Логотип Идель
Время

Мирсаид и Фатима на фоне молодой республики

Есть исторические персонажи, чья биография накрепко связана с лишениями и страданиями, а редкие перерывы между трагедиями лишь подтверждают общую закономерность их судьбы. Жизнь, подчиненная идее и борьбе. Целое поколение в начале XX в., на тектоническом сломе эпох, сделало свой осознанный выбор. Султан-Галиев из их числа.

Есть исторические персонажи, чья биография накрепко связана с лишениями и страданиями, а редкие перерывы между трагедиями лишь подтверждают общую закономерность их судьбы. Жизнь, подчиненная идее и борьбе. Целое поколение в начале XX в., на тектоническом сломе эпох, сделало свой осознанный выбор. Султан-Галиев из их числа. 

Впервые о нем услышал я в детстве, полагая, что это и есть имя и фамилия. Много позже прочитал роман Рината Мухамадиева «Сират күпере», научные исследования Индуса Тагирова и Булата Султанбекова, прервавшие долгое забвение. А первые обрывочные упоминания о Султан-Галиеве дошли до меня еще в «нарративном» ключе. Наша пожилая родственница из известной в татарской Москве семьи Бурнашевых, вспоминая гибель своего отца в «раннем» для массовых репрессий 1930 г., говорила, что он проходил по «делу Султан-Галиева». И не революционер был её отец, не политик – скорее входил в круг Мирсаида, подобно многим татарским интеллигентам 1920-х гг. Впрочем, понимание того времени, «ранней» или «поздней» неизбежности развязки и трагического финала весьма условно, ведь цепь страданий самого Мирсаида и его семьи началась еще в 1923 г., когда завершился первый этап истории совсем молодого Татарстана. 

Нельзя сказать, что Мирсаид  Султан-Галиев ныне забыт. Политический деятель и один из авторов проекта создания Татарской республики – он  остался в анналах истории, но почти столетие, прошедшее со времен бурной жизни, заглушило живые голоса, превращая биографию в скучно-официальный порядок слов энциклопедической статьи. Наш же разговор совсем о другом. И, хотя большевики считали, что личное «не имеет общественного значения», ныне именно через обрывки семейных хроник  можно хоть что-то понять об этих людях, избегая и героического пафоса, и умилительного ретуширования в угоду поздним смыслам. Несколько десятилетий Султан-Галиеву  при жизни и посмертно  отказывали в партийной принадлежности, а теперь часто уходит на второй план главное – его принадлежность к марксизму, пусть и с причудливой интерпретацией, ставшей для Султан-Галиева и его соратников роковой… 

Границы республики

Фотография Мирсаида и его жены Фатимы сделана в Москве в ключевые месяцы создания контуров Татарской республики, еще зимой 1919 года. Первый проект большой Татаро-Башкирской республики, за который Султан-Галиев активно выступал, включая письма к Ленину, не был утвержден. 13 декабря 1919 г. Политбюро ЦК РКП(б) приняло следующее постановление: «Ввиду того, что значительная часть Всероссийского съезда коммунистических организаций народов Востока, и в частности, все представители коммунистов Башкирии против создания Татаро-Башкирской республики, таковой не создавать и декрет Наркомнаца от 22 марта 1918 года о Татаро-Башкирской Советской республики отменить. Предложить членам партии не вести в дальнейшем агитацию за Татаро-Башкирскую республику». Таким образом, с лозунгом Татаро-Башкирской республики было покончено. На повестку дня встал вопрос о создании отдельной Татарской Автономной Советской Социалистической Республики, образованной в мае 1920 г. Бирский и Белебеевский уезды со значительным татарским населением остались в границах Уфимской губернии, а впоследствии вошли в состав «Большой Башкирии». 

Султан-Галиев потерпел первое политическое поражение. Но внешне все было еще вполне благополучно. Председатель Центрального бюро коммунистических организаций народов Востока при ЦК РКП(б), председатель Центральной мусульманской военной коллегии при Народном комиссариате по делам национальностей РСФСР - он в кругу соратников - тех, кого впоследствии будут именовать «султангалиевцами»: партийных и советских работников из Казани, родной Башкирии, Крыма, Туркестана. Среди большевиков из числа мусульманских народов Мирсаид воспринимается в качестве авторитетного лидера. В Москве есть и центры их встреч – не только кабинет в Наркомнаце вблизи приемной Сталина, но и квартира Султан-Галиева на Большой Татарской улице в доме на углу со Старым Толмачевским переулком. Кирпичный дом 24, возведенный в качестве доходного в 1914 г., сохранился и поныне. «Буржуазное» и «революционное» уживалось в этом доме. 

Фамильный каракуль

Увлекательно «читать» старые фотографии! Волевое лицо Султан-Галиева – пик его жизни. Восточная красавица Фатима – в каракулевой шубе, а на другом фото – в изящной шапке-кубанке, и тоже из бухарского меха. Каракуль – добротный, фамильный. На Мирсаиде папаха и воротник иного рода – в стиле новой власти.

Большевик Султан-Галиев женат вторым браком на представительнице московской купеческой семьи. Фатима Ахмедовна Ерзина – внучка известного купца и благотворителя Салиха Ерзина, основавшего династию торговцев мехом и хлопком. По всей Татарской слободе Замоскворечья разбросаны былые ерзинские особняки. И доходный дом выстроила её мать – купеческая вдова Биби-Фатиха Ерзина. Оставшиеся после смерти мужа деньги (а большая часть капитала семьи Ерзиных осталась неразделенной), она вложила в строительство дома. И бухгалтера опытного наняла для ведения строительства – своего касимовского земляка Сафу Сибгатулловича Вергазова, служившего в Азово-Донском банке. Но дом был возведен в 1914 г., когда до краха привычного уклада оставалось совсем немного. После национализации имущества Биби-Фатихе определили квартиру и назначили комендантом былого домовладения. Здесь жили её дети Алим, Мирза и Фатима.

В эту квартиру к теще-купчихе пришел Султан-Галиев. Когда он,  выпускник Казанской татарской учительской школы, странствовал по России, преподавая в школах и все более увлекаясь революцией, Ерзины бережливо складывали свои капиталы. Браки в их среде заключались согласно незыблемым сословным законам. Трудно представить, чтобы сын крестьянина деревни Елимбетово Стерлитамакского уезда Уфимской губернии, хоть и грамотный учитель, смог бы войти в ерзинскую семью. Свершившаяся революция все перевернула. В Доме Асадуллаева, в соседнем Малом Татарском переулке, на одном собрании Султан-Галиев увидел Фатиму Ерзину, довольно долго добивался её благосклонности и вошел зятем в квартиру бывшего доходного дома. 

Все вокруг стало бывшим. Бывшие купцы, бывшие дворяне (таких среди московских татар встречалось мало, но они были заметны своей учтивостью, манерами), бывший Дом Асадуллаева, задуманный бакинским нефтепромышленником в качестве мусульманской гимназии, а ставший при новой власти татарским рабочим клубом им. Хусаина Ямашева. Сам Ямашев не дожил до победы большевиков, но зато дожили другие. Настал их день! 

Доверительные советы

Ерзины постепенно приняли своего зятя. И доверяли ему сокровенные тайны. 

В Москву  в начале 1920 г. прибыл  турецкий политик Энвер-паша, чье имя ныне прочно связано с геноцидом армян  в Турции. 

Большевики тогда поддерживали обе ведущие турецкие партии, боровшиеся за власть на обломках Османской империи: националистическую Мустафы Кемаля и юнионистскую Энвер-паши. Энвер базировался в Москве около полутора лет, работая в таинственном «Обществе единства революции с исламом». Правительство советской России надеялось использовать это Общество для защиты своих интересов в Средней Азии и на Кавказе, и Энвер-паша согласился на определённую программу взаимодействия, при этом его стратегической целью было противодействие англичанам. Нарком иностранных дел Чичерин посчитал, что популярность идей пантюркизма Энвера-паши поможет советской власти в Туркестане в борьбе с басмачеством, куда он и был отправлен  в ноябре 1921 года.

Известного турка в Москве радушно принимали бывшие татарские купцы. Он в ответ обещал им «выправить»  документы для выезда из России. Шамсикамар Ерзина, подобно Биби-Фатихе  купеческая вдова, хотела принять заманчивое предложение об эмиграции, но, раздумывая, обратилась за советом к … новому родственнику Султан-Галиеву и призналась одному из руководителей Наркомнаца в сокрытии драгоценностей. Родственник-большевик отговорил от отъезда: Стамбул переполнен русскими беженцами, драгоценности стремительно обесцениваются, да и жить в Турции вдове-мусульманке будет очень трудно. А в советской стране татар ждет светлое будущее, обретение долгожданного равноправия. 

Всегда вспоминаю эту историю на Даниловском мусульманском кладбище, у камня похороненной здесь в 1968 г. Шамсикамар Ерзиной. Она осталась в Москве, дожила до 87 лет и встретила даже 50-летие Октябрьской революции. Кто-то все же уехал (немногие из московских татар) в Турцию или в Веймарскую Германию. Связи с ними оборвались. В числе эмигрантов была и тезка Шамсикамар Ерзиной.  Лишь много позже старые татары-москвичи узнали из книг Рафаэля Мустафина, посвященных подвигу Мусы Джалиля, и из  фильма «Моабитская тетрадь» о загадочной фрау Шамсие Идриси и узнали в ней свою знакомую, эмигрировавшую в юности из России.

А пути Энвер-паши и большевиков вскоре разошлись: он примкнул к басмачам и был убит в бою с частями Красной Армии.

Еще о татарах и новой власти большевиков. Двоюродная сестра Фатимы Ерзиной – Рауза Кастрова, чьи уникальные воспоминания довелось мне собирать и изучать, рассказывала о встрече с Султан-Галиевым, подчеркивая его обаяние и доброту. Увидев юных родственниц своей жены, он расспрашивал их о школьных успехах и настойчиво советовал хорошо учиться, пользоваться правом на образование, предоставленным большевиками. «Татары теперь могут свободно получать образование» - эти слова Султан-Галиева запомнились Раузе Кастровой. Почти лозунг, но и время было громкое, когда слова отливались на кумачовых стягах.

Соратники по борьбе

А в дом на Большую Татарскую приходили его соратники – основатели советского Татарстана. Махмуда Будайли, приезжавшего из Средней Азии, где он был наркомом печати Бухарской народной советской республики, вскоре  переводят на работу в Казань на должность заместителя наркома здравоохранения ТАССР. В Казани он станет одним из основателей журнала «Чаян». Выходец из Мамадышского уезда Казанской губернии, Махмуд Будайли до 1917 г. был уже известным журналистом, работал в лучшей татарской прессе - журнале «Шура» и газете «Вакыт».  
Постоянно бывал в доме касимовский татарин Ариф Енбаев, работавший в Москве  представителем ТАССР при Наркомате по делам национальностей РСФСР, а позже уехавший в Казань на пост заместителя наркома земледелия ТАССР.

А уж Микдата Брундукова - наркома просвещения ТАССР, а до этого секретаря Сталина по Наркомнацу - можно было считать не только другом-соратником, но и родственником Султан-Галиева. Микдат был также женат на девушке из ерзинской семьи – Сафие. 
Султангалиевцы встречались в радушном доме на Большой Татарской за чаем. Тогда не вошли еще в моду пышные банкеты, а купеческий этикет, напротив, ушел вместе со старым бытом. Обсуждали казанские дела. 

Крым

В марте 1921 г. Султан-Галиев был отправлен в Крым для налаживания большевистской и национальной работы. Проведя полтора месяца в Крыму, он смог разобраться в обстановке, наладить работу татарского бюро Крымского обкома РКП(б) и подготовить правдивый доклад «О положении в Крыму». 

Недавно, посмотрев фильм Никиты Михалкова «Солнечный удар», снятый по мотивам произведений Ивана Бунина, я обратил внимание на   изображение примечательного персонажа времен Гражданской войны. К моменту приезда Султан-Галиева Крым, оставленный частями Врангеля, был в полной власти неистовой Розалии Землячки, завершавшей свои расстрелы белых офицеров и мирного населения… 

Султан-Галиев  оставил  о ней воспоминания: 

«… тов. Самойлова (Землячка) — крайне нервная и больная женщина, отрицавшая в своей работе какую бы то ни было систему убеждения и оставившая по себе почти у всех работников память «Аракчеевских времён». Не нужное ни к чему нервничание, слишком повышенный тон в разговоре со всеми почти товарищами, чрезвычайная требовательность… незаслуженные репрессии ко всем, кто имел хотя бы небольшую смелость «сметь своё суждение иметь» или просто «не понравиться»… В бытность тов. Самойловой в Крыму буквально все работники дрожали перед ней, не смея ослушаться её хотя бы самых глупых или ошибочных распоряжений».

По злой иронии, Большая Татарская, на которой жил Султан-Галиев,  в 1947 г. получит имя Землячки, работавшей в Замоскворецком райкоме партии именно в лучшие московские годы Мирсаида. Когда называли улицу, Султан-Галиева уже давно не было в живых. Большая Татарская обрела свое подлинное имя лишь в 1993 году.

Из Крыма Султан-Галиев вернулся еще в положении видного политического деятеля. Но по возвращении произошла тогда в Москве таинственная история, о которой вспоминал младший брат Султан-Галиева Фарид. Согласно его изложению, Мирсаид, заподозрив некоего крымского татарина в симпатии к своей жене Фатиме, в порыве ревности убил его…. Однако наказания фактически избежал, лишь несколько месяцев проведя в тюрьме. Эта история требует уточнения, но если и принять её правдивость, то можно представить, какие страсти кипели в доме большевика.

Обвал карьеры произошел в 1923 году. Во время болезни Ленина, Султан-Галиева исключили из партии и арестовали, так же как и многих его последователей, для которых был изобретен специальный термин «султангалиевщина». Дальше – череда арестов и освобождений и гибель в январе 1940 года. Погибла и Фатима. Трагически сложилась жизнь их детей Гульнар и Мурада и старшей дочери Мирсаида Расиды. 

А фотографии, запечатлевшей молодых Мирсаида и Фатиму, – 100 лет. Скоро Татарстан будет отмечать свой вековой юбилей. 

Султан-Галиев стоял у истоков его основания.

 

Теги: ТАССР история

Следите за самым важным и интересным в Telegram-каналеТатмедиа

Нет комментариев