Ахату Мушинскому – 70

Писатель, редактор, художник…

С Ахатом Мушинским мы знакомы с прошлого века, когда он был автором и ведущим телевизионной программы «У зелёного камина». Программа эта пользовалась большой популярностью. В беседах у живого огня на протяжении десяти лет участвовало немало знаменитых и интересных людей. Наша  встреча была приурочена к моему 60-летию, и Ахат Хаевич со своей съёмочной группой прибыл в Москву. Съёмка проводилась на моей квартире, которую я недавно купил, и, как исключение, без камина с огнём.

Тем не менее, встреча получилась тёплой, если не сказать, жаркой. Чувствовалось, что ведущий передачи к беседе подготовился основательно. В ту пору мои романы переиздавались гигантскими тиражами, и имя моё было широко известно. Собеседник оказался таким же общительным человеком, как и я сам. Он тоже писал прозу, и его имя было на слуху. Я вспомнил: его отец, основатель иллюзионного жанра Татарстана Хай-абый Мушинский и мама Рабига-апа, певица оперного театра, были заметными фигурами в татарской культуре. Такие европеизированные фамилии, как Ильская, Волжская, Болгарская, позже – Ашказарский, Минский появились ещё в первой половине прошлого века. Мушинский с подобной конфигурацией своей фамилии стал в их ряд, передав её своим потомкам.

В тот день Ахат Мушинский подарил мне свой роман «Записки горбатого человека». Книга, написанная от первого лица в форме записок, размышлений, откровений, когда автор обнажает не только героев своего произведения, но и самого себя, взяла меня, умудрённого всемирной литературой книгочея, за живое. И главное в «Записках» трудно отличить действительность от вымысла, реальные события – от фантасмагории. До того реалистично, правдоподобно описывает Мушинский самые невероятные вещи, что остаётся только удивляться и верить. И бежать за авторской строкой с единственным вопросом: что же дальше? Бежать, то и дело останавливаясь для переваривания прочитанного и размышлений. Книгу я перечитал дважды. И каждый раз открывал для себя что-то новое. Прав был Рафаэль Мустафин, сказав о романе, что в республике до этого не было написано ничего подобного. Недаром это произведение удостоено Державинской премии.

Потом я прочёл его роман «Шейх и Звездочёт», который он написал намного раньше «Записок». Тут другая проза – историческая и, стало быть, сугубо реалистическая. Здесь с головой окунаешься в 50-е годы прошлого века, в бревенчато-деревянную Казань с голубятнями во дворах, с ароматами яблоневых садов и свежими ветрами с Волги. А также с эксурсами в более далёкое прошлое, когда в город вступали белочехи, когда в оперном театре выступал председатель Реввоенсовета товарищ Троцкий, когда свергался на глазах юного студента памятник Державину на Театральной площади… Главные герои романа – подросток Шаих, по кличке Шейх, и Звездочёт – астроном местной обсерватории. Конечно же, запомнился дезертир, новоявленный отчим подростка. Но этот дезертир не похож на своего безвольного «коллегу» из повести В. Распутина «Живи и помни». Он изобретателен, действен, продаёт хлеб железнодорожными составами, в Казани устраивается завскладом цирка, живёт на широкую ногу. И подросток Шаих вступает с заматерелым аферистом в смертельное противостояние… Читается роман с возрастающим интересом. Он познавателен и важен потому, что о подростках сегодня никто не пишет. 

И ещё. Меня, поздно открывшего для себя Казань, радует и восхищает тысячелетняя столица в прозе Ахата Мушинского, где, как в настоящем казане, как в огромном плавильном котле, смешаны разные народы, где встречаются Восток с Западом и которая одновременно является  для нашего народа  сакральным местом. «Это наша Мекка», – говорила моя мама. 

Что примечательно, Ахат Мушинский начал свой творческий путь сразу с крупных прозаических форм, а теперь стабильно выдаёт рассказ за рассказом. Последний свой рассказ на данный момент он посвятил дуэли и смерти Пушкина. Точнее, реабилитации секунданта Данзаса. Многие его современники и нынешние исследователи обвиняют Константина Карловича, что он не предотвратил дуэль и последовавшую за ней смерть своего друга, ещё со времён Царскосельского лицея. Вообще, если углубиться в историю жизни Пушкина, то обнаруживается множество толкований, версий, объяснений всего, что творилось вокруг него, да и поведения и поступков самого поэта. Так вот Ахат Мушинский выстроил свою весьма реалистическую линию судьбы Пушкина и событий вокруг него. Рассказ с судьбоносным, как выходит из повествования, названием «Перстень с бирюзой» читается на одном дыхании, перечитывается с карандашом в руке и заставляет поверить в сказанное.  

Надо заметить, проза Мушинского адресована подготовленному, образованному читателю, в ней много ассоциативных ссылок, связанных с историей, искусством, литературой; весьма часты, казалось бы, отвлечённые размышления, которые в итоге вместе с главной линией повествования составляют одно целостное прозаическое полотно. Недаром вдумчивые читатели прозу Мушинского называют интеллектуальной.

В те времена, когда мы с Ахатом вступали в литературу, общество обращало внимание не только на проблески таланта, но и на биографию. Это сегодня недоросли прямо со школьной скамьи, без никаких сомнений определяют себе путь в композиторы, режиссуру, писатели. Оттого-то ныне в книгах, фильмах, спектаклях и нет реальной жизни, волнующих тем, а процветают ремейки, перепевы, да и те неудачные. Нет знания жизни, опыта, самостоятельности суждений.

У Ахата Мушинского завидная биография. Вырос он в творческой среде, родители были причастны к новому искусству молодого государства. С детских лет Ахат знал, что такое сцена, гастроли, театральная жизнь, видел и общался с теми, кто стоял у истоков татарской культуры и оставил в ней свой след. Это дорогого стоит, и мало кому выпала такая судьба. Я думаю, что в его предстоящих мемуарах мы ещё прочитаем о корифеях нашей национальной культуры.

В те годы от армии не «косили», и в 18 лет юный Ахат был призван на службу, и не куда-нибудь, а в пограничные войска. Служил молодой солдат на советско-польской границе. Там он начал писать в окружную газету, куда его и пригласили на стажировку. Предложили остаться в редакции, учиться в высшем политическом училище во Львове. Но Ахат решил вернуться в Казань и учиться в родном университете. Об армейской жизни и о первой любви Ахат Хаевич напишет через десятилетия пронзительно-нежный рассказ «Иренка». Думаю, кино когда-нибудь обратит на него внимание: история глубочайшая, волнующая, готовый сценарий.

У Ахата Хаевича есть ещё одна яркая способность – не только видеть масштабно наперёд, но и реализовывать задуманное, что редко кому удаётся в жизни. Речь идёт о Татарском ПЕН-центре, который уже 25 лет входит во Всемирную ассоциацию писателей – Международный ПЕН-клуб. У истоков создания этой организации стояли три наших писателя: Туфан Миннуллин, Разиль Валеев (президенты организации) и Ахат Мушинский – директор со дня основания. На сегодня Татарский ПЕН-центр выпустил десятки книг татарской литературы на русском, английском, турецком языках и распространил по миру, участвуя во Всемирных писательских конгресах в Мексике, Шотландии, Финляндии, Германии, Австрии, Сербии, Словении, Македонии и других странах.

Напомню ещё, Ахат-эфенди стоял у истоков журнала «Идель», формировал состав русскоязычной редакции, тематику, содержание издания, его внешний вид. Нынче «Идель» прекрасно себя чувствует в огромном медиа-море. Семь футов ему под килем!

Да, нынче – год юбилеев. Татарскому ПЕН-центру исполняется 25 лет, Международному ПЕНу – 100, моему другу Ахату Мушинскому – 70, а мне, замечу, – 80. 

На днях к 70-летию Ахата Мушинского вышла в Таткнигоиздате большая, прекрасно изданная книга под названием «Запах анисовых яблок», где соседствуют роман, повести, рассказы, литературные портреты коллег, размышления автора об искусстве, литературе и о многом другом. Рекомендую, почерпнёте для себя много нового, неожиданного.

К очевидному яркому таланту прозаика, рассказчика, романиста я бы добавил ещё редкий дар, иногда встречающийся у литераторов, – дар редактора, цензора профессионализма и вкуса. Для того, чтобы быть редактором, надо обладать редким слухом к чужому голосу, тексту. Обладать чутьём на фальшь, безвкусицу, бездарность, к сожалению, часто встречающуюся в тоннах рукописей, проходящих через редакторское сито. Редакторов не любят, не ценят и даже обижают. Но это только от невежества, от собственной пустоты и неграмотности, от переоценки своих  возможностей, в конце концов, от отсутствия вкуса. Об этом у автора в упомянутой книге есть замечательный афоризм «О вкусах не спорят, вкусы воспитывают». Наличие вкуса многое значит в оценке писателя и его трудов. Ахат Хаевич обладает бесценным чутьём на талантливые тексты и абсолютным литературным слухом, который дарован ему природой. 

Я работал со многими большими редакторами, но среди всех я бы особо выделил именно его. Он и как писатель состоялся по гамбургскому счёту, и как въедливый редактор сегодня стоит особняком, и как гл. редактор «Казанского альманаха» просто неповторим. С какой тщательностью, требовательностью формируется каждый номер альманаха, я знаю не понаслышке. Сам не раз страдал от его «редакторского микроскопа»! Альманах – издание ручной работы. Это, наверное, единственный в мире журнал, который полностью иллюстрируется самим главным редактором. (О даре живописца и графика моего друга – особая статья.) Я считаю большой удачей для себя, когда имею возможность опубликоваться в «Казанском альманахе».

От всей души поздравляю моего друга и талантливого коллегу с юбилеем, желаю долгих лет ему, его клубу и альманаху!