Логотип Идель
Литература

Ринат Мухамадиев. Переменная облачность

Москва, начало двухтысячных. Я работаю в Международном сообществе писательских союзов заместителем председателя – Сергея Михалкова. Сидим в историческом «Доме Волконских» – месте первого бала Наташи Ростовой из «Войны и мира». На первом этаже – ресторан, куда обычно спускаемся пообедать вдвоём с председателем.

(

Москва, начало двухтысячных. Я работаю в Международном сообществе писательских союзов заместителем председателя – Сергея Михалкова. Сидим в историческом «Доме Волконских» – месте первого бала Наташи Ростовой из «Войны и мира». На первом этаже – ресторан, куда обычно спускаемся пообедать вдвоём с председателем.

– Ринат, есть к тебе просьба сегодня, – обратился он ко мне во время одной из таких трапез. – Сегодня к четырём зовут в Дом журналистов. Там встреча преподавателей русского языка и литературы со всех концов мира. Обещал прийти, да не могу. Причина очень важная – свидание с прекрасной дамой. Только ты можешь меня выручить, – добавил патриарх то ли в шутку, то ли всерьёз.

– Причина, вижу, в самом деле важная, – сказал я. – Однако в данном случае, Сергей Владимирович, я не смогу вас заменить. Им не я нужен, а знаменитый поэт Михалков. Вдобавок, говорите, специалисты по русскому языку… Не разбегутся ли, услышав мою фамилию? Может, мне на правах вашего зама лучше на свидание к той красавице пойти?..

Знает аксакал цену хорошей шутке, от души смеётся:

– Ну и хитёр же ты. Не татарин, часом?

 

…Деваться некуда, пришлось согласиться. Не впервой: бывало, и в семь мест разом его приглашали. Не откладывая, отправился я в назначенное место. Там уже предупреждены о моём приходе, радушно принимают, угощают, сажают в президиум. Пришлось выступить от имени писателей и творческого сообщества. Ну, а искренние и живые речи съехавшихся со всех уголков мира специалистов по русскому языку и литературе оставили поистине неизгладимое впечатление. Где только не изучают, оказывается, язык и литературу русского народа – в Японии и Китае, Австралии и Африке, Латинской Америке… Выступили даже представители таких отдалённых островов, названий которых не слыхал и я, много повидавший и поездивший на своём веку.

Домой вернулся довольно поздно. Выпив чаю, по обыкновению включил телевизор. Перебирая программы, к своему удивлению обнаружил на одном из столичных каналов трансляцию круглого стола с участниками конференции, с которой только что пришёл. Конечно, принялся смотреть и слушать.

Вот эту привлекательную японку со своеобразным акцентом я сразу приметил. А вон тот парень из Бразилии всех покорил, читая наизусть Есенина… А темнокожая дама средних лет, вроде и не красавица, но с необъяснимым обаянием, представляет Кубу. Вспомнил – в перерыве даже парой слов удалось с ней перекинуться. Сама подошла поприветствовать меня – видимо, узнав, что я от писательского союза. Представилась, да тут же выскочило её имя из головы. Говорит, писала в молодости стихи, а сейчас преподаёт русский язык и литературу в университете Гаваны. Всё ей было интересно – и где работаю, и кем, и какие произведения написал… Я не успел ответить – подбежал старый приятель Александр Арцыбашев, заключил меня в объятия. Оборвалась беседа – то ли женщина сама ретировалась, то ли с приятелем за беседой ушли в сторону – уже и не помню...

А на экране ведущая обращается к гостям с интереснейшим вопросом:

– Уважаемые дамы и господа, не расскажете ли нам коротко историю возникновения вашего интереса к русской литературе? С чего всё началось?

Один сказал, с романов Льва Толстого. Другого ещё в юности поразили произведения Достоевского. Раз за разом звучат имена Пушкина, Лермонтова, Есенина…

Очередь профессора из Гаваны. А она почему-то, погружённая в свои мысли, пребывает в нерешительности.

– А Вы, донья Алеида, что скажете? Почему молчите?..

– В семнадцать лет я была влюблена в парня из России, – она как будто растерялась от нахлынувших воспоминаний.

Зашушукались коллеги за круглым столом, поразило их это признание. Некоторые заулыбались, засмеялись даже. И ведущая подхватила:

– Интересно, чрезвычайно интересно. Не расскажете нам об этой любви?..

– Не о чем рассказывать, – вздохнула женщина. – Тот парень ни слова не знал по-испански, а я – по-русски… Не смогли объясниться. Он уехал и исчез без следа. А я дала себе слово – во что бы то ни стало выучить русский язык. Хотя и в мыслях не было – на математика думала учиться.

– Вы видели ещё этого парня? Искали?.. – оживилась ведущая.

– Ну что Вы говорите, где Куба и где Россия… Где уж там искать... Это моя первая поездка за границу, мечта юности сбылась – приехала в Москву.

– А скажите, пожалуйста, хотели бы Вы найти того парня?

– С тех пор прошло много времени, – смутилась дама, осторожно убрав с виска тронутую серебром прядь. – Видите ли, мне ведь не семнадцать уже. И его молодые годы тоже прошли…

– И всё же? – продолжала упорствовать ведущая.

– Я не его искать приехала, – сказала дама, как будто утвердившись в мыслях. И вдруг, от воспоминаний ли далёкой молодости, навернулись в уголки её глаз слёзы, она вытерла их краешком платка. – Не ожидала, но я ведь его встретила.

– Встретили?.. – ведущая от удивления метнулась вперёд.

Услышав это, и сидящие застыли с раскрытыми ртами, не зная, верить или не верить своим ушам.

– Узнали?.. – спросил кто-то.

– Я узнала.

– А он?

– А он меня не узнал…

– Вот-вот, таковы они, мужчины. Нечего от них и ожидать другого, – подхватили сидящие рядом женщины.

Ох, даже учёные дамы солидарны в отношении к мужчинам!

– Сеньора Алеида, – ведущая вновь обратилась к темнокожей даме-профессору, – а если предположить, что этот парень… Хотя, конечно, давно уже не парень, а, скажем, господин – если он вдруг видит Вас сейчас по телевизору, что бы Вы ему сегодня сказали?

Дама ответила тотчас, не раздумывая.

– Люблю, сказала бы. По-прежнему люблю… Я часто возвращаюсь в родной город Варадеро, где выросла. Когда гуляю одна по горячему песку на берегу океана, иногда кажется, будто вернётся моя далёкая юность... Да, я узнала теперь и Ваше имя, и фамилию, но не скажу, чтобы не ставить Вас в неудобное положение. Одно только скажу: видите, я выполнила своё обещание – выучила русский язык. А Вы…

 

Я переключил телевизор на другой канал – наступало время футбола. Переключить-то переключил, а всё стоит перед глазами эта уже начавшая полнеть темнокожая женщина. Горячие слезинки из её глаз будто по моим щекам текут. «Варадеро… горячий песок на берегу океана… Я выучила, а Вы…»

 

Варадеро, Варадеро… Погоди-ка! На Кубе, в Варадеро, и я ведь бывал. В начале восьмидесятых областной комитет профсоюзов Татарской республики отправил меня на Остров Свободы руководителем туристической группы. Хорошо помню – мне, как руководителю делегации, даже валюты побольше выдали, семнадцать долларов. А туристам, если не ошибаюсь, по двенадцать. Впрочем, им палец в рот не клади, все – труженики, как говорится, советской торговли – завмаги да завсклады – в те годы для всех нужные люди. Как работали – не знаю, а вот в отдыхе они знали толк: каждый день праздник да застолье.

На меня взвалили ответственность за каждого члена группы. Перед поездкой в какие только инстанции не вызывали, от инструкций и предостережений голова кругом шла… Этого нельзя, туда не ходи… А вот моим завмагам, как говорится, закон не писан. Соберутся толпой на берегу океана, режутся в карты, прихлёбывая привезённые с собой дорогие крепкие напитки, и сам чёрт им не брат. На языке – деньги да барахло, барахло да деньги. А мне, не привыкшему к деньгам молодому татарскому писателю, все эти слова чужды. Коммунизм ведь мы собирались строить – без денег, без товаров.

Невесело мне среди них, места себе не нахожу. Под каким-нибудь предлогом ухожу в сторону, растягиваюсь на горячем песке с томиком Хемингуэя. Нашёл эту книгу на русском языке в книжном магазине в Гаване. Любопытно читать произведения писателя именно там, где он жил и творил. Припечёт солнце – окунаюсь в воду, качаюсь в океанских волнах, плаваю всласть. Испытать такое наслаждение в середине января – мог ли даже мечтать об этом?.. Из Казани выезжали – тридцать градусов мороза было, а тут такая жара. Местных-то не так много у воды. Спросишь, почему, отвечают: «Холодно, зима же». Нам, конечно, смешно.

В один из дней лежу вот так с книжкой на песке, загораю. Торгаши мои шумно веселятся: беспрестанно рассказывают анекдоты, хохочут, играют на деньги в карты, курят, звенят стаканами да бутылками.

В какой-то момент поднимаю голову, смотрю – один из нашей группы нетвёрдыми шагами двинулся к лежавшей неподалёку с книгой юной темнокожей девушке. Уже и присел на корточки рядом с ней. Как выпьют – все смелые: вон уже и руки тянет. А девушка-то не хочет с ним говорить, уткнулась в книжку, резко боится ответить, лишь мягко отводит его руку. Тот не отстаёт, как назойливый комар, вьётся вокруг. Может, и следовало мне подойти, объяснить земляку, что нельзя так приставать к иностранцам, но я постеснялся шум поднимать.

В конце концов, закончилось терпение у самой девушки, она резво вскочила, схватила босоножки, книгу и зашагала в мою сторону. Прошла по краешку воды мимо меня. Мягкие волны, накатываясь, ласкали её ноги. Не показывая виду, украдкой наблюдаю за ней… Раз увидев, и взгляд-то не оторвёшь. Грациозная, как ива, шагает – будто плывёт. Глаза – горящие угольки, тонкая прямая шея, золотом блестят на солнце ниспадающие на плечи чёрные, как смоль, волосы. На стройном гладком теле – два чудесных бугорка… Нет слов, чтобы описать всё очарование её фигуры и движений: чтобы это выразить в полной мере, надо быть прирождённым живописцем или музыкантом. Только здесь, на подобном земному раю острове, посреди тёплого океана могло родиться и вырасти такое грациозное дитя природы.

Девушка нашла себе новое место поодаль. Ритмично и плавно, подобно беззвучной мелодии, вновь растянулась на песке. Устремила взор в книги. То одну читает, то в другой что-то высматривает. Нет, это не притворство, она по-настоящему что-то изучает...

А тем временем опять показался назойливый дядька – идёт, посвистывая, по краешку океана мимо меня.

– Наиль-абый, – сказал я ему, будто ничего не видел и не понял. – Куда путь держишь?..

– Да вот, иду русалку искать…

– Наиль-абый, прошу, не приставай ты к девчушке, к экзамену, наверное, готовится – вон, даже говорить не хочет.

– Сам знаю, что делать, братишка, – отмахнулся он от меня огромной ладонью и продолжил путь.

– Ну ладно, если знаешь, – сказал я и лёг к нему спиной, решив больше не смотреть в ту сторону. И всё же то и дело долетали до моих ушей обрывки русских и татарских слов, которыми Наиль-абый продолжал донимать девушку. Сделаешь замечание – шум поднимет, не иначе. Остаётся терпеть…

Немного погодя бросаю туда взгляд и что же вижу – опять поднялась девушка. Думая, видимо, как избавиться от навязчивого незнакомца, оглянулась по сторонам. Схватила книжки и двинулась в мою сторону. Прямо ко мне направилась. Чувствую, сейчас скажет: «Остановите этого нахала, пусть отвяжется от меня, а не остановите, закричу». Только этого не хватало!

Не дойдя пары шагов до места, где я лежал, она внезапно встала. На душе тревога, жду – что скажет. А она вдруг как улыбнётся, блеснув белоснежными зубами за пухлыми губами!

– Буэнос диас, – сказала она и начала сыпать мягкими и благозвучными, но непонятными словами.

«Добрый день» только понял. И смех и грех, но когда перед тобой такое создание, разве можно не поддержать разговор?

– Буэнос, буэнос, – вставил я, недолго думая.

Она ещё что-то пояснила. Я ничего не понял, но кивнул. На удаляющегося к себе, как ни в чём не бывало посвистывающего Наиля-абыя взглядом она указывала.

Опять произнёс я «буэнос, буэнос». Что ещё скажу – не знаю испанского! А девушка-то – щебетунья, слова со скоростью пулемёта вылетают. От неожиданности и те несколько слов, что в первые дни выучил, из головы выскочили – не могу вспомнить, хоть тресни.

Девушка, даром что юная, на удивление сообразительная оказалась. Как будто получив от меня позволение, там, где стояла, постелила на песке полотенце да сложила на уголок свои книжки. И ловко, плавно склонясь, как тростинка на ветру, улеглась. Хоть и старался не смотреть, врезались в память яркий блеск её чёрных, как черёмуха, глаз, и тонкая – в браслет бы поместилась – талия.

Наиль-абый молча прошагал, больше не приставал, голоса не подавал. Смотрю, девушка как погрузилась в свои книги, так и продолжает их прилежно читать. Всё равно ей теперь – есть ли кто рядом, нет ли. И сам я, успокоившись, увлечённо принялся за Хемингуэя…

 

– Командир, на обед-то уж не пойдёшь, я смотрю?

Это Наиль-абый обо мне печётся. Его коллеги-торгаши вереницей, как гуси с водопоя, побрели к гостинице. И мне пора. Всё не мог решиться уйти, гадал, что же сказать на прощание чернокожей русалке.

Она тоже почувствовала, что мне пора идти: повернув голову, кивнула, подарила ещё одну улыбку. Благодарит, похоже – защитил ведь её.

– Адиос! – сказал я. – Аста луэго, – добавил ещё. Всё, что знал, выложил. Хватило бы и простого прощания. Зачем было ещё «до встречи» добавлять?..

После обеда наша группа съездила на экскурсию по местам жизни и творчества Эрнеста Хемингуэя. До сих пор в памяти, для меня это было очень важное и долгожданное событие…

Дни, счёт которым и так был невелик, проходили один за другим. С утра до вечера валяемся на горячем песке, купаемся. Для этого ведь и прибыли мы на остров на краю земли.

Приближался день отъезда, когда неожиданно на берегу океана показалась та милая девушка… Не сказать, что забыл её: каждый день, придя к морю, ощущал её отсутствие, но мало ли в этой жизни появляется людей, что завладеют нашим вниманием, а потом теряются из виду без следа. Обычное дело.

Не я первый увидел появление девушки, и в этот раз Наиль-абый опередил всех. На весь пляж слышно было, как он радостно возвещает мне:

– Командир, открой глаза, солнце выглянуло, солнышко…

Слышать приятно, но сравнение не такое уж удачное, подумал я – солнце-то здесь с рассвета до ночи светит, не прячется.

Океан без краёв, горячий песок растянулся золотым ковром от горизонта до горизонта. Везде – простор, местного люда совсем нет у воды. Да и туристы кучкуются лишь в двух-трёх местах. А девушка, как будто больше места нет, с охапкой книжек опять в нашу сторону шагает. Уже собрался проводить её взглядом, а она возьми да остановись прямо там, где я лежал… Поздоровалась, вопросительно взглянула, будто разрешения спрашивая, я кивнул. Можно подумать, забронировала это место с прошлого раза – опять его заняла, улеглась.

Одним глазом в книгу смотрю, другим – на эту зреющую чёрную ягоду. Кто знает, может, уже и созрела… Заметив ли, как я украдкой смотрю на неё, улыбнулась ослепительной улыбкой рассветного солнца. Достала из книжки клочок бумаги и заговорила:

– Большое вам спасибо, товварич, – сказала, запнувшись на последнем слове. – Я сдала экзамен на отлично.

– Поздравляю, – сказал, – но мне-то за что спасибо?..

На русскую речь и ответил по-русски, но она ничего не поняла. Улыбка её уступила место беспокойству. В смятении она принялась листать толстую книгу, что держала в руках. Оказалось – испано-русский словарь. Попробовала и мне протянуть томик. А мне что делать, поглядел, как в афишу коза, да и вернул ей книгу.

– Вы хорошший товварич, – начала она снова, кинув взгляд в свою бумажку.

– Спасибо, – только и оставалось мне ответить. Это она поняла и как же обрадовалась! Даже в ладоши захлопала.

Похоже, в дни, пока не появлялась на побережье, не только сдала она свой экзамен, но и подготовилась принять другой экзамен – у меня. Столько у неё было вопросов. Постепенно совсем освоившись, так и сыпала ими, заглядывая в блокнотик.

На вопрос «какая жизнь в СССР» поднял я большой палец. Спросила сколько лет. Три раза показал по десять пальцев, ещё два-три пальца загибать не стал – чего мелочиться.

– Кем работаете? – спросила. Показал, как будто пишу что-то в воздухе.

Не поняла. Не стал долго ломать голову, помахал книжкой в руке, повторяя: «Хемингуэй». Вроде поняла – улыбнулась и в восхищении даже головой покачала…

У меня тоже были вопросы, наверное. Да как спросишь. Она по-русски не знает. Пытаясь объяснить, кто я, повторял: «Татар, татар» – не нашёл понимания: похоже, не слышала. Понимала бы по-французски – хоть кое-как объяснились бы. Нет, не знает…

Пусть и не понимали мы слов, но как же радостно было в эти минуты чувствовать её взгляд, слышать голос, просто сидеть рядом и смотреть на неё. Вскоре опять раздался голос:

– Командир, на обед пора…

Я вздрогнул. Нет, не испугался – успел уже сдружиться с этим дядькой, и звучал его голос теперь доброжелательно и даже сочувственно.

Увидев, что двинулись мои спутники, девушка, кажется, поняла, что и мне пора. Приподнялась, села, сверкнула глазами. Обычно на послеобеденное время у нас намечалась какая-нибудь поездка, в этот день нас собирались повезти на завод по производству напитков, а точнее – рома. Долгожданная экскурсия…

– Аста маньяна, – сказала она. Это значит – «до завтра», одно из тех семи-восьми выражений, которые я знал.

Если бы утвердительно кивнул, был бы обманщиком. Ведь завтра утром мы должны были отправиться в обратный путь. Автобусом из Варадеро в Гавану, оттуда – самолётом. Как же объяснить это девушке? Прямо застыл на месте, не мог слов подобрать. Собравшись с духом, жестом изобразил взлетающий самолёт, а голосом – гул: «Ву-у…»

Ребячьи мои жесты, похоже, рассмешили её. Но от неожиданной ли новости тут же упало её настроение. Глаза затуманились, печальны. Совсем растерялась, губы дрожат, вопросительный взгляд то в словарь устремляется, то на меня. Ищет что-то в книжке, не может найти. Я помахал на прощание и, повернувшись, зашагал прочь. Что делать, что ещё я мог? Она вдогонку как будто что-то произнесла. Я, обернувшись, ещё раз помахал. Девушка подняла руку и повторила произнесённое слово… Погоди-ка, что же она сказала? Слово, которое я никак не мог понять – не имя ли её это было?.. Да, кажется, «Алеида». Алеида…

Лихорадочно оборвав трансляцию футбола, включаю московский канал. Увы, круглый стол уже закончился. Женщина-синоптик завершает прогноз погоды на завтра: «Переменная облачность, кратковременные дожди…»

Вот тебе на! «Переменная облачность…», – раз за разом повторяю про себя. Что ещё остаётся сказать…

 

Перевёл Ильдар Сафуанов

Теги: в переводе татарская проза

Следите за самым важным и интересным в Telegram-каналеТатмедиа

Нет комментариев