НОВЫЙ ГОД ПО-СОВЕТСКИ

Праздник, который в нашей стране любит и стар и млад и который всегда несет ожидание чуда и непременного обновления жизни, не всегда был таким ярким и масштабным, как сегодня. И всенародная страсть отмечать Новый год с шумом и так, чтобы «земля дрожала», тоже возникла относительно недавно.

КУЛЬТ ОБЩЕНИЯ 

Напомним, власти вернули в страну новогодние праздники лишь в 1937 году. После победы социалистической революции новогодние елки и торжества, связанные с Новым годом, были запрещены и заклеймены как «буржуазный пережиток». 

Ася Зиевна Ханина, которой в зловещем 37-м году было всего 8 лет, на всю жизнь запомнила первую в своей жизни новогоднюю елку.

 «Когда по радио объявили, что в этом году стране разрешили отметить Новый год, моя мама была несказанно рада. И мы сразу же начали готовиться к этому празднику. Первым делом принялись за изготовление елочных игрушек. Хотя у мамы кое-что осталось из ее детства. В основном, это были картонные фигурки животных, у которых двигались лапки. И это меня просто завораживало: мне очень нравилось поворачивать собачке и жирафу лапки в разные стороны, потому что каждый раз казалось, что у меня в руках новая игрушка. Игрушки мы мастерили из подручных материалов – картона, ваты. А вот клоунов делали из вареных яиц: заворачивали яйцо в золотую бумагу, надевали колпак, кружевной воротник, рисовали мордашки – и все, клоун готов. А я делала балерин в полете: с ножкой вверх в гран батмане или застывшая в прыжке. Я рисовала своих балерин на бумаге, потом раскрашивала, вырезала и покрывала лаком для твердости. Мои балеринки восхищали всех детей нашего дома! Больше всего хлопот доставляло изготовление бумажных цепей, которые заменяли современный серпантин и дождик. Из тетрадных листов мы делали огромные по длине цепи, раскрашивали их вручную разными красками и вешали не только на елку, но и по всей нашей большой комнате. Кстати, потолок в нашей комнате был высокий — пять метров, елку мы купили тоже в пять метров. И как же трудно было обвить эту елку бумажными цепями! Но мы справились —в нашей квартире была самая нарядная елочка!» 

Семья Аси Зиевны жила в доме, который до революции занимал высокий чин, служивший почтмейстером. Располагается этот дом по адресу ул. Карла Маркса, 46. Сейчас здесь «поселились» медцентр, магазины. И о том, как в 1937 году маленькие казанцы отмечали здесь свой первый Новый год, ничего уже не напоминает. 

Но помнит Ася Зиевна. Помнит, как в магазинах появились специально выпущенные к первому в истории СССР Новому году книжки с рисунками. Рисунки надо было вырезать — и вот вам игрушка на елку: «В основном, в этих книжках были рисунки животных — тигр в прыжке, яркий петушок, золотые рыбки, морские звездочки. Наша елка была вся в таких игрушках. А еще на нее мы поместили вкусные игрушки — пряники, орехи, печенье и конфеты». 

Эти съедобные игрушки помещались на новогоднюю красавицу не для того, чтобы в праздник ими перекусить. Это были сладкие призы детям, которые выступали на домашнем концерте, устроенном в квартире Аси. «У нас была самая большая комната в доме, и в ней стояла самая красивая елка. Мама решила позвать в гости всех соседей, а потому весь день пекла сладкие пироги – больших столов с салатами, утками-гусями мы тогда не готовили, не могли себе позволить такой роскоши. Но главным в тот Новый год для нас было праздничное настроение. Мы по-настоящему ждали этого праздника, готовились к нему. Причем подарки тогда не делали ни детям, ни родителям. Опять же время было тяжелое, даже мысли о подарках не приходили. Но свой первый Новый год мы отметили так, как и положено — весело. Этот Новый год в 1937-м запомнился на всю жизнь», — вспоминает Ася Зиевна. 

Главным в том празднике было вовсе не угощение, хотя в полуголодной стране новогодние яства были бы кстати. Но у людей не было денег на то, чтобы хотя бы раз в год побаловать себя каким-нибудь гусем с яблоками. Обходились пирогами. 

В той эпохе не была культа еды. Но был культ общения. 

Например, в доме на ул. Карла Маркса, 46 главным событием новогоднего вечера стал концерт, который подготовила детвора под руководством маленькой, но очень ответственной Аси: она чуть ли не единственная из юных обитателей этого дома ходила в детский сад, а потому знала, «как надо». А надо было спеть или сплясать перед публикой, строго соблюдая очередь и не забывая поклониться после выступления.  И, конечно, получить заслуженную съедобную награду, которую торжественно снимали с елки. 

Кстати, Дед Мороз в ту пору по улицам не ходил,  в дома не заглядывал. Он оставался мифическим персонажем, которого никто никогда не видел, но все знали, что он есть, что он добрый и умеет творить чудеса. 

В семье маленькой Аси был его рукотворный образ (в магазинах фигурки русского чудотворца не продавались) . Он был, естественно, из ваты, с непременно красными щеками, в блестящей синей шубе. Под Новый год его торжественно водрузили под елку. 

Тот Новый год в отдельно взятом доме на центральной улице Казани закончился вовсе не утром 1 января, как сейчас многие привыкли. 

В принципе, это был просто праздник, без привычных нам длинных выходных: 1 января советские граждане дружно шагали на работу. Как ни в чем не бывало. Просто поменялась дата в календаре. 

Но 91-летняя Ася Зиевна Ханина утверждает, что в ее «жизни больше никогда не было такого масштабного, такого теплого, такого счастливого новогоднего праздника». 

Главный же секрет настоящего праздника, по мнению Аси Зиевны, в том, что «все были очень искренние, по-настоящему хотели порадовать близких. А еще все были с развитым общественным сознанием: нам нужно было быть всем вместе — и в беде, и в праздники».

АПЕЛЬСИН – «БУРЖУАЗНЫЙ ПЕРЕЖИТОК»

 Понятно, что во время Великой Отечественной войны людям было не до праздников. Все, что умудрялись  сэкономить из съестного, что, удерживаясь из последних сил, не проедали, отправляли на фронт или отдавали тем, кто сутками стоял у станка на заводах. 

И все же в тылу, где не рвались снаряды, Новый год иногда отмечали. По-своему. Редко. 

«Папе дали отпуск, и он приехал к нам на три дня как раз под Новый год. Это был самый счастливый Новый год в моей жизни! Папа, живой и здоровый, обнимает нас с братиком, мама впервые за долгое время улыбается, за окном тихо падают снежинки, а на столе просто царское угощение – тушенка и конфеты, которые в дороге слиплись в комок, но были самыми вкусными конфетами на свете. У меня вот это воспоминание ассоциируется до сих пор с понятием «счастье». Мы никого в эту ночь не звали в гости, хотя мама и хотела подкормить соседей. Но это была новогодняя ночь, наша, семейная. А соседи пришли уже утром. И, конечно, главным был совсем не праздник. Какие там Деды Морозы со Снегурочкой! Все пришли послушать папу: что там на фронте, когда победим, много ли раненых и как их лечат. И почему фашисты такие звери… И все-таки, хоть это и был 1943 год, страшный, тяжелый, голодный — это для меня самый лучший Новый год в моей жизни. Потому, что все были живы, здоровы, все были рядом, ничего более и желать-то не хотелось», — рассказывает Евгения Михайловна Лаврова. 

Жили в то время Лавровы на одной из самых старых улиц Казани — на Волкова. Деревянные домишки, многие из которых были, как теперь говорят, самостроем и напоминали скворечники, по праздникам заполнялись местными детьми, слетавшимися на пирожки. А в тот самый Новый год, когда в окно постучался самый долгожданный Дед Мороз – приехавший на побывку отец, Лавровым со всей улицы несли угощения. Кто что мог: кто-то карамельки, прибереженные на особый случай (он и наступил!), кто-то краюху хлеба, кто-то мерзлую картошку. А один сосед, получивший чудом бронь от армии, принес два апельсина. Апельсин в военную пору был редким, малопонятным заморским фруктом, вкусным «буржуазным пережитком»… Вот такой новый год получился на казанской улице Волкова в 1943 году.

 Для Евгении Михайловны Лавровой апельсин и по сей день – главный символ Нового года.

ОБЪЕЛ ЗА НОЧЬ ЕЛКУ 

Новый год долгое время в стране был чуть ли ни рядовым праздником: отметив его без особой помпы, советский люд  1 января шел на работу. 

Отдыхать после отдыха — встречи Нового года — 1 января власти разрешили только в 1947 году. Такое судьбоносное решение пришлось принять потому, что после новогоднего застолья народ приходил на службу помятый во всех смыслах и толку от таких работников не было никакого.

 В 50-е годы, когда люди попривыкли к небывалой роскоши — праздник не на один день, к Новому году стали относиться несколько иначе. Его потихоньку научались воспринимать как праздник, а не простую смену дат в календаре. 

Правда, по воспоминаниям Галины Федоровны Новиковой, долгое время этот праздник считался исключительно детским. 

В их 11-й школе, что располагалась в центре Казани на улице Островского, впервые в 1954 году устроили новогодний утренник. Предназначался он исключительно малышне — ученикам начальной школы. 

В спортзале на несколько дней поставили елку, вокруг которой детки водили обязательный хоровод, а после непременного чтения стишков всю толпу пригласили в классы, где учительница каждому вручила бумажный кулечек. 

«Это был самый первый новогодний подарок в моей жизни. В семьях в то время вообще никаких подарков не делали, мы не были избалованы ни вниманием родителей в этом отношении, ни разными вкусностями. Праздники обычно отличались тем, что мама пекла сладкие пироги. И тут вдруг у меня в руках не просто объемный кулек с нарисованной елочкой — этот кулек только мой! Я до сих пор помню вкус конфет и печенья из этого кулечка. В нем были шоколадные конфеты, которых мы в обычной жизни не могли себе позволить, вафли, печенье и, конечно, леденец «Петушок» — любимая сладость детей в 50-е годы. Это был самый вкусный подарок в моей жизни!» — рассказывает Галина Федоровна. 

А следующий Новый год она встречала уже в казанском Доме медработников, что располагался на улице Бутлерова. 

Маленькую Галю Новикову туда позвали потому, что ее мама работала врачом в одной из казанских больниц, а детей медработников собрали в подведомственном ДК. Так было и с детьми работников других отраслей — все гуляли на «своих» территориях.

 «Для нас было сказкой уже то, что мы приходили в специальное место на праздник. И к этому дню готовились заранее: мамы перешивали платья, чтобы было чем удивить подруг. Костюмы зайчиков тогда еще не вошли в моду, народ «поражали» новым, или, правильнее сказать, другим платьем. Мальчишки, как правило, приходили в школьной форме.

Другой одежды у них просто не было. Мы с братьями, получив свои подарки, бежали домой, где начинался целый ритуал: сначала мы рассматривали свой кулечек – кому что положили. А потом сваливали все в одну кучу, садились вокруг и ели, ели, ели эти конфеты столько, сколько влезет», — вспоминает Галина Федоровна. 

Дома елку ставили обязательно, а игрушки на ней были, как правило, либо из картона, либо из ваты. И не потому, что прогресса в этой части индустрии не случилось. А потому, что все это было небьющимся — никто не поранится и до следующего года доживет. 

Но главным украшением елки были все те же съедобные игрушки — мандарины, шоколадные конфеты, которые берегли для этого случая, и грецкие орехи. 

«Нарядив елку 30 декабря, мы с ложились спать с одной мыслью — поскорее бы завтра, потому что конфеты разрешалось есть только 31 декабря. И каждое утро на протяжении нескольких лет была одна и та же картина: на нашей елочке не было ни одной конфеты и ни одного мандарина. Мы знали, что елку объедал старший брат. А потому со средним братом каждый вечер 30 декабря принимали волевое решение — не спать ни в коем случае, чтобы подкараулить воришку и не дать ему съесть наше лакомство. Но нам ни разу не удалось выполнить наш план: мы засыпали, конфеты исчезали. До сих пор помню это чувство обиды, ведь слопанные братом конфеты родители нам не возмещали. Просто потому, что их больше не было», — улыбается Галина Федоровна.

КРАСНАЯ ЗВЕЗДА И КОСМОС

 В 60-е годы в каждой уважающей себя семье в коробке с игрушками хранилась главная новогодняя достопримечательность — верхушка елки в форме красной звезды.

Особым шиком считалось, если эта звезда была с подсветкой: в темной комнате красная звезда (аналогия с кремлевскими рубиновыми звездами) горела так ярко, красиво и маняще, что заменяла всех зайчиков с пряниками, вместе взятых. 

В этот же период появилась еще одна достопримечательность, за которой спустя полвека стали гоняться коллекционеры, — фигурка космонавта. 

«Я помню, как мечтала, что на нашей елочке будет висеть игрушка-космонавт. Мне было 10 лет. Родители отказывались покупать ее: деньги тогда на баловство не тратили. А мне так хотелось ее иметь, что я совершила страшный грех: напросилась в гости к соседке тете Любе и, пока она возилась на кухне, просто стащила с елки этого самого космонавта. До сих пор помню, как боялась, что он в кармане раздавится и я опозорюсь на всю оставшуюся жизнь. Но космонавта я донесла до дома. Правда, на елку повесить так и не решилась: родители сразу бы поняли, откуда сие чудо у нас в доме. И у меня появился свой секретик: перед сном я доставала своего космонавта, гладила его, загадывая желания. Мне казалось, что он там, в космосе, обязательно их исполнит. Я умудрялась с этим космонавтом даже кататься на коньках у нас во дворе на улице Сеченова! Это, кстати, для меня был самый лучший каток: соседи выставляли в окно на первом этаже проигрыватель, звучала классика, а мы, дети, гурьбой катались на своих нелепых коньках. А этот космонавт «погиб» от рук моего внука в конце 90-х», — вспоминает Нафиса Сабитова.

СНЕГУРОЧКА ИЗ ДЕТСАДА

 Актуальность Дедов Морозов появилась в 70-е годы. Именно тогда на детские утренники стали звать Деда Мороза со Снегурочкой. 

Каждый ребенок мечтал прикоснуться к посоху странного дедушки, от которого непременно исходили флюиды доброты и чуда. 

Для Ирочки Ермолаевой 1975 год стал поистине звездным: судьба выбрала ее на роль Снегурочки. Да еще в паре с артистом ТЮЗа, который был самым лучшим Дедом Мороза Казани!

 В столь юном возрасте Ирочка познала, что такое зависть к звездной карьере. Ну, еще бы! Ведь, вместо противного тихого часа, она готовила свою звездную роль, к чему относилась очень серьезно, понимая, что такое счастье — роль Снегурочки — выпадает далеко не каждой девочке. 

А самое главное ее ждало после представления: ей «выплатили гонорар», дав вместо одного подарка аж три! Это была настоящая дольче вита! 

В 70-е годы к празднованию Нового года начали подходить основательно. Готовился оливье тазиками, непременная селедка под шубой, холодец… Детям стали класть подарки под елку или под подушку, дети в ответ рисовали тематические «шедевры», разучивали стишки, рассчитанные на внезапный приход домой Деда Мороза. В тот период, когда появилась та самая «Ирония судьбы…», дети верили в новогоднего деда, родители пели застольные песни, но вот явление Деда Мороза в отдельно взятую квартиру было некоей роскошью — советских детей этим не баловали.

 ВЕЛИКИЙ «ПРОВАНСАЛЬ» 

80-е годы мало чем отличаются от предыдущего десятилетия. Разве что во второй половине появились лучшие эстрадные хиты, которые перепевают до сих пор, да исчезли определенные продукты. В моде стали «праздничные продуктовые наборы», выдаваемые некоторым гражданам на работе. 

Они, эти наборы, действительно были праздничными, так как состояли из продуктов, за которыми в обычной жизни давились в очередях. 

О, эта банка «Провансаля»! Кто в те времена думал о вреде майонеза?! Он был атрибутом праздничного стола, он считался вершиной гастрономического вкуса. И если у вас не было знакомых, которых отправили перед Новым годом в Москву, то вам приходилось заводить знакомых среди казанских продавцов. Иначе стол был без заветной «шубы». И разве это стол?! В этот сказочный набор входили: пачка индийского чая, банка растворимого индийского же кофе, коробка «Птичьего молока» и банка зеленого горошка, который тоже был почему-то в дефиците. Некоторым попадались венгерские маринады фирмы «Глобус». И если вы обладали вот этим продуктовым счастьем, то можно было считать, что Новый год удался. Настроение новогоднее в обществе еще присутствовало — чудо еще ожидалось, надежда на лучшее еще не угасала, но постепенно вытеснялась тяготами и тревогами, которые обещала грядущая смена эпох…