Новости по рубрике - Литература

Эти суздальские зимы, Это пенье куполов, Как любовь невыразимы – Сердца сказочный улов.

Детство – это такая интересная пора, наполненная великими мечтами о будущем, которые движут нами всю оставшуюся жизнь. Мечты эти, словно волшебные странники, уносят разум ребенка в далекие просторы его буйного воображения. И только благодаря нашим мечтам, впоследствии мы живем и дышим.

Любовь всегда в пространстве и во времени, она жива полётом облаков, в пути согревших влагой душу семени, и вспыхивает нежностью цветов. Любовь влечёт к согретой вешним солнцем первоначальной прелести миров, где в круговерти звёзд Земли питомцем вдруг зародилась первая любовь. Как выразить те чувства возрождённые – полёта радость, нежность и восторг? В лучистый взгляд, в ручонки распростёртые вдохнул любовь всемилостивый Бог. Любовь всегда имеет продолжение. Любовь и песнь, достигшая вершин, и чувств высоких дивное творение, и состраданьям отданная жизнь. Любви круги невидимыми волнами вновь расширяют жизненный предел, расцвечивая новыми узорами гармонию из благородных дел. Любовь моя в пространстве и во времени, она в твоих пленительных глазах, в твоём волненье и в твоём смущении, вдруг вспыхнувших румянцем на щеках. ТАНЦУЙ И ПОЙ Бывают дни пусты, а ночи долги, бывает, что раздумьям нет конца, бываем мы грустны от той размолвки, которая печалит всем сердца. Но вдруг певица, в танце закружившись, блеснёт улыбкой и сияньем глаз, и, словно ангел, с неба опустившись, любовью к жизни заряжает нас. Танцуй и пой нам, чудное явленье, Влеки нас в круг своих волшебных чар, Чтоб песни вдохновенной исполненье в душе моей зажгло любви пожар! Дела тогда трудны и очень долги, когда в разладе близкие сердца, но в чарах есть бальзам и от размолвки, и песня не допета до конца. Мы не собьёмся с ритма в вихре танца, но можем утонуть в сиянье глаз, своей улыбкой вещей, может статься, ты вдохновишь на подвиги и нас. Танцуй и пой нам, чудное явленье, влеки нас в круг своих волшебных чар, чтоб песни вдохновенной исполненье в душе моей зажгло любви пожар.

Не бывать цветам и травам, если дождик не пойдет. Что ж поэту делать, если вдохновенье не придет?

Однажды Умка вернулся из детского сада грустным. Мама-медведица, конечно, сразу же заметила его настроение и решила поинтересоваться у своего сына, в чем дело.

Драматург, член Союза журналистов России. Родилась на Алтае в г. Бийске. Печаталась в литературных журналах «Дон», «Идель», «Петровский мост» и др. Автор пьес «Меч Аттилы», «Облако Чингисхана», «Фрида», «Репетиция одиночества» и др. Пьеса «Наводнение» получила приз международного конкурса «Свободный театр» (2016). Спектакли по ее пьесам поставлены в театрах Уфы, Перми, Гянджи. Предлагаем читателям специально адаптированный для журнала отрывок из пьесы «Меч Аттилы».

Жил- был дед огородник. Посадил он как-то в своем огороде фасоль: зеленую стручковую, красную и немного мелкой белой. Вырос хороший урожай. Позвал дед бабку и говорит: – Свари-ка, бабка, ужин. Да, смотри, береги каждое зернышко.

Всё-то хвалится крапива, Что она нас укусила. А она нас подлечила, И чему-то научила.

Как свойственно нам уступать страстям И искушеньям жизни поддаваться. Мы вновь и вновь проигрываем там, Где страждем непокорными остаться.

и однажды, привычно прощаясь на очередные полгода, мы обнимемся, но на доли секунды дольше, чем обычно. и именно в это мгновенье поймём, что мы не свободны, в этот момент поймём, что «когда-нибудь» наступило.

Дал другу денег. Друг купил четырех вьетнамских вислобрюхих поросят. Позвал к себе на ферму полюбоваться. Действительно, вислобрюхие. Шумные. Прожорливые.

– Какой твой любимый цвет? – спросила девочка с двумя милыми хвостиками. – Зеленый, а твой? – немного громко, от неожиданности вопроса, ответил я. – Мой – фиолетовый. – Как фиалки? – Да, как фиалки. Кстати, наши любимые цвета вообще не сочетаются.

Постоянный автор журнала «Идель» стал лауреатом почетной Державинской премии.

Мое детство пришлось на то славное время, когда «программы ликвидации ветхого жилья» еще не было и весь центр города был густо населен старыми домиками – деревянными и кирпичными, одно- и двухэтажными, ветхими и не очень. Я никогда не задумывалась о том, что их может почему-то не быть – так, как никогда не задумываешься о том, что однажды не станет любимых бабушки или отца и что когда-нибудь наступит старость. Я не представляла свою жизнь без четырех деревянных и одного каменного дома в нашем дворе, где жили, в большинстве своем, алкоголики и тунеядцы, бывшие при этом невероятно близкими и родными для всех нас – обитателей большого «солидного» дома.

Ужасен не щит Караваджо, но меч, что срезает углы – вода умирает от жажды, бросается тень со скалы. Хлебаешь, с похмелья монголый, порядком прокисший бульон – воркует зарезанный голубь, а файлы стирают быльём, разогнуты футы и нуты, попробуй управиться сам – порывистый ветер попутай пощёчиной всем парусам, чтоб лопали вольницу смачно, не пили Аврору зазря, Гомера, обнявшего мачту, с восторгом встречала земля, но город, похожий на дыбу, вращая рычаг нарезной, тебя подсечёт, словно рыбу, предложит пройти за блесной, где, в общей системе созвучий, болтается стая грачей на поясе ночи дремучей, как связка тюремных ключей.