Стихи, что люди

На страницах журнала «Идель» мы рассказываем о неординарных личностях, которые достигли успеха и признания благодаря своему таланту и трудолюбию. О тех, кто может вдохновить своим примером. Среди них, конечно, писатели и поэты. В Республике Татарстан живет множество людей, для которых двуязычие совершенно естественно. Они знают и любят и татарскую, и русскую литературу. А некоторые даже пишут на двух языках статьи или художественные произведения. Туркменка по национальности, Джахан Поллыева сумела стать спичрайтером трех российских президентов. Подготовленные ею речи написаны таким ясным и чистым языком, что и сегодня признаются эталоном. 

О творческой жизни Джахан Поллыевой большинство людей знает по её песням. Стихи же, изданные как личные архивы, становились, по сути, библиографической редкостью и расходились в кругу друзей. «Стихи что люди» — первый сборник, обращённый к широкому читателю. В нем собраны стихи о любви и творчестве, о мире вокруг нас — столь же загадочном, сколь и обыденном. Автор философско-поэтически осмысляет многие вещи, о которых сегодня не принято говорить. Такие, например, как (не)принятие старости, глубокая трагичность измены, многозначительная пустота современной масс-культуры...

Вместе с тем книга оставляет ощущение света и тепла, живой жизни, уютно поселившейся в строгих формулах стиха. Эти строки рождают чувство сопереживания, меняя своего читателя. Не в этом ли и заключается смысл искусства?..
Сегодня мы представляем читателю подборку из стихотворений, вошедших в книгу Джахан Поллыевой «Стихи что люди».

Кому

Кому пиариться, тому подай экран,
кому творить — хотя бы каплю горя.
Кому всё это поровну — строчить
в сети галиматью, как на заборе.
Кому скучать, тому полночный гость,
готовый слушать, попивая виски.
Кому стучать, тому Горбатый мост,
покрепче каску, водку и сосиски.
Кому в дебатах страсти разжигать,
тому немыми стать, чтобы не смели!
Кому потом проблемы разгребать —
ума, достойного Макиавелли...

Три вещи 

Мне было двадцать лет.
Я прятала в блокнотах
нежданное, что лилось, как стихи.
Струилось, как ручей,
взрываясь звонкой нотой...
Теперь и не припомню ни строки.
Ни фразы, ни полслова, даже звука
уже не повторить, не подсмотреть...
Три вещи к нам врываются без стука:
любовь, стихотворение и смерть.

Ассоль

Возвращаются — медленно, трудно
чистых помыслов вечная ценность,
размышлений спокойная леность,
благородство людской простоты.
Прекращаются — будто простуда —
безответной любви неизбежность,
указующих жестов небрежность,
безусловность твоей правоты.
Превращается — в талую воду
лёд упрёков на тёплом асфальте.
И в банальную сводку погоды
твой арктический холод угроз...
Я тебе отряжаю в подмогу
тень свою от души-недотроги:
её длинные голые ноги
в полночь слов не разъедутся врозь.
Они чувственно и беспечально,
с грациозностью величавой
по команде с палящего солнца
сократятся в полуденный ноль.
Но когда-нибудь будничным утром
оживут под ласкающим бризом,
навевающим тёплые мысли,
что я снова — былая Ассоль...

Подушка

Ты плачешь. Тебе не спится
в глухом, одиноком доме.
И мысли твои как спицы,
и ранят они знакомо...
Я знаю — таких немало,
кто плачет в свою подушку.
Бабы, мы гениальны!
Нам просто нужны получше.
И просто нужны такие,
которые моментально
не бросили б, не предали.
Бабы, мы гениальны!
И сами бы всё им дали,
лишь бы не выть в подушку.
Да уж, мы гениальны...
Нет бы побыть простушкой!

* * *
Мы всё время бежим, а за нами
поспевают идти не спеша
наши добрые, верные мамы —
наша совесть и наша душа.
Рядом с ними тихонько седеем,
проходя за редутом редут...
И чем старше они, тем труднее
осознать, что однажды уйдут.
Что в минуту мы станем не дети
и нас некому будет прощать.
Но страшнее, что будем на свете
мы одни за свой род отвечать.
И окажемся сразу в последнем
(или в первом?) ряду перед тем,
как привычное слово «наследник»
нас уже не коснётся совсем...

Рубашка

Мне снился город: улочки, как петли,
а площади его — воротники...
Вели к ним пуговки, звенящие монеткой,
и рукава. В них жили сквозняки.
Мы шли по той рубашке, как по карте,
и вдруг упали в потайной карман.
Тенистый дворик в каменном квадрате:
для солнца и любовников — капкан.
Тут поняла, куда во сне попала:
Верона это, город для любви!
Джульетта посреди двора стояла
с потёртой позолотой на груди.
Монтекки с Капулетти разбирались
там, помнится, не месяц и не год.
Но дети их в том дворике встречались:
висел балкон — свидетель их невзгод...
О, итальянский двор! Какие тайны
ты прячешь за оградой из цветов?
Став вечности свидетелем случайным,
не хочешь проронить хоть пару слов?
Увы, смолчал... И мы опять слонялись
по улицам — измятым рукавам.
Нам все дворы карманами казались,
но не хотелось в них ни глазу, ни рукам.

Они и мы

Они нас любят за призыв в глазах, 
не подтверждённый верными словами. 
Мы любим их за свой животный страх 
не оправдать их тайных ожиданий. 

Они нас любят как игрушку, вещь, 
как собственность, доставшуюся трудно. 
Мы любим их за ласки и за спесь, 
за то, что к нам вернутся после блуда... 

Они нас любят за изгиб и стать, 
за запахи, как истинные звери. 
Мы любим их, как дети любят мать,
которой можно безусловно верить. 

Они нас любят за покорный вид, 
когда выходим на люди из дома. 
Мы любим их за тысячи обид, 
что скроем от детей и всех знакомых. 

Они нас любят за святую ложь, 
за то, что мы улыбчивы и немы. 
Мы любим их, как любит мясо нож, 
когда исходим кровью от измены... 

Они нас любят сразу и за всё, 
не разбираясь, чем их так задели! 
Мы любим их сильней всего за то, 
что нас они... присвоить захотели.

Дом

Наш дом не стар.
Любви ровесник,
он нарисован кистью песен
и выдуман летящим духом,
пронизан его тонким слухом
и с той поры исполнен чар...
Наш дом не стар.
Весны предтеча,
продлит нам молодость навечно.
И если ты от дел устал,
приляг под сенью тех чинар,
что дух в саду нарисовал.
Пускай лишь ели и берёзы
увидишь там, хотя бы в грёзах
представь, что ты — восточный царь,
а я — твоя Шахерезада.
И перед сном тебе, как встарь,
я сказку подарю в награду.
Ты знаешь, мне немного надо:
пиалку чая, ночь, папирус...
Но главное — будь, милый, рядом.
Стихи, они — любовный вирус.

Поступательный процесс

Кто скажет вам, что смена вех, эпох — 
непредсказуема и знает только Бог,
 где не сошлись истории пути, — 
не верь тому, он плохо пошутил. 

Как день за днём съедает шкуру зверя моль, 
сменяются эпохи исподволь. 
Раз — поступился, два — не поступил... 
Глядишь, конец эпохи наступил.

Гяуры

Понуро следуя в конюшню
и запрягая лошадей,
старайся, брат мой, о грядущем
не думать, ибо нет страшней,
чем в каждом проходящем мимо
искать не друга, а врага.
И отпустить не можем с миром,
и гонимся за ним века...
Что ж, в этой гонке за гяуром,
где смерть рифмуется, как стих,
мы запряжём с тобой каурых,
а не балованных гнедых.
И пусть они с гяуром братья,
нас азиатчиной своей
не разметут. Кончай бояться:
каурый станет только злей!
Не остановит запах крови
его, увы... Лишь разозлит.
Идти на брата разве внове?
Нет смысла запрягать гнедых.

Грядущее

Когда-нибудь оно, а не — увы — мы,
захлестнёт решётку променада и двинется
под возгласы «не надо», вздымая гребни выше головы...
И. Бродский

Из прошлого грядущему моллюску
готовя дно, удабривая ил,
мы думаем о высоте искусства,
но падаем с нетёсаных стропил,
как грязные снега с весенней крыши,
как со стремянок горе-маляры,
как в воду флаг, от времени прогнивший...
И только изредка — как с верфи корабли.
Мы падаем — грядущему готовя
не свой фурор, а одноцветный прах,
но безотчётный забивая страх,
возводим на стареющих остовах
новёхонькие с виду корабли...
И в беленьких перчатках, при народе,
со стапелей спускаем их на воду,
так и не сняв затопленных с мели.
Грядущее настало — вот досада!
И сколько ни кричи ему «не надо»,
оно таится даже в складках рта,
застывших за оградой променада,
где мысль об избирательности ада
в последнюю надежду возвели...

Джахан Поллыева — тонкий лирик, она распахивает своё сердце нам, не боясь быть непонятой, не боясь остаться одинокой среди людей. Я читаю её стихи и как будто вхожу в жизнь и мудрой, и порой наивной женщины, верящей в добро и справедливость. Она нигде не лукавит с нами, потому что истинный талант честен в своём общении с Миром. Поэт всегда родится от любви, и первородный стих его — о том же кричит надрывно... Что ни говори, поэты с новорожденными схожи. А то, что Джахан читают множество поклонников её таланта и находят ответы на те тревоги, сомнения и ожидания, которыми полна наша жизнь и наши души, лишь подтверждает мою мысль, что «таланты спасают нас» в это нелёгкое время. 
Андрей Дементьев, 2013 г. 
 

ЛИСЫ

Лисы, лисы рыжехвостые, 
сёстры хитрые мои! 
Мордочки дугой, курносые. 
Взгляды быстры и хищны. 

Цепкая молва народная: 
Патрикевна — знать, умна! 
Вы — животные способные 
и свободные сполна. 

Шкурки ваши разноцветные — 
враз натуру поменять! 
Милый подостыл — подснежником 
можно, выкрасившись, стать. 

Снег растаял — снова-наново 
огнехвостая жена! 
Не полюбит — будешь заново 
до поры бродить одна... 

Женщины с судьбой раскосою, 
востроглазые кумы! 
Мы — кочевницы по осени, 
поневоле скифы мы. 

Бабья доля евразийская: 
подбирая нужный цвет, 
приспосабливаться искоса... 
А иначе — жизни нет.

***
Было время – поэты взлетали ввысь!
Маяковский себя под Лениным чистил.
Ну а мне какая с вождей корысть?
Про житье сочинять буду вирши.

Было время – страну захлестнул гламур,
и святой Валентин вместо Клары Цеткин
в феврале навещал. Хоть порхал Амур
на засыпанной снегом ветке…

Было время – были мы дураки!
Но ушло… И теперь на Восьмое марта
нам нормальные русские мужики
дарят только цветы – не брильянты.

***
Не бросайтесь своею любовью,
Не казните ее напоказ…
У любви очень сильная воля –
Вас вернуться заставит не раз.

Не бросайте, она ведь не камень!
И потом – не бросайтесь вослед.
У любви слишком цепкая память:
будет мучить во снах много лет.

Будет прежними звать именами,
будет взглядом тревожить в толпе…
И пока не наскучим ей сами –
тяжким камнем висеть на судьбе.

У любви хоть и тонкая кожа, 
сил немало. Перечить нельзя.
Может миловать и уничтожить,
ибо больше, чем ты или я…