу. Испытывая острое чувство жалости, она целует его в губы. Это аллюзия к современным репортажам об отдыхающих на фешенебельных итальянских пляжах и становящихся свидетелями, как на берег выползают голодные, исхудавшие чернокожие беженцы, чудом достигшие Европы по Средиземному морю. Или еще эпизод из пьесы: двое американцев едут в Швейцарию и показывают там фильм о том, как плохо живётся иммигрантам в Америке. Их цель – отвратить людей от переезда в Америку. Это тоже отсылка к реальному факту: в наше время представители Швейцарии фабриковали псевдодокументальные киноленты о тяжелой жизни иностранцев в их стране и показывали их в некоторых странах Африки, чтобы предотвратить волну эмиграции. 

Вопрос из зала: Пишете ли Вы документальные пьесы и используете ли Вы документ в своих драмах? 

- Документальных драм в чистом виде у меня нет, но работать с документами, включать их в ткань своих произведений я очень люблю. Так, в пьесу «Америка» я вставил речь видного политика после вопиющего случая жестокого обращения в Швейцарии с палестинским беженцем. Она вложена в уста Президента правления общины. В миниатюрах, написанных в жанре «spoken word», я часто использую тексты гороскопов, путеводителей, рецензий на стихи и пр. Е.Ш.: Какова сценическая судьба Ваших пьес? Г.М.: Могу сказать, что она удачна. Все пьесы идут в театрах Швейцарии и Германии. «Америка» тоже была поставлена свободной театральной труппой и совершает с ней путешествие по многим городам Швейцарии. 

Вопрос из зала: Но Вы говорили, что большинство швейцарцев против иммиграции в страну. В этом случае не показалась ли им Ваша пьеса провокационной? Как восприняли ее зрители? 
- Пьесу принимают хорошо. Полагаю, что те, кто ходит в театр, – люди думающие, готовые к диалогу. А диалог не обязательно подразумевает схожесть позиций. В ходе спектакля кто-то может поменять своё первоначальное мнение, а кто-то, напротив, в нём укрепится.

Вопрос из зала: А кто Ваш любимый драматург? 

- Это Бертольт Брехт, Хайнер Мюллер, Фридрих Дюрренматт. Из американцев Теннеси Уильямс, Эдвард Олби, Юджин О’Нил. В 90-е годы я очень увлекался пьесами австрийского драматурга Вернера Шваба. У него многое разворачивается в пространстве языка, что мне особенно близко.

- Я вижу в зале много студентов-германистов. Думаю, им будет интересен разговор о швейцарской литературе. В чём Вы видите ее своеобразие? 

- Мне кажется, оно лежит в языковой плоскости. Надо иметь в виду, что в Швейцарии существует литература на четырёх языках Конфедерации – на немецком, французском, итальянском и ретороманском. Если мы говорим о немецко-швейцарской литературе, то особенность её связана не столько с содержанием, сколько с формой. В этом плане напрашивается параллель с австрийской литературой. И в Швейцарии, и в Австрии существуют две формы языка – устный, разговорный и официальный, письменный, и различия между ними велики. Это предоставляет широкие возможности для языковых игр и экспериментов. Неслучайно именно в Австрии возникла так называемая конкретная поэзия, оперирующая первичными, «конкретными» единицами языка – буквой, слогом, словом, звуком вне синтаксических и семантических связей. Языковые эксперименты – важный аспект творчества и известной австрийской писательницы Эльфриды Елинек. Швейцарские поэты и писатели тоже активно играют на этом поле, в частности в жанре «spoken word». 

Вопрос из зала: А есть ли в Швейцарии цензура?

- Официальной цензуры нет. Но определённые ограничения, конечно, существуют. Связаны они не с тем, ЧТО говорится, а с тем, КАК это делается. Есть общественная мораль, закон, защищающий суверенитет личности. Думаю, что если кто-то оскорбительно выскажется в отношении чернокожих беженцев из Африки, то будет иметь большие неприятности. 

Вопрос из зала: Есть ли у Вас самого в творчестве какие-то табу? 

- Табу в прямом смысле слова нет. Но есть внутренние ограничения. Они касаются, например, автобиографических мотивов. Я неохотно включаю их в свои тексты. Если я и использую какие-то автобиографические моменты, то очень осторожно и в зашифрованной форме.

 Вопрос из зала: Как бы Вы определили собственный стиль? 

- Трудный вопрос. Есть авторы, которых можно узнать сразу. Прочитаешь три строчки Томаса Берн- харда и понимаешь, что это он. Не уверен, можно ли так же быстро узнать мой стиль. Я только надеюсь, что он у меня есть (смеётся). 

Голос из зала: Скажите, пожалуйста, кто восхищает и вдохновляет Вас в литературе, музыке и кино? 

- В литературе для меня в юности очень важна была фигура Томаса Манна. Затем увлекался творчеством Макса Фриша, Роберта Вальзера, зачитывался романами чилийского писателя Роберто Боланьо. В музыке мой кумир – Иоганн Себастьян Бах. Есть много прекрасной классической и современной музыки. Я люблю «Битлз», Курта Кобейна, панк-рок и т.д. Но рано или поздно я возвращаюсь к Баху как к первоисточнику. Не могу сказать, что хорошо знаю кино. Люблю Спилберга, Поланского. В свое время меня потряс фильм русского режиссёра о войне «Иди и смотри». (Фильм «Иди и смотри» Элема Климова – Е.Ш.)  

Вопрос из зала: А каких русских писателей Вы знаете и любите? 

- Достоевского. Я читал его роман «Преступление и наказание». Среди драматургов Чехов. Близка его тема ненужных людей, тоскующих, слоняющихся без дела, не понимающих, что время идёт вперёд. Всё  это  очень актуально и для современной Швейцарии. Ну, и роман «Война и мир» Толстого. 

*** 
На этом завершилась встреча с Герхардом Майстером.  На следующий день он продолжил знакомство в Казанью и остался в полном восхищении. А вечером Герхард Майстер углубил свои знания русской литературы,  посмотрев в театре Качалова спектакль «Дядюшкин сон» по повести Ф.М. Достоевского. Может быть, в следующий раз он примет участие в слэме казанских поэтов?! Или приедет на спектакль по своей пьесе, поставленной одним из казанских театров?! Как знать?!

Автор: Елена Шевченко