Гали Рахим. В тоске (рассказ в переводе Рината Бекметова)

На душе тоскливо…

За окном дует холодный ветер. Деревья в саду непрерывно шумят беспокойной листвой. Всё уныло вокруг, серо, неразличимо. И деревья, и травы кажутся окрашенными в серый цвет. Даже солнце скрылось за горизонтом!..

На душе тоскливо…

Одиночество поглощает меня. Оно заполняет каждую частицу моего тела. Я не могу найти себе места. Беру в руки книгу – и кладу её, ибо не хочу читать. Душа моя – там, за окном, и сейчас, чтобы вырваться из плена тревоги, она ищет человека, друга. Книга таким другом стать не может. Когда я начинаю читать, моя голова ноет от боли. Мне нужен человек – рядом, во весь рост, живой, осязаемый, могущий говорить.

Одиночество…

Так вот что это такое!.. До сих пор я понимал его смысл превратно. И только теперь осознаю – с излишком, по-настоящему. Я бесцельно заглядываю в одну комнату, в другую. Выхожу в сад, возвращаюсь в дом, а людей вокруг как будто бы нет. Они шумят, смеются, весело торопятся по своим делам, но – не со мной. Куда ни взглянешь, везде пустое, ровное поле. В пятидесяти верстах вокруг не найдёшь ни лесочка, ни крохотного холма. Одиночество моё затеряно в огромном, как море, пространстве. Я слышу голоса этих мест, я вижу этот простор, он меня о чём-то вопрошает, и я ему отвечаю. Но преодолеть моё одиночество ему не по силам.

Надежды…

Вселенная дышит надеждой, храня её в себе, как под покрывалом. Надежды всегда призрачны; они редко осуществляются, оставаясь простыми чаяниями. Ты счастлив до тех пор, пока питаешь надежду. Когда вера в надежду угасает, ты умираешь…

И почему же мне так безрадостно? Отчего я тревожусь? Оттого, что надежды мои одна за другой разбиваются в прах…

Разве мог я вообразить, что, приехав вторично в эту усадьбу, буду, как Робинзон, одиноко грустить? Нет, совсем другие надежды питали меня!

Я вспоминаю, что было в этой усадьбе пять-шесть лет тому назад. Я был тогда ребёнком, мальчиком, всё происходившее воспринималось мною сквозь волшебное стекло. Мир я видел в таинственных отсветах, все вещи, окружавшие меня, казались иными, словно их заколдовали, как это бывает в сказках.

В усадьбу, помню, я приехал перед самым заходом солнца. После ста шестидесяти вёрст на дребезжащей повозке усадьба показалась настоящим раем. Незадолго до моего приезда прошёл дождь, и в воздухе висела приятная прохлада. Тёплый ветерок нёс тончайшие душистые ароматы; их источали цветы, росшие в ближнем саду. Наступила ночь. Взошла луна. Я незаметно вышел в сад. В лунном свете, неясном и колеблющемся, весь сад, вся листва в нём показались мне выточенными из серебра. Цветы, затерянные между деревьями и кустами, в ртутном блеске отражали свет луны. И сад, и воздух, и весь мир излучали такую красоту, которую в словах передать нельзя. А я стоял, погружённый в эту невыразимость, и жадно вкушал её.

В тот приезд я видел Её. Она тоже была ребёнком, чуть младше меня. В памяти хорошо запечатлелась одна подробность. Она сидела на лестнице около двери и перебирала собранные стручки зелёного гороха. Заметив меня, подняла загадочные тёмно-синие глаза:

– Ибрагим абый! Вас угостить горошком?

Тогда ребяческая гордыня не позволила мне взять протянутую горсть. Беря вещь у девочки, не унижаю ли я тем себя? Я ответил резким отказом, повернулся и ушёл. А ведь она предложила мне от чистого сердца…

С тех пор прошло пять или шесть лет. Сейчас она стала взрослой. Я тоже повзрослел. Мне невдомёк, почему, встречаясь со мной, она скрывает лицо. Прошлая встреча с ней была короткой. Я, чем-то раздражённый, входил в комнату, а она, ни о чём не подозревая, выходила. Шла, сосредоточенно глядя вперёд, и, вероятно, по этой причине сначала не обратила на меня внимания. Приметив, остановилась в смущении и секунду смотрела мне прямо в лицо. Ее тёмно-синие глаза имели необыкновенную притягательную силу и, как и раньше, скрывали загадку. Прядь волнистых пшенично-пепельных волос закрывала лоб и виски; поверх волос был надет маленький калфак, делавший её более изящной. Когда наши взгляды сошлись, лицо моё покрылось краской. Оно горело, а сердце в груди учащённо билось. Она, покраснев, повернулась ко мне спиной и, прикрыв руками волосы, стремительно выбежала из комнаты. С этих самых пор я с ней не встречался.

Да!.. Она избегает меня!.. Но по собственной воле или по требованию близких? Это страшно сердит меня…

Я – на балконе, хожу в тревоге из стороны в сторону и проклинаю старинный, патриархальный уклад татарской жизни. Мои мысли – только о Ней. Я размышляю о ней, собрав всю силу мыслительной энергии. Я заклинаю её прийти ко мне. Магнит своей души я направляю к ней, чтобы с его мощью привлечь возлюбленную. Конечно, тоскующей душе это служит слабым утешением…

Но, чу!.. Она как будто безмолвно входит в комнату, примыкающую к балкону. Разумеется, входит просто так, проходя мимо. Сердце моё снова, как по команде, учащённо бьётся. Я почти начинаю верить в то, что сердца живых людей способны общаться друг с другом. Я быстро встаю, открываю балконную дверь и вхожу в комнату. Увидев меня, она смущённо краснеет, закрывает шарфом лицо и тут же выбегает. Ну, хватит! Прекрати! Разве ты действительно боишься остаться со мной наедине?

…Светит луна. Мы сидим в лодке на озере. Она – на корме, я – у самых вёсел. Волны вокруг играют бликами лунного света. Она, наклонившись, смотрит на меня тёмно-синими, как поздний вечер, глазами и о чём-то спешно говорит…

…Зной уже слегка спадает, небо в лучах заходящего солнца становится огненно-красным. Мы вместе с Ней медленно идём по длинной прямой садовой дорожке, по обеим сторонам которой высажены липы. Мы смотрим друг на друга и хохочем. Смех наш вызван не предметом разговора… Нет, мы смеемся потому, что именно в эту минуту чувствуем себя самыми счастливыми на свете людьми.

Вот это и есть прекрасная мечта.

С Ней я встречался несколько раз, но она избегала меня. Даже скрыть лица по-настоящему не может: закутывает голову в шаль, чтобы не заметил. И это уже совсем не мечта, а чистая правда! Недавно я узнал, что сторонится она меня всё-таки не по своей воле, а по требованию родных. Выходит, что и её сминает наш уклад, лишает свободы. Что ж тут поделать!..

За окном воет ветер, несмотря на то, что сейчас середина лета. Холодно. Тучи огромными массами движутся над озером, как тёмная завеса дыма. Ветер с силой колеблет ветви на деревьях; их тревожный шелест похож на взмахи человеческих рук. Кругом всё серое: и небо, и ветер, и даже озеро, которое ещë недавно располагало к поэтическому настроению и казалось таким чарующим…

Я не останусь здесь, завтра же покину усадьбу… Хочу всё забыть…

                                                                                                        1913

Перевод с татарского Рината Бекметова