САДЫЯ БЕГЛОВА: земной суд и долгая память

Начало осени выдалось теплым и сухим, словно наверстывая холодные летние дни. От Москвы до станции Сасово езды на поезде всего шесть часов, но здесь, на востоке Рязанской области, чувствуется особый уклад жизни. Не березовая есенинская Рязанщина, а граница со степным диким полем. И рубеж татарского ареала – всего чуть более 300 км от Москвы, но уже можно увидеть старые памятники с причудливой арабской вязью, каменный амбар или наличники на окне заброшенного дома с узнаваемым татарским орнаментом. В царской России здешние русские и татарские деревни относились к Шацкому уезду Тамбовской губернии. За последние два года стал я бывать в этих краях часто. Возобновилась моя, укорененная еще в детстве связь с родиной предков. Тогда удавалось проводить безмятежные летние месяцы – сейчас поездки короткие и наполненные множеством дел и встреч. И хотя ветви моего мишарского шәжәрә уходят и в нижегородские, и в пензенские селения, особое тепло приходит именно от этой сасовской земли и из Кадома, Касимова, большого села Азеево. Родная, вошедшая в меня навсегда музыка имен сел и городков.

НАЦМЕН, ВПЕРЕД!

 Из числа местных татар вышло немало неординарных личностей, разъехавшихся по всему белому свету – хоть энциклопедию знаменитых земляков составляй. Но сейчас хочется вспомнить одно имя, памятное многим в Татарстане. Садыя Арифовна Беглова больше четверти века возглавляла Верховный суд Татарской АССР, и работники судов, прокуратуры, адвокаты старшего поколения хорошо помнят её.

 А в её родной деревне Большой Студенец нет уже никого, кто бы вспомнил молодую девушку, уехавшую в конце лета военного 1942 г. в Казанский университет учиться на юриста. Деревня еще жилая, зимуют здесь 5-6 человек, но стариков нет. А были времена, когда в Студенце располагалось целых два колхоза – «Большевик», считавшийся русским, и «Нацмен, вперед!», где работали татары. Именно в «Нацмене» председателем был отец Садыи – Ариф Рахимович Беглов. Трудно было управлять колхозом в деревне, где многие знали вольные времена. Кто-то юность провел в отходниках (уходили даже в степной Крым пасти овец), кто-то под влиянием касимовских татар освоил ремесло скорняка и лишь после революции вернулся в деревню. Почти во всех семьях родственники устремлялись в благодатную Среднюю Азию. 

А теперь надо было вырабатывать скудные трудодни.

 Однажды в правлении колхоза проходило бурное партсобрание, которое вел Ариф Беглов, и вспыхнула ссора с одним односельчанином – Салимом. Во время скандала Салим схватил настольную лампу и кинул е в председателя колхоза, но, вместо Арифа Рахимовича, лампа угодила в висевший на стене избы портрет Сталина… Молодой колхозник от страха тотчас же убежал на станцию Сасово и сел в первый поезд, идущий в Ташкент. Там и затерялся. 

Арифа Беглова односельчане воспринимали как власть: большие начальники и сам Сталин были очень далеко и высоко, а здесь, на земле, был он – строгий председатель колхоза, распределявший дальние делянки под выращивание сахарной свеклы, выделявший зерно, разрешавший или запрещавший покидать деревню. Ведь паспортов у колхозников не было.

 Садыя помнила и иной порядок жизни. Родилась она еще до образования колхоза «Нацмен, вперед», в августе 1923 года. Хоть и свершилась революция, но жизнь текла по-старому, подчиняясь смене времен года. Например, в конце лета собирали и заготавливали грибы. В отличие от татар, живших в других краях, местные мишари весьма охотно употребляли грибы. Лесов вокруг Большого Студенца почти нет, поэтому за грибами ездили далеко, в окрестности Кадома, ездили на подводах с бочками. Там собирали грузди, солили прямо в лесу, в специальных лесных избушках-грибоварнях. Грибы называли, заимствуя из мокшанского языка,  пәнгә.

 Во времена детства и юности Садыи деревня делилась на два русских конца – Кашинский и Горбуновский и на татарские дома в центре. Поэтому татары неплохо знали русский язык. 

Некоторые татары жили на плодородных лугах, впрочем, особенно рискуя от прихода большой воды: Цна протекает от Большого Студенца примерно в трех километрах, и раньше частыми были весенние подтопления огородов и погребов.

ЛАПОТНЫЕ МУРЗЫ

 Многие в Казани, незнакомые с татарской историей (да и работ по генеалогии тогда фактически не было), слыша фамилию верховного судьи Бегловой, полагали, что она русская. Но род Бегловых происходит от мурз, владевших землями у Кадома и под Шацком. В XVIII в. представители этой семьи, подобно многим мурзам, переселяются в Приуралье. Правда, в русских документах пишутся белебеевские потомки Бигловыми, а оставшиеся в родных местах на реке Цне – через букву «е». Бигловы-переселенцы даже смогли обрести дворянство, а студенецкие Бегловы довольствовались ироничным эпитетом чабаталы морзалар – лапотные мурзы. Земли и зависимых мордовских крестьян у них уже не было. Сами из землевладельцев превратились в земледельцев. 

В деревне были и другие фамилии: Сакаевы, Девятовы, Маматказины. Кроме фамилий, все знали прозвище – кошамат: Луговой Карим (жил на лугах), кечкенә Хасян (маленький Хасан), душай (так звали Хусаина Сакаева за его доброту, душевность), японка (отец – участник русско-японской войны). Одна семья в деревне и вовсе носила загадочное прозвище кычыткан чыпчыг, что дословно означает птицу-зяблика, а в переносном смысле – живую, энергичную женщину невысокого роста. 

Любимую бабушку Садыи в деревне звали просто Хаҗу әби (полное е имя, видимо, Хадича или Хаджар). Эта бабушка была известна в деревне непоседливостью: с утра она покидала свою избу и обходила всю деревню, пила чай в разных гостях. Быть может, страсть к перемене мест у Садыи от бабушки? Впрочем, скорее – от истории XX века.

ТАИНСТВЕННОЕ ЗАДАНИЕ 

Перед войной в Студенце жило около 50 татарских семей, но еще во время коллективизации татары стали активно уезжать в Узбекистан. Садыя же мечтала получить высшее образование. Окончив татарскую школу, это можно было сделать лишь в Казани. Шел 1942 год. Уезжала она в Казань, переполненную беженцами, в совсем еще чужой город. 

Проучилась Садыя в университете только один семестр. Уже в феврале 1943 г. ей было предложено поступить на службу в НКВД. Об этом периоде своей жизни Садыя Арифовна впоследствии не рассказывала, лишь упоминая в анкетах, что служила в Москве, Баку, а в последний период вернулась в подразделения НКВД Татарской АССР в Казань. Содержание е службы и круг полномочий остались тайной, которую она унесла с собой… Даже родные не узнали об этом. Так, неизвестным осталось е звание в системе НКВД. 4,5 года службы во всесильном ведомстве прошли будто время достойно выполненного задания: Садыя в июне 1947 г. вернулась к прерванной учебе. Впрочем, это был уже не классический университет, а более прикладная Казанская юридическая школа. Грамотная, свободно владеющая русским и татарским языками, энергичная, с опытом службы – все это определило успешную партийную карьеру Садыи Арифовны Бегловой. Начало карьеры совпало с ледяным холодом позднесталинской эпохи, когда именно местные партийные органы находились под особым пристальным вниманием (вспомним хотя бы трагическое Ленинградское дело). Но Беглова приучилась воспринимать работу как службу и ответила согласием на предложение занять должность инструктора отдела партийных, профсоюзных и комсомольских органов Бауманского райкома КПСС Казани. Дальше была работа заместителем министра юстиции ТАССР, Альметьевский горком КПСС, когда надо было заниматься обустройством быта нефтяников.

В КОМАНДЕ ТАБЕЕВА

 Начала свою партийную работу Садыя Арифовна еще в бытность первого секретаря Татарии Зинната Ибятовича Муратова, ныне более известного в качестве отца «Василия Алибабаевича» – актера Раднэра Муратова. Его сменил Семен Денисович Игнатьев, которого принято в современной казанской историографии считать мудрым, справедливым защитником татарской культуры. При Муратове и Игнатьеве Садыя Арифовна вошла в круг партийной номенклатуры республики. Но подлинный расцвет е деятельности пришелся на эпоху Фикрята Табеева. В своих диалогах с челнинским журналистом Ягсуфом Шафиковым давно уже живший в Москве Фикрят Табеев, перечисляя известных земляков, особенно выделил Садыю Беглову, назвав е «крупным юристом». Разумеется, земляческий подбор высших партийных кадров был не характерен для работы главного коммуниста Татарии, однако общие корни могли повлиять на особые, доверительные отношения влиятельных людей республики. Связи Студенца и табеевского Азеева – давние, крепкие. Талант и энергия выходцев из этих мишарских селений Рязанской области пригодились в советской Казани. 

При Табееве Садыю Арифовну выдвинули на пост секретаря Бауманского райкома КПСС, а с марта 1965 г. она четыре года являлась заместителем председателя исполкома Казанского городского Совета. Наконец, весной 1969 г. пришла к ней главная работа жизни – должность председателя Верховного суда ТАССР. 

ВЫНЕСЕНИЕ ПРИГОВОРА 

О каждодневной деятельности судебных органов в бытность руководства Бегловой есть хорошие исследования. Среди них разделы книги «Верховный суд Республики Татарстан: история, события, люди», кандидатская диссертация Алмаза Мухамадеева из Института истории им. Марджани «Становление и развитие высшей судебной власти в Республике Татарстан (1920–2007 гг.)». Но интересно и человеческое измерение такой должности, мера ответственности при всей коллегиальности руководства Верховным судом и разделении этой самой ответственности в принятии решения, когда цена приговора – свобода или жизнь человека. 

В 1970-е годы, когда в республике стали активно строиться индустриальные города, вновь увеличился приток рабочих со всего Советского Союза и параллельно начался массовый отток сельских жителей, стал складываться особый формат урбанизации с неизбежными социальными проблемами. Опыт жизни такого общества, как мне представляется, очень точно показан (даже передана атмосфера) в недавнем романе Шамиля Идиатуллина «Город Брежнев». В Казани все было куда острее, если учитывать памятный еще период произвола молодежных преступных группировок. Громкие дела рассматривали суды районной инстанции, но утверждал Верховный суд Татарской АССР. 

Именно масштаб рассматриваемых дел, посвященных «казанскому феномену», стал ключевым в биографии Садыи Бегловой. И она совершает не характерный для руководителя е ранга шаг. Как признавалась своим родным сама Садыя Арифовна, в определенный момент она стала сознавать сложность в восприятии всего содержания уголовных 
дел, всех деталей. И приняла решение уйти в отставку…. Это случилось зимой 1985 года. Ей предстояло прожить еще 7 лет. 

Её помнили, навещали бывшие коллеги. Кстати, в собственной кадровой политике Садыя Арифовна не придерживалась партийных догм. Как вспоминал е преемник Геннадий Баранов, Беглова могла взять на работу выпускника-заочника, если была уверена в его профессиональных качествах. Знала не только работу своей коллегии, но и всех районных судей республики.

 А за пределами помещения суда она дружила с казанской интеллигенцией. Среди е ближайших подруг Магина Измайловна – супруга писателя Абдурахмана Абсалямова. Когда я узнал об этом от Альбины Абсалямовой, в который раз убедился, что мир тесен, особенно татарский. Сразу соединились в моем сознании уютные дома татарских литераторов, улицы старой Казани, по которым ходила Садыя Арифовна в уже своем родном городе. И память, гордость за нашу родственницу. Ветхую ксерокопию из газеты «Социалистик Татарстан» с некрологом, посвященным Садые Арифовне, хранили у нас дома. Шел тогда сумрачный 1992 год. 

В жизни Садые Бегловой удалось реализоваться, использовать все предоставленные шансы.

 Успех был особенным, под силу именно ей. Не каждый смог бы провести десятилетия среди людских драм, обвинителей и обвиняемых, выносить приговоры, осознавая возможную встречу с когда-то осужденным….

 Садыя Арифовна Беглова часто говорила, что не надо ничего бояться. И в общении с этой сильной женщиной люди понимали: а ведь она и правда не боится ничего, ведь и правда в страхах нет никакого смысла. Зато много смысла было в ее метких наблюдениях, точных оценках и скуповатых признаниях, сохраненных в памяти близких.

 Давно покинув свою маленькую деревню, не забывала Садыя Арифовна родных, помогала не только словом, но и делом. Двоюродному брату-фронтовику, получившему тяжёлое ранение, помогла собрать документы для получения статуса инвалида войны, а это давало существенную прибавку к пенсии. Таких людей, близких и далеких, почувствовавших е участие в своих делах, было много и в Казани, и в Москве. Уже давно нет на свете Садыи Арифовны, а е вспоминают с теплотой. Земной суд она выдержала с честью.