Логотип Идель
Время

«Собачье сердце» на завалинке

Решила побаловать себя новой и непременно «вкусной» книгой – как раз под осеннюю погоду, когда хочется залезть под плед и читать. Сегодня хорошая книга – именно из разряда баловства: самая простецкая по полиграфии и оформлению, малоизвестного автора стоит не менее 500 рублей. Но, как говорится, дело не в деньгах. Оказалось, найти качественную литературу очень сложно. Магазинные полки забиты либо классикой, которая перечитана по сто раз и есть у большинства дома, либо пестрят яркими книгами за авторством никому не известных людей.

Булгаков против химатаки

Так уж получилось, что я родом из самой читающей в мире страны – из того времени, когда за новинками литературы не просто выстраивались в очередь, а как особую ценность бережно передавали их из рук в руки. А потом наступал самый прекрасный момент – обсуждение прочитанного.

«Дележка» мнением проходила бурно: героев романов обсуждали «с чувством, толком, расстановкой». Иногда споры походили на сплетни о соседях, иногда – на диспут в литературном клубе. Но эти разговоры были. А сегодня – нет.

Мы обсуждали «Остров Крым» Василия Аксенова, который на фоне массовых книг об освоении целины-БАМа являлся неким глотком свежего воздуха, из разряда – а что, так можно было?!

«Завтра была война» Бориса Васильева – самое, пожалуй, яркое откровение того времени, когда на народ начали вываливать правду – или полуправду – о предвоенном лихолетье и, главное, о людях, которые весь этот ужас выволокли на себе.

Помню, наш 9А разделился ровно пополам: одни утверждали, что мама Искры права в абсолюте, так как «время было такое». Другая половина считала, что «всегда нужно оставаться человеком». Но всем одинаково было жаль этих школьников, которые уже завтра отправятся на смерть. Все мы остро чувствовали несправедливость, которая обострялась на фоне надвигающейся беды. И эти разговоры, между прочим, были не на уроках литературы, а во время какого-нибудь сбора макулатуры или металлолома.

Однажды нас, уже студентов первого курса отделения журналистики филфака КГУ, отправили в Ометьево, где проходили учения по гражданской обороне: в тот день здесь, в городском поселке, объявили «химическую атаку», на улицу в определенное время всем жителям выходить был запрещено.

А нам велено было окопаться в засаде и поджидать нерадивых ометчан, которым вздумалось бы пойти по делам: в таком случае мы были обязаны хватать гражданина, укладывать его на носилки и нестись в полевой медпункт – химическая атака же, он потенциально заражен!

Но мы, группка бойцов невидимого фронта, вместо облавы, устроили читку: уселись на завалинке, возле которой россыпью лежали нападавшие яблоки, и с упоением, вслух, по ролям, под яблочки читали булгаковское «Собачье сердце», которое тогда впервые вышло в свет в каком-то толстом литературном журнале.

Моя любовь к одноименному фильму именно оттуда, с завалинки в Ометьево. Все эти фразочки бесподобного Полиграфа Полиграфыча («Мы их душили, душили», «Дворники из всех пролетариев – самая гнусная мразь», «Все видно – у кого великая сушь в душе, кто ни за что-ни про что может ткнуть носком сапога в ребра, а кто сам всякого боится») проникали в нас очень органично. А знаменитая фраза профессора Преображенского про «вред читать советские газеты перед обедом» нам, будущим журналистам, казались не просто убойно смешной, а какой-то чуть ли незапретной – через несколько лет мы тоже собирались работать в этих газетах.

После вновь открытых стране Булгакова, Васильева, Аксенова пошла новая поросль писателей. И все они были, что называется, в масть. Один Юрий Поляков чего стоит: его «Сто дней до приказа» для многих пацанов, прошедших армию, стала не просто честной книгой, а некой отдушиной: про армию можно – и нужно – говорить именно вот так!

Потом от поляковского «ЧП районного масштаба» бывшие комсомольцы содрогнулись, а общество открыло глаза: вот эти люди нас заставляли петь «Шел под красным знаменем командир полка»?!

В общем, перечислять можно долго. И получится нравоучительно, из серии: вот были люди (в смысле, писатели) в наше время.

Но после похода в книжный магазин очень сложно удержаться от бухтения.

«Сердце кармы»

Начитавшись рецензий не столько на фильм, сколько на саму книгу известного ныне писателя Анатолия Иванова, я поспешила в книжный.

Любезная продавщица сначала показалась мне глуховатой, и уж потом я поняла, что дело не в подпорченном слухе. На мой вопрос, где я могу посмотреть книгу Иванова «Сердце Пармы», она на полном серьезе три раза меня переспросила – «Сердце кармы»? Мне даже смеяться было неловко: она так старалась облегчить мне задачу отыскать нужную книгу среди глянцевого хлама.

Кого здесь только не было! Какие-то тетеньки заполонили своими бесконечными детективами и психологическими размышлизмами отдел «Современная проза». Дяденьки, кучкующиеся здесь же, наваяли бесконечных боевиков про ментов. И вся эта беспощадная красота стоит на самом видном месте, в самых дорогих обложках и, заметьте, по более-менее сходной цене.

Бессмертная классика, конечно, тоже присутствует, в достаточном количестве и разнообразии. Но она сегодня мало кого интересует: те, кто умеет читать, давно обзавелись всеми этим шедеврами. А кто читать не умеет… ну, «зачем козе баян»? К тому же цена какого-нибудь Шекспира – выше полутора тысяч.

Модного и нужного мне Иванова удалось-таки отрыть: по цене 1200 руб. я могла приобрести его «Пищеблок», по которому в прошлом году поставили качественный, идеологически окрашенный ужастик про пионерский лагерь. «Сердца Пармы» в магазине не оказалось.

Цены, конечно, в книжном, как ныне модно говорить, ацкие.

Например, мой любимый Поляков обошелся бы мне в 900 и выше рублей – в зависимости от свежести произведения.

 Не менее любимая Виктория Токарева, которую, кстати, еле откопала средь реальной макулатуры, стоила столько же. Они, современные гиганты писательского фронта, достойны такой цены. Хотя при такой ценовой политике мы вряд ли снова станем самой читающей страной в мире: у населения тупо нет средств на покупку книг.

Тут, конечно, самое время вспомнить анекдот про Ленина, который «жене говорил, что пошел к любовнице, любовнице – что пошел к жене. А сам в библиотеку – и читать, читать, читать». Но самый смак-то – читать любимую книгу на собственном диване.

Кто все эти люди?!

Одну меня напрягает то безумное количество людей, которые вдруг обнаружили в себе неодолимую страсть к сочинительству?

Что случилось с теми, кому просто нечего сказать миру, но очень хочется? Почему их прорвало? И понятно ведь, что именно, раз нечего сказать, они «извергают» из себя на бумагу? «Из жизни кошки», «Цепи любви», «Из подвала в генералы», «Жаркие объятья», «Зеленоглазый демон», «Страсть под каблуком» – это все оттуда, с полок книжных магазинов.

И здесь, если подойти к этим полкам с чисто исследовательским, а не читательским интересом, вырисовываются две проблемы – наглость и графомания.

Есть у меня пара знакомых, которым вдруг стрельнуло – они «взялись за перо». И прям не знай, как им сказать: ну, пожалуйста, не надо!

Доходило до смешного. Однажды одна из них где-то нарыла брошюру, рассказывающую о вреде паразитов – всяких мерзких мелких тварях, живущих на человеке и в человеке. Я поинтересовалась, что ее так торкнуло в этой книге, основы которой каждый школьник проходит на уроках биологии? Подняв на меня замутненный от предвкушения взгляд, она прошептала: я ее перепишу, сделаю с картинками и получу хорошие деньги.

Я, как честный человек, засомневалась в перспективах наглого рерайта. Но, как показала жизнь, планы свои по созданию и, главное, продаже книги «Из жизни глистов» моя знакомая осуществила. Что уж там с богатством, не знаю. Но по медучреждениям она ее распихала. Наверное, не за бесплатно.

Вторая проблема – графомания. И, с учетом новоявленных «писателей», самое время задаться простым вопросом: может, графомания – это болезнь? Не случайно же в этом слове есть «мания».

А по-другому не получается объяснить размножившуюся массу бездарей, которые решили писать с утра до ночи. И ведь даже не понимают очевидного: для настоящего писателя самое главное – качество текста. Для графомана – количество. И если в настоящих книгах есть Мысль, то у графомана все сводится к штампам и словоблудию, от которых болят глаза и мозг несчастных читателей.

Один умный человек как-то сказал, что сейчас все кинулись писать книги потому, что эти люди уверены: писательство – самый короткий путь к успеху, славе, богатству. Думаю, он прав. Но хочется спросить: а я при чем?

Когда-то Юрий Олеша – автор «Трех толстяков» – назвал писателей «инженерами человеческих душ». Крылатой эта фраза стала благодаря Сталину, который процитировал Олешу в 1932 году на встрече с советскими писателями.

А всех нынешних писак, заполонивших своими извержениями все пространство, смело можно назвать разрушителями душ.

Вот и получается, что самая читающая страна в мире превратилась в самую пишущую.

И некому организовать «химатаку» на эту плодовитую нечисть.

 

 

Теги: история, творчество, литература

Следите за самым важным и интересным в Telegram-каналеТатмедиа

Нет комментариев