Логотип Идель
Литература

Уходя, крикнуть: «Бик зур рәхмәт!»

По пути к локации Авиль вспоминал Берлин. Он бывал в нем приблизительно раз в год, жил в уютной квартирке на Коппенштрассе близ Франкфуртер Алли, вдоль которого приятно пешком дойти до Александрплатц, а оттуда еще немного — и в раменную Makoto, где готовили и принимали заказы исключительно японцы.

Авиль Гордовски – псевдоним казанского татарина, который является постоянным автором нашего журнала. Родился в 1989 году. Окончил Казанский национальный исследовательский технический университет имени А.Н. Туполева (Институт экономики, управления и социальных технологий). Автор книг стихов «Натуральный обмен», «Пряности и страсти», «Клуб 28».

По пути к локации Авиль вспоминал Берлин. Он бывал в нем приблизительно раз в год, жил в уютной квартирке на Коппенштрассе близ Франкфуртер Алли, вдоль которого приятно пешком дойти до Александрплатц, а оттуда еще немного — и в раменную Makoto, где готовили и принимали заказы исключительно японцы.

Почему «готовили»? – закрылись прошлой осенью. 

Дымящийся рамен подавали в посуде, напоминающей средних размеров цветочный горшок, великанская порция. Есть можно было как по-европейски вилкой, так и палочками, old traditional japanesse style. 

Рамен был четырех видов — три мясных (курица, говядина, свинина) и веганский. Утверждали, что именно веганский, а не вегетарианский. В Казани в последнее время негласно принята точка зрения, согласно которой «веганский» – это более короткая и потому более модная замена слову «вегетарианский». 

Многие слабоумные, заказывая бургер с сыром, яйцом и майонезом, говорят:

-    Мне вот этот, веганский.

Или:

– Я буду вот этот крем-суп из цуккини, только сделайте его веганским, уберите курицу. Сливки, сливочное масло и рикотту оставьте, просто сделайте суп веганским.

Авиль шел, торопясь, понимая, что может привлечь внимание нервной торопливой походкой, но идти спокойнее не давал адреналин. 

Он вспоминал Берлин. Столица земли Берлин и одновременно столица Германии, при этом совершенно не немецкий город. Так получилось, что Авиль сначала посетил Дрезден, и лишь потом Берлин; когда позже он рассказывал немцам, что уже бывал в Германии, они спрашивали, как и положено образованным немцам, по-русски:

– Гдье ви били?

Авиль, чтобы быть вежливым, отвечал по-русски с немецким акцентом:

-    Дрэздн.

-    А! О. Саксониа. Это не Германиа.

Точно так же не считают немецким городом и Берлин. Он уже давно город мультикультурный, куда едут работать и/или нищенствовать русские, поляки, украинцы, румыны, белорусы, македонцы, молдаване, венгры, чехи, испанцы, итальянцы, арабы, коромо, амхара, тиграи, сомали, гураге, сидамо, уолаита, гикуйю, замбийцы, вьетнамцы, турки, казахи, узбеки, татары, башкиры, мордва. 

Самих немцев в Берлине, такое ощущение, меньше, чем в совокупности всех приезжих, зато развлекаются — реальная история: как-то вечером можно было, спустившись в метро, в вагоне увидеть седого немецкого пенсионера. Улыбается, одет странно — лето на дворе, а он в полном классическом костюме. Стоит в вагоне у дверей и приветствует всех входящих:

-    Guten Abend.

Пассажир входит — он делает театральный жест:

-    Bitte. Komm her.

А потом все смотрят — старичок-то голый. И «костюм» на нем — это боди-арт. 

А рядом с ним стояли двое — он и она, старомодная гетеросексуальная пара. Она: замотана в платок и отводит взгляд, он: при бороде, обеими руками зажал подругу и не дает ей смотреть в сторону этого самого. 

В связи с этим Авиль всегда испытывал смятение, выходя из раменной — как прощаться? Крикнуть «аригато гудзаймасе!» – ну это что-то как-то это. На его «данке шюне» в других местах реагировали вяло, чаще никак, то ли произношение подводит, то ли что. Интернациональное «thank you very much» работает, но это не приключение. Русский язык в Берлине понимают хорошо, русская диаспора большая, по крайней мере в берлинском зоопарке у аквариума с пингвинами милый малыш лет пяти подталкивает подружку к прозрачной стенке, радостно крича: 

-    Он хочет понюхать твои сиськи!

Однако «большое спасибо» на прощание уместно в заведении с другим названием; например, «Якитория». 

Однажды Авиль замыслил диверсию — уходя, крикнуть «бик зур рэхмэт». Вовремя опомнился — для местных это прозвучит приблизительно так же, как «аллах акбар», кто будет разбираться. 

До локации оставалось приблизительно 10 минут. Глаза сканировали местность на предмет наличия людей в форме, ноги пружинили от земли. Сама собой вспомнилась автобиография любимейшего поэта: «Очень нравилось: рискованно». Затем мысли вернулись в Берлин.

Заведением Makoto было небольшим, а очередь на улицу, чтобы попасть внутрь было привычно подождать у входа снаружи хотя бы минут 20, что для Берлина совершенно рядовое явление, а для Казани немыслимо. У нас есть гость ждет у входа внутри хотя бы 10 секунд, уже считает себя оскорбленным, лицо каменное, интонации надменные, чаевых 0 руб 0 коп.

А рядом в двух минутах ходьбы, одна из лучших кофеен Берлина, 5 elephants. Здесь подают якобы лучший чизкейк в мире; практика показала, что это, вежливо выражаясь, спорное заявление, однако банановый хлеб и эспрессо там отменные. Да не отменные, а такие, что туда хочется вернуться, за ними.  

Вот все это закончится, точно надо будет вернуться. 

Быстро идя по Достоевского, Авиль подумал, что улице с таким названием вообще-то место в так называемом литературном квартале Казани, рядом с улицами Гоголя, Толстого, Жуковского. А то они все там, а этот здесь упирается в Аделя Кутуя — ну? 

Подходя к локации, Авиль подумал о Берлине тех далеких уже лет, когда он становился столицей техно, когда на подпольную вечеринку собирались по звонкам на секретный номер. Набирали номер, известный только своим, там сообщали адрес и дату с временем ближайшего... как бы это назвать, чтобы не повторить слово «вечеринки» в одном абзаце, а то критики и редакторы будут морщиться?.. ближайшего мероприятия, и таким образом собирались.  

Приблизительно десять лет назад в Казани тоже был в ходу этот трюк, но этим только забавлялись, никакой необходимости не было, не было никакого риска, так - пикантная деталька; мимолетное обаяние иллюзорности преступления при сытой и безопасной жизни, отягощенной отсутствием наказания. 

Все это было до того, как в эти непростые времена, когда мы все сидим дома на самоизоляции с сохранением заработной платы, дома не скучно, оставайтесь дома. 

* * *

Подпольный поэтический вечер не собрал много народа, на полный зал и не рассчитывали, но кое-какая толпа все же образовалась. В основном тинейджеры, студенты, ведь слух о закрытом мероприятии во время карантина распространяли в основном в закрытых чатах. Пока рассаживались, Авиль вспоминал, как в этой мастерской художников давали «концерты» молодые плохие поэты и поэтессы, и сам Авиль презентацию своей третьей книги стихов тоже решил провести здесь, чтобы не отставать от молодых плохих поэтов. В тот вечер он собрал 7 человек. Три года с того момента прошло, а волнение перед началом приблизительно такое же.
 
Расселись, импровизированный конферансье напомнил, что мероприятие незаконное, подпольное, преступное. В связи с этим удовольствие должно быть двойным.

Шутку восприняли, напряжение немного спало. С шипением открывались банки, женские пальцы стали скручивать винтовые крышки винных бутылок, что значит — предпочитают новосветские вина. Какой-нибудь новозеландский совиньон, черт бы его побрал, или австралийский шираз. Пинотаж из ЮАР. Новосветские в основном с винтовыми крышками, без пробки, что удобнее, на всяких квартирниках в семидесятых-восьмидесятых, наверное, вечно приходилось искать штопор , а когда не находили - ковыряли ножом, как Авиль однажды, всю стену в тот раз забрызгал красным сухим...

Его потрясли за плечо, оказывается, уже объявили начало, а он сидит. 

Нехудожественно засуетившись, Авиль вышел и потерял нерв. 

Как перед классом в школе. 

Ждали вступительное слово, какое-то предисловие, какое-то оправдание. Все-таки собрали всех в такое время, никто не выходит из дома без смс или справки, говорят, реально штрафуют, а тут такое событие — подпольный поэтический вечер. 

Авиль понял это желание аудитории и поэтому начал без предисловий и без оправданий.

Не увиливаю, не увертываю,
но обещанную четвертую
книгу стихов, а за ней и пятую,
не выпускаю сейчас, ибо ратую
не за количество книг, а за качество;
публика чтобы — то в крик, то заохала.
Моя поэзия — как след сасквача:
лисичкин хлеб криптозоолога.

Авиль раньше бывал на поэтических вечерах и знал, что, во-первых, это скука смертная, а во-вторых — между стихотворениями гости хлопают. Эти не захлопали. Тишина нервировала, поэт приступил к следующему тексту:

В городе, где жили и работали Глушко и
Сергей Палыч Королев, найти свой космос
поздним зимним утром в наши выходные, кои
стали реже, так — зарывшись носом в космах с
запахом прошедших вместе лет, числом четыре,
обрести в дыхании земного человека
смысл, как в детстве в Сириусе, Альтаире
или Вега.

Авиль читал по памяти, свои тексты он помнил не досконально, но десяток-полтора наиболее удачных (если хотите — наименее неудачных) более или менее безошибочно мог воспроизвести. Тем паче что стихи он писал, как правило, небольшие. Как он сам пошутил однажды, выступая перед студентами КГАСУ, «для длинных стихов надо много ума, поэтому мои короткие».

Пишу о тебе запоем
и, зная, что нам обоим
хотелось бы прочь отсюда
уехать, надеюсь, что чудо
однажды случится, и вместе
мы всем сообщим об отъезде -
оставим пустую квартиру,
поедем кататься по миру.

Стихотворение из самой первой (правильно писать «дебютной», так короче и умнее, надо чтобы словам было узко, а мыслям широко) книги стихов под названием «Натуральный обмен», напечатанной за собственный счет. Книгу автор сделал тиражом в 99 экземпляров, а в ней 99 стихов, как бы числовой символизм, ну художник.

Он понял, как пройдет остаток вечера — так же, как идет сейчас.


В книжных стало нечего украсть.
То ли пост, а то ли мор - остатки пищи.
Часть поэтов импотенты, часть -
будто подтираются бумагой писчей.

Будто бы за неименьем средств
гонят малокровные созданья пачкой
словно на конвейере сырец.
Наше кредо: взял бумагу - пачкай.

Так у нас подругам сунув-вынув
любят алкаши рожать кретинов.

Есть кому стихи вкуснее хлеба,
графоман,
апостол ширпотреба.

Стихотворение, открывающее вторую книгу стихов, «Пряности и страсти». На словах «сунув-вынув» мужская часть хмыкнула, придвинула к себе подруг; на словах «рожать кретинов» женская часть ахнула, замерев. Конец стихотворения не восприняли, вышел смазанным из-за бьющей по нервам предпоследней строчки.

Красивая и прочее через запятую,
никто не гарантирует, что завтра мы
с тобой не разругаемся вконец, но чую,
мне это не поможет - ставки задраны
как цены во все стороны от площади Сан Марко
на что угодно, где туристы волнами,
где в ливень втридорога зонт, а бесплатно - арка,
под коей мы прошли уже помолвлены. 

Текст из третьей книги, «Клуб 28». Стихотворение написано на берегу Адриатического моря, в городе Римини, Италия; на следующий день после того, как Авиль сделал предложение своей девушке накануне в Венеции, когда они стояли одни на мостике через канал после редкого для этого города дождя.

И еще, и еще, голос уже не дрожал, можно было читать.

Стихотворения не производили эффекта. Ощущения причастности к преступлению не возникало. Могло быть хуже, но лучше бы лучше. Аудитория не скучала и начинала проявлять легкое недовольство. 

Авиль уловил настроение и скрутил программу до приблизительно 40 минут, прочитав под конец программный текст, написанный давным-давно:

Не разводи метафизику,
поэзия очень конкретна -
искры словами высеку,
чтобы нам возгореть на
радость взлетевших сквозь тернии -
Некрасов,
Булгарин,
Дельвиг -
и получить в бухгалтерии,
как и за всякий труд, денег.

Взявший на себя роль конферансье также понял, что вечер не провалился, но ожидали то ли большего, то ли другого. Шутливо напомнил, что поддержать подпольное искусство в эти непростые времена можно положив немного наличных вот в эту коробку, также принимаются переводы на «Сбер». Никто не думал всерьез заработать на этом вечере, отбить бы затраты на аренду, а если еще и останется на выпить. Однако после протокольного предложения задать вопросы, если таковые будут, неожиданно взлетело сразу несколько рук, отчего растерялись и конферансье, и автор.

-    Скажите, пожалуйста, что вы имели в виду, когда вот про бухгалтерию, деньги? Непонятно вы пишете, при чем тут Некрасов и Булгаков?
-    Некрасов, Булгарин и Дельвиг — эти трое являлись одновременно и авторами, и издателями, и хорошо понимали, что автор должен иметь возможность зарабатывать литературой, жить литературным трудом, нормальным порядком получая достойные гонорары за свои произведения.
-    В смысле? Поэзия это же не про деньги. Поэзия это же что-то такое. 
-    Любому, у кого хоть капля мозгов в голове, понятно - развивается только та сфера, где можно заработать достойные деньги. Чтобы заниматься той или иной деятельностью всерьёз, нужно этой же деятельностью всерьёз зарабатывать, чтобы кормить семью и прочее. Иначе - остаются или миссионеры-подвижники, коих всегда крайне мало, или дилетанты. В Казани я знаю 2 (два) издания, которые платят поэту гонорар за публикацию. Материал можно присылать 1 (один) раз в год. Платят приблизительно 600 рублей. Чтобы поэзия (и литература в целом (и искусство в целом (и культура в целом))) могли развиваться и выходить из того состояния, в котором они сейчас находятся, заниматься поэзией должно быть выгодно финансово. Это понятно всякому здравомыслящему человеку, который хоть что-то понимает о реальной жизни. Только отдавая делу по 16 часов в сутки и зарабатывая этим на хлеб можно двигать вверх качество.
-    А в каком состоянии сейчас поэзия?
-    Дела у нее плохи.
-    Может, это у вашей поэзии дела плохи?
-   Может быть.
-    Вы хотите зарабатывать стихами?
-    Любой труд должен быть оплачен.
-    Вы понимаете, что вы в розовых очках? В России и прозаику сейчас прокормиться непросто, что уж говорить о поэтах.
-    Повторюсь: любой труд должен быть оплачен. Если хорошей поэзией невозможно заработать — хорошей поэзии будет мало.
-    Если мы не сможем найти ваше новое стихотворение — невелика потеря. 
-    Согласен.
-    У вас стихи про гонорары. Как вам типа не платят гонорары.
-   Да.
-    Это так странно. 
-    Да.
-    А чо вот вы сами? Возьмите и сделайте журнал или издательство, будете там платить хорошие деньги авторам, посмотрим, как вы выживете.
-    А терапевт должен сам проводить операцию, которую назначает? Как говорил профессор Преображенский, я за разделение труда, я буду оперировать, в Большом пусть поют, и очень хорошо.
-    Типа умный?
-    Стал бы умный заниматься поэзией?
-     У вас три книги стихов?
-    Да, скоро будет четвертая.
-    Вы их продаете через Интернет?
-    Продаю.
-    И чо, как?
-    Недостаточно.
-    Как вы записаны в Инсте?
-    @avilgordovski
-    Можно мне слово. Здравствуйте, Авиль. Я вот читала ваши стихи, да. Вы нам присылали их в редакцию журнала на публикацию, я помню. Мне, как главному редактору, многое приходится читать всякого, и вот ваше тоже. У вас, конечно, много порнографии и есть стихи про Путина — это сразу нет, естественно, мы же издаемся на республиканские деньги, и чтобы нам потом по голове — не надо этого. Ну это как бы это самое, как говорится. Но вот когда вы отходите от физиологии, когда вы забываете политику, мне кажется, в вас просыпается некий такой, знаете, почти романтик, который пишет про любовь такую, знаете, современную, когда молодежь сидит в кофейне, и вот этот аромат свежего кофе, свежей выпечки, корицы в капучино... и это все смешивается с некими такими высокими чувствами молодых, когда... как там у вас написано?.. Сейчас найду. Вот:

 

Когда человек, рядом спящий,
у тебя на всю жизнь один,
вот это и есть настоящий
сырой адреналин.

Вот такие лирические стихи у нас в нашей редакции казанского молодежного литературного журнала шли на ура всегда, а такие у вас бывают, безусловно. Такие, знаете ли, нежные, когда автор, непостижимо тонкий и ранимый, доверчиво пускает читателя в свой укромный и хрупкий внутренний мир, в котором он прячется от суровой зимы настоящей жизни, где в этом внутреннем мире все устроено непостижимо сложно и так хрупко, непрочно, и этот мальчик доверяет все лучшее в себе своим текстам, когда уставший от суеты и рутины автор изливает усталую душу на бумагу — вот тогда рождается Настоящая Поэзия. И у вас такие задатки есть, есть! Я вот вас слушаю, как вы рассказываете про гонорары, да, читаю ваши, с позволения сказать, стихи про то, как вам мало платят... ну понятно, что это к поэзии не имеет отношения, конечно, разве уж в качестве такого экзерсиса... Вы знаете — это не вы. Это не ваше, не ваш голос. Потому что иногда такое ощущение, что вы делаете ну просто какую-то, я не знаю, сорокинщину. Такую дешевую сорокинщину, чтобы скандал, чтобы подробности физиологии, чтобы... Ну вот типичная сорокинщина. Бывают хорошие авторы, удобные, которые не делают никакой сорокинщины, а вы вот такой неудобный, делаете какую-то сорокинщину, ну и что? ну и зачем? хотите вечно быть в андерграунде со своей сорокинщиной? Пишете, что хотите зарабатывать текстами, а сами туда же — в сорокинщину. Надо учитывать реалии, надо понимать, где ты живешь, где ты пишешь, можно здесь сорокинщину или нельзя здесь сорокинщину. Такую сорокинщину может каждый, сорокинщину. А вот вы попробуйте создать хорошее, светлое произведение, безо всякой сорокинщины. Авиль, вы поймите, ваш голос, ваше настоящее, ваша тема — это вот такие тонкие, лирические произведения, когда прямо вот из внутреннего непостижимо хрупкого мира наружу рвется наболевшее. В крайнем случае — зарисовки из ваших путешествий, у вас же есть стихи там вот Италию, про Чехию у вас, помню, было что-то такое, про еще какие-то страны. Вот как вторая тема, например, пусть будет путешествия, хотя, конечно, было бы лучше писать про путешествия по России, а еще лучше — по Татарстану, ведь у нас есть куда поехать! Одна Елабуга чего стоит, а Болгары, а Свияжск! Вот эти темы вы бы осветили, было бы прекрасно. А про Путина вы забудьте писать, это не надо. Как там вот у вас сказано, есть же у вас строчки эти... как же там... в другой раз бы не стала и произносить на всякий случай, мало ли, но раз уж мы все тут как единомышленники сегодня, я вам процитирую вас же.

Женщина не видела, стоя спиной к выходу, как дверь бесшумно открылась, и в помещение вошел человек в темно-зеленой форме, в черной каске, с черным автоматом. Как раз в этот момент женщина с чувством продекламировала:

Пути народа — 
пут и нар ода. 

 - Ага, - произнес мужчина в форме. Все обернулись. - Мало того, что во время карантина собрание. Так еще и про Путина стихи. Гражданка, вы задержаны за нарушение...

Теги: вторая жизнь книгам, журнал "Идель", литература, проза, поэзия, акция

Следите за самым важным и интересным в Telegram-каналеТатмедиа

Нет комментариев